Итак, я подъезжаю к часу. Останавливаю свою машину, выхожу перед воротами и вдруг вижу вдалеке белый джип, который замедляет ход. В машине виднеются две фигурки, одна из них Михаэль, и рядом с ним сидит взрослое красивое существо, которое я не видела примерно семь лет.
Они долго не выходят из машины. Я пытаюсь сдержать эмоции, понимаю, что Михаэль говорит ребенку о том, что я ее бабушка.
С Леей у нас всегда были божественные отношения. Она меня любила настолько сильно, что я не могу передать. У нас была какая-то космическая любовь и связь.
Настя и Михаэль с моей внучкой жили наверху, в большом высоком доме, который мы с Максимилианом строили больше двадцати лет. Мы его так и не достроили, но часть дома была жилой, там все было роскошно и красиво. И вот они обосновались там. Я очень часто приезжала к ним, мы с Леей танцевали, обожали друг друга. Это была такая любовь. Наши крестьяне шушукались и втихаря говорили, мол, вот как интересно, ребенок любит бабушку даже больше, чем маму.
И представьте себе мое удивление, когда из машины медленно выходит взрослый человек. В августе ей исполнилось 15 лет. Мы идем навстречу друг другу, обнимаемся. И происходит чудо. В этих объятиях мы узнаем друг друга через поток энергии, который опять нас связал.
Мы разговариваем. Я приглашаю их поужинать в одном из ресторанов Пойсдорфа, что мы и делаем успешно. Мы проводим совершенно изумительный ужин в тотальном взаимопонимании. Обсуждаем, как так могло случиться, что были перерезаны все возможности общения, все корни. Михаэль говорит, что бывший секретарь Максимилиана, а потом помощница Насти Анне-Лизе сказала неправду, она всегда знала его новый номер телефона и могла бы им поделиться. Вы не представляете, какое количество писем было написано. Но это все уже в прошлом. Мы нашли друг друга, нам было хорошо, мы были счастливы.
И я спросила у Михаэля и у Леи, как они отнесутся к тому, что мы с ней на две-три ночи уедем в Вену, которая была всего лишь в 35 минутах езды от их дома. Посмотрим красивые дворцы, покатаемся в каретах и сделаем все, что захочет Лея.
И все согласились. Я забронировала Grand Lео Hotel в самом центре Вены, рядом со Stephansdom, с кафедральным собором св. Стефана, в лучшей точке города.
На следующий день я забрала Лею, и мы поехали заселяться. Все было очень знаково – половина людей на ресепшене оказались из России. Меня встретила такая любовь, я вам просто передать не могу.
Наш отель находился на самой красивой центральной пешеходной улице города. Она шла от Stephansdom, на который выходили наши окна, до отеля Sacher, где мы останавливалась, когда впервые приехали в Вену с маленьким Митенькой. Я заказала два номера, причем Леин оказался гораздо больше и, честно говоря, лучше. Когда Лея приезжала побыть со мной в этом малюсеньком городке Пойсдорф, я тоже ей заказывала номер, который был лучше и больше моего, и, конечно, девочка от этого балдела.
Начались наши путешествия. Мы делали все, что хотела Лея, купили огромное количество новой одежды и катались в каретах. Хотели поехать в аквариум, по дворцам и в военный музей, но на улице установилась такая жара, 38–40 градусов, что часть планов пришлось отменить. Ходить по раскаленным улицам было просто невозможно. Так что мы передвигались из одной точки в другую, а ближе к вечеру садились в карету.
Каждый день мы делали по два тура в каретах по божественному городу, где так чувствуется имперское начало. С одной стороны, в Вене все монументально: дворцы, огромные парки и бег лошадей по брусчатке – цок-цок-цок-цок. С другой стороны, все уютно. В общем, мы славно тусовались в этих каретах.
Как я уже сказала, недалеко был Sacher, лучший отель в городе, а может быть, даже в мире. Я знала, что там есть очень известный бар, где собирались художники, поэты, аристократы и самые богатые люди. Он малипусенький, обит сине-голубым шелком, весь в золоте. И именно туда я решила привести Лею, потому как жара на улице была такая, что можно было находиться только внутри. Я предусмотрительно позвонила в Sacher и спросила, есть ли у них кондиционеры. Они сказали: «О чем вы говорите, фрау Шелл? Конечно же, у нас есть кондиционеры».
Рядом с этим удивительным кафе располагалась огромная галерея фотографий, где были снимки великих людей: Чарли Чаплина, королевы Элизабет, и там был портрет Максимилиана Шелла.
Я говорю Лее: «Мы идем с тобой в отель Sacher есть торт Sacher». Она говорит: «Я знаю этот торт, дедушка (Максимилиан) всегда привозил его из Вены, я его обожаю». – «Ну и замечательно, значит, мы с тобой идем его есть».
Я внимательно посмотрела на нее – она была в рваных джинсах – и аккуратненько сказала ей:
– Скажи, пожалуйста, а ты бы не хотела сменить одежду? Теперь у тебя такое количество новой…
– Нет, я себя чувствую комфортно.
– Замечательно.
И мы пошли по этой длинной жаркой улице. Там были огромные магазины, роскошные бутики, изумительные кафе, малюсенькие венские кондитерские на первом этаже, все такое аккуратненькое. А венский кофе нельзя сравнить ни с чем на свете! Боже, как он пах, какие вкусные там тортики! Но я решила не отвлекаться на все это, потому что мы шли конкретно в Sacher-отель.
Пока шли, мы встретили бутик «Луи Виттон», а затем красивый, практически двухэтажный и весь застекленный магазин. На его витрине красовался огромный марихуановый лист! Я обалдела. Подумала: что это такое? Они что, здесь траву, что ли, продают в центре Вены? Это же нелегально. Было занятно и интересно, но мы пошли дальше.
Мы приходим в отель Sacher, проходим по этим удивительным лобби, по лаунджам с дворцовыми стенами, обитыми красным шелком. Мы заходим в малюсенькое уютнейшее кафе, где сидит очень специальная публика. Лея сразу же обратила на это внимание. Я считала ее мысли про рваные джинсы, но не сделала никакого замечания, потому что очень любила ее, «до кусочков», как говорят американцы, I loved her to pieces. Готова была целовать ее ручки, ножки, но приходилось вести себя прилично.
Подходит официант. Я все время называю ее young lady («молодая леди») – «молодая леди хочет заказать это, пятое, десятое». Я помню, как Макс любил брать Sacher-гамбургер, он стоил больше 30 евро, но это было так вкусно. Я понимала, что она любит такую еду, и предложила попробовать.
При этом, когда Лея была маленькой девочкой, ей было лет пять, я покупала ей огромнейшее количество ягод, пыталась подсадить ее на здоровую еду, но терпела фиаско. Когда я спрашивала: «Was willst du essen?» («Что ты хочешь поесть?»), она смотрела на меня огромными глазами и говорила: «Wurst» (колбасу). Хорошо. Но вместе с этой ее любимой едой я давала ей чернику и землянику, которые мы покупали или собирали в лесу. И она вдруг на это так подсела! Она сказала: «Ты знаешь, очень вкусно, я буду есть мюсли с ягодами на завтрак». Господи, как же я была счастлива!
Итак, мы в Sacher, все великолепно. Изумительная температура воздуха. Нам принесли торт. Мы просидели там три часа. Было так уютно, так комфортно, очень тихо. Там было четыре столика максимум по три человека, за которыми люди разговаривали вполголоса. Поэтому мы могли, как говорится, talk about what we didn't have time to talk about during those lost years when we didn't meet («проговорить то, что мы не успели проговорить за те потерянные годы, когда мы не встречались»).
Как же я была счастлива, что обрела эту потрясающую девочку. Боже, как же я ее люблю! Она такая деликатная, воспитанная, скромная, она все время вставала, всегда мне подавала руку, пыталась помочь. Я не знаю, кто ее так воспитал. Это было так красиво. Мне хотелось плакать, но я не могла себе этого позволить, я держала себя в форме. Ошеломленные всеми этими событиями и счастливые, вечером мы опять поехали кататься в карете.
И после наслаждения этим божественным дворцовым городом я спросила ее: «Что ты хочешь делать?» Она сказала: «Я хочу к себе в комнату».
Было еще не так поздно. Проводив Лею, я пришла к себе в комнату и подумала: «А что же мне делать? Было бы замечательно пойти на прогулку по городу». Температура наконец опустилась, и было где-то 2829 градусов.
Я выхожу и опять иду по этой улице, перехожу с нее на маленькие улочки, на площади, где расположены бутики, где все сияет и звенит. И вот опять появляется этот марихуановый магазин. Я думаю: «Надо зайти. Я не верю, что это легально».
Захожу. Там огромные прилавки, и на витрине разные сорта травы, какие-то пакетики. Мне становится очень интересно. Я похожу. Говорю: «Скажите, пожалуйста, а разве это легально?» Они улыбаются мне, молодой парень и молодая девчонка, и говорят: «Конечно же нет». Я говорю: «Простите, если „конечно нет“, то как это возможно, что у вас один из самых красивых магазинов Вены?» Они говорят: «Не знаем как. Но знаем, что зарабатываем огромные деньги».
И мне пришлось рассказать им интересную историю, как я принимала участие в легализации марихуаны в Америке в 1998 году (за что тогда можно было пойти на 20 лет в тюрьму). Это называлось proposition 215, речь именно о медицинской марихуане. Закон гласил, что если человек болен раком или у него СПИД, то у него есть право иметь дома два растения исключительно для своего собственного пользования.
Я прониклась этой идеей настолько, что мне дали кликуху Зеленая Королева. Правда, то, что сейчас происходит в Лос-Анджелесе и вообще во всех штатах Америки, это, конечно, кошмар. Обдолбанные пожилые люди, старушки, которые заявляют: «Зачем нам ехать в Лас-Вегас? Мы сделали две затяжки, у нас и Лас-Вегас, и океан под носом, все что угодно – в наших мечтаниях». Это все, конечно, очень смешно. Но не думаю, что такая легализация, когда почти из каждой машины воняет травой, – это здорово.
Итак, я рассказываю эту маленькую историю, они проникаются ко мне сумасшедшим уважением, обступают меня. Я для них Зеленая Королева. Они говорят: «Мы вам хотим сделать подарок, возьмите, пожалуйста, это и это». Я говорю: «Вы с ума сошли? Я ничего не принимаю». I'm as clean as a whistle («Я чиста, как свисток»), как говорят в Америке. Я чистейший организм, я ничего такого не ем, ничего не пью, ничего не курю. Я просто чистейший-чистейший организм. Вот. Мне было просто очень интересно.