ведения? Ты художник, ты без этого не можешь».
Я очень переживала, Кирилл тоже переживал. Он часто даже оставался ночевать у меня в квартире. Одно время, я помню, я просто его поселила жить в Доме на набережной. Кирюша там жил долго, не могу сказать, сколько, но долго. Потом уже, помню, когда они были с Юлей, они приезжали ко мне с маленьким ребенком. Это было, конечно, совершенно потрясающе. Это было так смешно. Но больше всего я сходила с ума, когда он начинал ребенка шестимесячного крутить над головой, как вертолет. Я говорю: «Ты что, сумасшедший? У него вывихнутся все ручки, не делай этого». А он смеялся, говорил: «Это его закалка. Он такой, он рыцарь, он будет таким». Так что Кирюша – это изумительно.
Когда приезжал мой сын, этих двух разорвать было невозможно. Они пробирались каким-то образом в квартиру моей бабушки за стеной, там была отдельная комната, в которой иногда жил Митя, если у меня ему почему-то не хотелось. И они начинали играть на гитарах. Очень часто Кирилл врывался ко мне, как ненормальный, в квартиру и говорил про Митю: «Он гений, он гений! Ты понимаешь, он такой распи… яй, что у него на гитаре всего лишь две струны, Наташа, ты понимаешь? Но он на двух струнах играет как на полноценной гитаре». Это было, конечно, восхитительно. Эти двое тоже ходили как шерочка с машерочкой.
Но я все-таки хотела бы вернуться к нашей встрече в 2018 году. Как только я прилетела в Москву, тут же позвонила ему. Мы с ним встретились в «Москва-Сити» в каком-то ресторанчике. Я обратила внимание на его дреды. Его дреды волоклись по земле. Такого зрелища я еще никогда не видела.
Я благодарна Кириллу за то, что он пришел на одно из моих ток-шоу. Он человек очень деликатный, очень умный и очень образованный. Он учился с Димитрием в одном месте, в Швейцарии, потом в Лондоне, практически в совершенстве владел английским языком. И поэтому у нас был проект попробовать его все-таки за границей. Я наводила справки, подготовила серьезных менеджеров к его приезду, а он начал записывать музыку и свои музыкальные произведения на английском языке. Это было замечательно.
Когда он пришел ко мне на шоу, это была сенсация. Он ушел от всех, семь лет не появлялся ни в прессе, ни на телевидении, и когда мы сообщили, что на шоу будет присутствовать Кирилл Толмацкий, нам никто не поверил. Он говорил очень деликатно, никого не обижая. Он был настолько мудр, недаром часто смеялся над собой и говорил: «Ну, сейчас в газетах опять напишут с издевкой, что этот старый раввин с дредами пришел, начал всех поучать». Он к себе относился с диким юмором всегда. Вот я тоже всегда отношусь к себе с сарказмом и юмором. Видимо, поэтому для него Кирилл и Децл – это отдельные вещи, как для меня Наташа и Наталья Андрейченко. Последняя – продукт, который я создала. Это мы с ним понимали, видимо, это нас с ним удивительнейшим образом объединяло.
И вот Кирюша… Почему вода? Почему я об этом думаю? Вдруг он приходит ко мне с предложением сделать новую версию «Мэри Поппинс». То есть освежить ее: немного техно, немного другого звука. Я сразу это услышала. Я сразу это поняла. Но тут же история у нас с Максимом Исаковичем Дунаевским. Вы понимаете, это написано в качестве симфонической музыки. Но Кирюша был прав. Он сказал: «Это даст новое дыхание. Это сейчас забомбится во всех ночных клубах, это будет новое рождение».
Ой, как это было непросто – разговаривать с Максимом Дунаевским на эту тему. Я провела долгие переговоры. Сначала он категорически сказал нет, я продолжала ему звонить и продолжала с ним разговаривать. Я говорила ему: «Максюшенька, любимый, ну что ты теряешь, объясни мне, пожалуйста, каждую секунду мы будем тебе приносить материал на одобрение. Мы же не собираемся сделать и выскочить как самозванцы. Нет. Все под твоим великим гением и контролем. Ну помоги, пожалуйста, осуществить мечту. Ну почему не дать второе дыхание великому симфоническому музыкальному произведению? Пусть это случится».
И где-то на третий раз переговоров Максим сказал: «Да, я согласен. Делитесь». Боже мой, мы были так счастливы, бросились в эту работу. Она продолжалась кусочками. Мы опять работали, он записывал уже произведения на английском языке, присутствовал все время Димитрий на другом конце провода, из Швейцарии, и как-то вот этот момент слияния произошел опять.
Но работа моя закончилась в 2018 году, я в России пробыла ровно восемь месяцев, и мне надо было ехать делать дела, и в частности дела Кирюши. Мне надо было лететь в Лос-Анджелес, где я нашла очень заинтересованных людей и менеджеров для подготовки его появления там.
Потом начался 2019 год. А затем случилось… Все знают, что случилось. Кирюша нас покинул. Никогда не забуду свое чувство, свое первое чувство. Когда мы только встретились, такие счастливые, и сидели в этом маленьком ресторанчике в «Москва-Сити», мне уже тогда показалось, что он очень устал. Он был такой мудрый-мудрый, взрослый и даже, я бы сказала, такой старый мудрец. Он был готов к отходу, как ни странно. Он уже стал мудрецом. И когда я общалась с его мамочкой, изумительнейшей Ириной, она мне призналась в том, что на Новый год, уже незадолго до его ухода, он вдруг ей сказал: «Мама, ты знаешь, я так устал. Я больше не могу».
И, конечно, когда это случилось, истерики моего сына было остановить просто невозможно, потому что Кирилл хотел с семьей лететь во Францию, купил билеты, и его не выпустили, потому что у него не было оплачено электричество. Он такой человек скромно-гордый, я думаю, мы с ним поэтому тоже родственные души. Я никогда не могу попросить, вот вроде такая смелая, но на самом деле в душе – маленькая девочка Наташа, которая никогда в жизни не может у человека попросить помощи. Вот так и Кирюша. Он не мог попросить помощи. И Митя до этого не допер. И когда за неуплату электричества их всех вернули обратно, Митя говорит: «Боже мой, какой я идиот, когда он мне рассказывал эту историю, как я не допер, что человеку нужна помощь, а у меня там стоит целое поместье Шеллов, никто там не живет в Альпах, несколько домов, пусть бы ехал туда с семьей, жил бы там, сколько хочется, создавал бы свои великолепные музыкальные произведения, Господи, какой я козел.» Он простить себе этой ситуации никак не мог.
И вот, возвращаясь к волнам: самые интересные идеи новой версии Мэри Поппинс создавались, когда я сидела глубокой ночью на своем балконе, по-моему, это был седьмой этаж, в Адлере, а Кирюша был в Москве, в это время он находился в студии, и мы с ним зависали на телефоне часа по три, создавая новую версию величайшего произведения. Спасибо большое Максиму Дунаевскому за это. Так что вот такие мысли навеяло на меня сегодня мое Карибское море. Благодарю.
Сегодня день зимнего солнцестояния, самый мощный день. И надо повторять молитву: «Богатства Бога находятся сейчас в обращении в моей жизни. Его богатства текут ко мне неиссякаемым потоком, я бесконечно благодарна за мое нынешнее благосостояние и за все Его дары».
28. Я вспомнила, кто я есть
Я – точка Осознанности в бесконечном потоке сознания, принявшая краткое воплощение в этой реальности в образе Натальи Андрейченко, переживающей новый опыт.
Что есть учение, истина, опыт, очищение? Многие люди познают истину, читая великолепные книги. Или они занимаются с учителями, которые им помогают в этом познании. Но ведь многие из них просто начитались книг и думают, что они уже все знают, прямо-таки стали гуру… Почему-то таких у меня в доме появляется много.
Так вот – это знание из учебников, оно всегда переработанное. Предположим, печатают мою любимую Елену Ивановну Рерих или не менее любимую Елену Блаватскую, сначала настоящий текст перерабатывается, потом кто-то что-то добавляет… при издании книг часто используется концептуальный подход, подвергающий иногда корректировке и содержание, и форму. В результате человек, прочитав, думает, что он знает истинные мысли создателя, думает, что он такой весь из себя духовный, а на самом деле постижение истины, выход к Богу, в духовность, легкость дается только через опыт – мордой об асфальт – затем чудовищная боль – осмысление.
Возьмем меня: у меня было это жесткое состояние страха перед собственной матерью, я чувствовала ее железные тиски, ее нелюбовь и ревность ко мне – еще маленькому ребенку, которого она никогда не хотела, пыталась от него избавиться разными способами, бросила трехмесячную девочку на руки бабушке и потом терроризировала всю жизнь. Это боль, да!
Очень часто Господь тебя защищает, а ты думаешь, что это плохо. Что плохо? Что мама меня отправляет в старших классах в МГУ и я практически экстерном оканчиваю филологический факультет? Да, тогда бедному ребенку приходилось добираться домой на электричке, но сейчас, когда рождается книга, мне не так сложно, потому что у меня есть образование. А в те годы это воспринималось иначе.
Куда от этого тирана бежать? Как куда? В музыкальную школу. Там меня все любят, там меня все уважают. Там меня считают почти гением, потому что я играю Баха, Вивальди и Гайдна как никто другой.
Опять тиски. Боже мой, куда? В балетную школу. И ты там исчезаешь. Надо бегом, надо бежать. Заканчивать спектакли, которые я ставила в школе! А куда бежать дальше? Куда???
К зеркалу. К отражению. Вот там была та Наташа, которая настоящая, которую я хотела знать, видеть и развивать. Вот там было мое спасение, свобода и любовь.
Мне отказали в Щепкинском училище, дав под задницу! Так же, как и урок папы: «…уходи, не выпендривайся, не твое это, ты другая» (это когда я надела на его похороны выпендрежные очки и потеряла их у него в гробу). На прослушивание в Щепкинское я накрасилась, приперлась и стала читать «Мартышка и очки». Так я и была мартышкой! Когда я это поняла, осознала и хотела остановиться, уже прозвучало: «Спасибо вам большое, покиньте аудиторию».
И это опять была боль. Я плакала. А потом взяла и смыла всю краску с лица, заплела длинную косу, отказалась от всей косметики, которую я по сей день ненавижу. (Обожаю английское выражение to wear make-up – носить макияж, это действительно надо носить, испытание какое-то… Ой! Я это ненавидела.) Я все смыла, очистилась и уже во ВГИКе стояла простой русской девушкой с длинной косой, такая, как я есть. Я принесла им Наташу. И меня взяли.