Эльрику этого едва хватило, чтоб не умереть.
Ринальдо открыл дверь. Не запертую. В чем Роджер прав, так это в том, что не всем гостям стоит просто кричать: «Открыто!» Кого-то нужно приглашать. Осмотрительно. Соблюдая правила.
— Добрый вечер, Вольф. Входи, будь гостем.
Вольф взглянул на него диковато, то ли все еще не здесь, то ли… вообще не здесь. Ну, и как объяснять этому эльфу, что взлом базы данных — дело противозаконное, подсудное и категорически неодобряемое? Проблема была не в том, чтобы объяснить — будучи проректором по социальной работе, Ринальдо имел дело с куда более сложными случаями, с куда более серьезными нарушениями и куда менее вменяемыми собеседниками…
Насчет последнего он сейчас засомневался.
Проблема была не в объяснениях, а в том, что Вольф и сам прекрасно знал, что нарушил закон, но — и это существенно осложняло дело — на его совести было слишком много нарушений закона, не сравнимых с этим. Даже близко не стоявших.
— Входи, — повторил Ринальдо.
— Я попробую по порядку, — Вольф перешагнул порог. — О прорывах Инферно на полюсах вы знаете. Должны знать. Информация засекречена, но не от вас же…
Сволочь кувыркнулся на насесте и растопырил крылья:
— Нролле хасгарх! — заорал он. — Шкирш эльфе тийсашкирх! Тешер штез, арат!
Вольф сбился и бросил на попугая такой укоризненный взгляд, что тот мгновенно умолк. Сложил крылья, прижал хохолок и забормотал, смущаясь:
— Хорроший, хорроший, оррешки, ррадость…
— Отдам безвозмездно! — воспрянул Роджер, — отличный попугай. Послушный. Ест мало, — он настолько вдохновился идеей избавиться от Сволочи, что даже забыл о серьезности собравшего их повода. — Говорящий, кстати.
— Я вижу, — Вольф кивнул. — Слышу. Здравствуйте, доктор Тройни. Ринальдо… — он коротко, натянуто улыбнулся. — Синдром Деваля не просто совпадает по времени с инфернальными прорывами, он связан с ними.
Синдром Деваля проявлялся во время прорывов на полюсах. Силовых полюсах, не географических. Точки выхода располагались в недоступном ни для людей, ни для нелюдей Орочьем лесу и в джунглях Харара. Джунгли для людей были доступны, но только теоретически. Экспедиции оттуда не возвращались с такой регулярностью, что все попытки исследовать леса Харара были прекращены и возобновились лишь пятьдесят лет назад, когда Хараром стал править Эльрик. Совпадения по времени между прорывами и вспышками синдрома установили относительно недавно, пять прорывов назад, чуть больше шестисот лет. Но никакой другой связи выявить не удалось. Попытки защитить людей от воздействия инферналов успеха не имели за отсутствием воздействия.
— К инфернальному излучению примешано некротическое, — кундарб Роджера, потерявшийся где-то среди заваливших диван книг, ожил, и над диваном развернулась проекция рабочего стола. — Можно? — спохватился Вольф.
— У Даргуса ты не спрашивал, — пробурчал Роджер.
Вольф, естественно, счел это разрешением. Достойный ученик Эльрика. Правда, с вежливостью еще не окончательно распрощался.
— Вот так выглядит чистая инфернальная энергия, — из кундарба забил фонтан тьмы, настолько черной, настолько тяжелой и беспросветной, что на нее не хотелось даже смотреть. Эта тьма засасывала все краски, самый воздух, взгляд притягивало к ней, как тянет металлическую стружку к магниту. Только магнит не поглощает притянутое, оставляет блестеть на поверхности.
— А та, что вырывается на полюсах, вот такая.
Цвет не изменился… Не было там никакого цвета, чему меняться-то?
Или все-таки?..
Едва-уловимые сине-зеленые всполохи прорывались сквозь непроглядную тьму. Иллюзия? Взгляд переутомлен попытками оторваться от засасывающей черной бездны? Ясно, что нет. Это Вольф добавил красок, чтобы показать, в чем разница между чистой инфернальной силой и той, что хлещет в тварный мир во время прорывов.
— Разница настолько несущественная, что приборы ее просто не фиксируют. В цветах она отчетливей, но люди магию не видят, эльфы не изучают прорывы, а шефанго… Эльрик сказал, им на такое даже смотреть нельзя, и они об этом знают.
— Если разница несущественная, — заметил Ринальдо, — значит некротической энергии выделяется пренебрежимо мало.
— Зато она усваивается лучше, чем обычная. А, да, обычная выглядит вот так, — черный фонтан исчез, его место заняло переливающееся темно-синее марево, — это то, что рассеяно повсюду. Видите разницу?
Изображение превратилось в четыре поля разных оттенков. Непроглядно-черное, черное с сине-зеленым, темно-синее и сине-зеленое. Под каждым появились строчки чисел. Куда более привычная запись параметров излучения, чем палитра. Эльфы и шефанго тоже пользуются числами, но и палитрой никогда не пренебрегают. Им удобнее сочетать оба способа.
Черное — излучение Ифэренн. В числах оно выглядит куда приятнее, чем в цветах. Черно-зелено-синее — излучение прорывов. Темно-синее — некротическая энергия. А эта синева с зелеными сполохами?
— Посмертные дары, — сказал Вольф. — Так они выглядят, когда я пропускаю их через себя.
— Хочешь сказать, прорывы излучают некротическую энергию, уже подготовленную для использования людьми?
— Кем угодно. Людьми, нелюдями, любыми живыми созданиями. Использовать можно и обычную, люди делают это рефлекторно, но то, что проходит через фильтр… через меня… гораздо эффективней. И оно влияет… посмертные дары влияют на психику, это я знаю точно, наблюдал много лет. Все душевнобольные пациенты нашей клиники… вашей, — Вольф взглянул на Роджера, тот закатил глаза, — были нездоровы или получили травмы непосредственно перед тем, как сошли с ума. Они лечились посмертными дарами из прорыва, сами об этом не подозревая. Теперь о вампирах, — Вольф посмотрел на Ринальдо так, будто тот лично нес ответственность за то, что вампиры существуют, — количество вурдалаков во время инфернальных прорывов растет не потому, что вампиры чаще пытаются создавать потомков…
Он замолчал. Проекция над диваном погасла. После паузы, Вольф произнес тихо и неуверенно:
— Афат. Так они это называют. Дать афат. Стать ратуном. Создать най. И это явно не то, о чем я сейчас должен думать. Вурдалаки, — он резко выдохнул, тряхнул головой, — это не те, из кого хотели сделать… най. Потомков. Это те, кого хотели убить. Съесть целиком. В обычных обстоятельствах, от убитых вампирами живых остаются обескровленные трупы. Но во время инфернальных прорывов…
— Посмертные дары не дают жертвам умереть до конца, но и не возвращают к жизни полностью, — продолжил Ринальдо, видя, что Вольфу почему-то все труднее даются объяснения, — превращают в безумцев-людоедов.
— А инфернальное воздействие добавляет им силы и прочности, — поддержал Роджер. — Господин фон Рауб, у вас все в порядке?
— У меня вообще ничего не в порядке, — Вольф отступил к дверям, — накопители некротической энергии защищают от посмертных даров, поглощают их. Разместить накопительные устройства во всех клиниках, и те, кто страдает от синдрома Деваля, точно вылечатся. Остальные — хрен там, остальных нужно традиционными методами лечить.
— И куда же вы собрались, если у вас ничего не в порядке? — Роджер гнул свою линию. Он молодец, конечно, настоящий врач, и про врачебный долг всегда помнит, но пытаться остановить Вольфа, когда тот не в себе — все равно, что пытаться остановить Эльрика.
— Обратно. На Буровую. Князь мне мозги вправит. Ринальдо, акулы бы с ним, с лечением, — вот-вот, это и называется «не в себе». Маскировка летит к чертям, из-под человеческого образа рвется нелюдь. Очень симпатичный и крайне талантливый, но Роджеру, определенно, не стоит пока с ним встречаться. — Не в этом главное. Я, кажется, знаю, как использовать инфернальное излучение в здешней энергетике, знаю, как сделать трансформаторы. Надо только… подумать. Немного.
Шаг назад. Прямо сквозь закрытую дверь. Вновь волна вдохновляющей силы, мгновенный блеск звезд в прозрачной пустоте.
И все.
Тишина в заставленной книгами квартире. Умиротворяющий шелест деревьев за окнами. Только Сволочь тихонько бубнит с насеста:
— Хорроший, оррешки, вуррдалак.
— А скажи-ка мне, дорогой друг, — Роджер поднял бутылку с водкой, посмотрел сквозь нее на свет, потом разлил водку по рюмкам, — когда ты говорил «мы в его возрасте», ты имел в виду годы или навигации?
Ринальдо принял независимый вид.
— Он еще не выучил правила оформления научных работ.
— Да насрать мне на правила. Парень прискакал, слил нам открытие тысячелетия без претензий на авторство, и умчался в межзвездную пустоту. Ну, так, мне Дарний лично сказал, что он гений, от гениев я меньшего и не жду. Так годы или навигации?
— Я вообще не понимаю…
— Все ты понимаешь. Эта птица, — Роджер сделал рюмкой жест в сторону Сволочи, — вспоминает зароллаш, только когда видит шефанго. Чистокровных шефанго. Генетических. И Лейдер тоже считает, что фон Рауб — шефанго. А я вдруг вспомнил, что Лейдер в таких вопросах не ошибается. Лейдер гений. Это я и без Дарния знаю. Так сколько лет твоему мальчику? Шестьдесят или двенадцать?
— Ну, не двенадцать. Биология-то у него человеческая. Почти. Кровь красная. С людьми генетически совместим. Ума, опять же, как у взрослого.
— Магией не владеет даже на детсадовском уровне. Потому что еще не дорос до магии, — не так-то просто было сбить Роджера Тройни с выбранной темы. — Итак, Вольф фон Рауб — шефанго, которому еще нет и двадцати, и ты об этом знал, но не сказал мне ни слова. Что за хрень тут творится, профессор де Фокс?
— Это не моя тайна.
— Ах, так это тайна! Сволочь, как видишь, ничего таинственного в фон Раубе не обнаружил. Обругал его, как любого другого шефанго, и заткнулся только потому, что парень оказался способен заткнуть даже эту проклятую богами птицу.
— Шефанго ничего такого не умеют.
— Биология-то человеческая, — доктор Тройни превратился в живое воплощение сарказма. — Рассказывай, что еще учинил твой братец, и как ему это удалось. Можешь начать с того, что настоящее имя фон Рауба — де Фокс, хотя об этом я уже и сам догадался.