— И что? — спросил Зверь.
— И правда, — поддержал Быстрай. — Вот радость-то, правителем быть.
По глазам шефанго не понять, куда они смотрят, но, кажется, Эльрик обвел их обоих взглядом, полным бесконечного терпения.
Спрашивать у него, отдал бы он сам душу за власть, было невежливо. Во-первых, нет, не отдал бы. Он всегда брал власть, а не покупал. Во-вторых, он отдал душу за месть, а это еще глупее.
Но Эльрик, в отличие от них с Быстраем, всё знал о том, каково быть правителем и зачем это нужно. И если он считает, что власть стоит души, значит, так оно и есть.
Думать о том, что Чольфо хоть в чем-то похож на Князя, было мерзко и неестественно, так что Зверь выкинул эту мысль из головы.
— Так у тебя теперь есть вторая душа? — поинтересовался Быстрай, поняв, что от Эльрика ответа не дождется.
— Норт, — буркнул Зверь. Слово на зароллаше, означающее сразу и отрицание, и отсутствие, и невозможность, подходило здесь лучше обычного «нет».
— Г’рре шлиссер[15], — прокомментировал Эльрик.
Спрашивается, откуда он успел об этом узнать? Все время был на связи с Теодором?
— Ничего я не продолбал! Куда мне вторую душу, если я не демон, а человек? Вся конспирация к черту.
— Плохо тебя Даргус учит, — Эльрик скептически выгнул бровь.
Вот гад зубастый!
Профессор Даргус учил очень даже хорошо. И о том, что владеть чужой душой — совсем не то же самое, что иметь две души, Зверь прекрасно знал. Двоедушцы бросаются в глаза, они большая редкость, у них много интересных, до сих пор не изученных способностей, и они не очень-то охотно позволяют себя исследовать. Сразу начинаются разговоры о дискриминации, и это если повезет, а не повезет, так могут и в зубы дать. Души же, оказавшиеся во владении демона или инфернала, стороннему наблюдателю не видны, как не виден чужой банковский счет или количество зубных щеток в ванной. Про счет или щетки можно навести справки, а про души — нет. Прайваси. Сугубо личная информация.
Оставь он душу Тауны себе, никто не заподозрил бы в нем демона, потому что никто бы эту душу не увидел.
Но зачем она? Бесконечный источник энергии — дело, конечно, полезное, однако в его распоряжении уже был один такой — вечный круговорот жизни и смерти, неисчерпаемый кладезь посмертных даров. Пользоваться им было нельзя, чтоб не выдать себя агентам Ифэренн, но наличия источника это не отменяло. А если один есть, второй не нужен.
— Не могу понять, это еще рациональность или уже нет, — признался Быстрай. — Вроде, две бутылки лучше, чем одна. Но если бутылка бесконечная, зачем вторая? Но две лучше, чем одна… — он махнул рукой. — Когда ты майор, с тобой как-то попроще, чем, когда ты доктор. Слушай, а с чего они взяли, что ты демон? Эльрик тебя от кровников прячет, даже магией пользоваться не велел, а тут какая-то девчонка с другого конца света, и вдруг всё знает.
— То, что я демон — не секрет. Это информация для внутреннего пользования, но не бог весть какая тайна. Когда я… когда мы… — Зверь взглянул на Эльрика, живого и полностью довольного жизнью. Тот растянул губы в улыбке:
— Когда Волк меня сюда притащил, вошел в мир с Дороги, он тратил на меня свои демонические силы и светился как метеор. Его все увидели, кому надо и кому не надо. Не все поняли, что именно увидели, но Чольфо и Фатур — инферналисты, им сразу ясно стало, что на Этеру появился демон, каких ни в одном каталоге нет.
— А есть каталоги? — усомнился Быстрай.
Зверь кивнул:
— Мы их сами и составляем.
— Из трех сильнейших в мире инфернологов, двое — демоны. — Эльрик покачал головой, — иногда я сомневаюсь, действительно ли это смешно.
— Это нормально, — заверил Зверь. — Сомневаться нормально, и то, что мы демоны — тоже.
— Ну, ясное дело. Был бы я демоном, я бы тоже так говорил.
— Так шефанго же и так… — Быстрай взялся за бутылку, — ну вас всех к акулам, я тут один — человек, и я с вами рехнусь. Если все знают, что Волк демон, то что тогда секрет?
— То, что он демон. Совершенно конкретный демон. Их таких всего двое на весь Сиенур, а Волк, вообще, один-единственный. И его родственникам нужен не абы кто, а именно он, поэтому мы и скрываем его личность. Ну, и для верности он притворяется человеком.
— Хреново получается.
— Что есть, то есть, — Эльрик развел руками.
— Я стараюсь, — Зверю стало ясно, что заступаться за себя придется самому, — обстоятельства против.
Эльрик помрачнел. Достал трубку и начал набивать ее, неторопливо, сосредоточенно.
Он не верил в обстоятельства, не верил в случайности. Он знал, что у Зверя есть судьба, и, кажется, знал, хоть и не говорил об этом, что судьбы не избежать, как ни старайся. Ну, так, Зверь собирался постараться как следует. Хотя бы для того, чтоб доказать, что ничего не предопределено, и что дар провидца — не проклятие, и… ну, просто, чтобы быть с Эльриком всегда. Потому что без него все равно никак. Если без него, то и душа не нужна.
— А они с Даргусом не одинаковые? — Быстрай дождался, пока трубка будет раскурена, и поставил перед учителем заново наполненный стакан. — Может, подсунуть волчьим родичам Даргуса? Он там всех быстренько задолбает так, что зарекутся связываться, а мы тут какое-то время без него поживем. Всем лучше станет.
— Ты в Даргуса, я смотрю, сильнее, чем я веришь, — отметил Эльрик без эмоций.
— Я про него от тебя наслушался.
— Он демон. А Волк — ангел. Его ни с кем не спутаешь. Нет морали, знаешь. Это бросается в глаза.
— Добро от зла не отличает? Это Волк-то? Да ладно! — Быстрай ухмыльнулся. — Различает получше нас, ты б знал, какой он бывает нудный.
— Почему нельзя убивать, а, Быстрай? — Эльрик окутался клубами ароматного дыма. — Ты знаешь?
— С чего это вдруг нельзя? Кого-то очень даже можно убивать. А кого-то прямо даже нужно.
— Ты различаешь. Знаешь, когда можно, а когда нельзя, знаешь, когда убивать хорошо, а когда плохо. А Волк, — Эльрик протянул руку, взъерошил Зверю волосы, улыбнулся, показав острия клыков, — понятия об этом не имеет. Он выучил правило, объясняющее нерациональность убийства, и следует ему, как множеству других. Следует головой, а не сердцем. И убийство — лишь один из примеров. Но мы его любим не только за это.
— Я обещал профессору, что не буду убивать людей, — неожиданно для себя сказал Зверь. — Это глупо.
Эльрик повернулся к нему. Быстрай тоже.
— Глупо, — подтвердил Эльрик. — Очень неразумно.
Быстрай смотрел.
Он на глазах превратился из простоватого красавца-генерала в тысячелетнего бессмертного Мечника. И взгляд его был… таким же, как у Эльрика, если б по глазам Эльрика можно было хоть что-то понять.
— Кажется… — Зверь подбирал слова, хотя с этими двумя можно было и не затрудняться точными формулировками, — это хорошо. Глупое не может быть хорошим, но я думаю, что это хорошо. Это необъяснимо. Значит, это то, чего я не могу понять. А то, чего я не могу понять, всегда касается морали.
— Ненавижу Даргуса, — Эльрик затянулся дымом. — Терпеть не могу этого упыря. Не знаю, что он сделал, но это начало твоего грехопадения.
ГЛАВА 7
«Вот, разделя с самим собой
Свечей прохладный свет,
Сенсей ведет последний бой,
Забыв, что смерти нет.
…Но, глупый замысел планет
Ломая на века,
Неотвратимо свистнет смерть
В руках ученика…»
Даргус не признавал кундарбов и шонээ, презирал университетскую сеть, игнорировал существование сети глобальной, а заодно и зораскан — видеотрансляцию новостей, фильмов, развлекательных программ и разной другой ерунды.
Ринальдо считал, что без зораскана разумное население вселенной вполне обошлось бы, но все остальное, начиная с кундарбов и заканчивая глобальной сетью, было необходимым условием существования и развития цивилизации. Даргус же, скорее всего, полагал существование и развитие цивилизации излишним и раздражающим явлением.
В общем, вместо того, чтобы связываться по шонээ или по сети, он присылал записки. Писал чернилами из естественных красителей на натуральной бумаге. Такая бумага использовалась только для книг — она сохраняла материальность бессрочно, не исчезала по прошествии нескольких часов или суток. Ринальдо, получив записку от Даргуса, бросал ее на столе, бессознательно ожидая, что к вечеру само рассосется. Находил на следующий день там, где бросил, и раздражался. Еще сильнее раздражался, обнаружив записку на прежнем месте день спустя. Через неделю он уже видеть не мог проклятый листочек, и, поминая акул и кальмаров, выкидывал его в утилизатор.
Мелочь. Маленькая, бесящая мелочь. Десять таких превращаются в маленькую, бесящую неприятность. Десять маленьких бесящих неприятностей становятся одной заметной проблемой. Ну, а Даргус являл собой конгломерат бесящих мелочей, бесящих неприятностей, заметных проблем, проблем серьезных, и гармонично развивался во всех направлениях.
Сегодня Даргус прислал записку с предложением встретиться. Причем не на нейтральной территории, а на кафедре инфернологии и не-мертвых состояний. Не то место, знаете ли, куда можно прийти на чай с бутылочкой коньяка, и в дружественной обстановке поговорить о проблемах университета или перспективах особо талантливых студентов (талантливые студенты чаще всего и были основными проблемами университета).
С другой стороны, если уж Даргус добровольно зовет постороннего на свою кафедру, значит, вопрос из тех, которые можно обсуждать только там. Что-нибудь, требующее наглядной демонстрации… чего? К кому адресовался Даргус, к проректору по социальным вопросам или к декану факультета ментальной магии? В первом случае речь должна была пойти о ком-нибудь из кафедральных аспирантов, обнаружившем опасные способности и нуждающемся в особых условиях для их развития. Во втором — о чем-то, входящем в сферу интересов как инфернологов, так и ментальщиков, и требующем исследований с обеих сторон.