В шутке была лишь доля шутки.
Никто из готов, конечно, не нарушил бы присягу и не стал бы менять подданство лишь оттого, что чуть ближе познакомился с королем Харара, однако исключительно из преданности и любви к своей стране. Сюзерен же проигрывал Эльрику по всем пунктам во всех отношениях. Готский император не снискал среди подданных ни любви, ни уважения. Так уж сложилось.
Зверь не задумывался ни о причинах такого отношения, ни о возможных последствиях до марта этого года, когда Эльрик, сам того не желая, предрек империи скорую и насильственную смену власти.
Сам он, может, уже и думать об этом забыл, а Зверь пятый месяц прислушивался и присматривался ко всему, что касалось императора и его взаимодействия с подданными. Он предпочел бы загодя узнать начале беспорядков, чтобы подготовиться к ним и подготовить новую группу. Государственные перевороты, увы, всегда касаются военных, а Зверь предпочел бы уберечь от проблем своих Кукушат, и нынешних, и тех, которым только предстояло стать его учениками. Тем более что среди новых была Инга фон Хасте, дочь Рейка фон Хасте, одного из пятерых палатинов империи, а палатины будут задействованы в перевороте, в любом случае, независимо от того, чью сторону они примут.
В ближайшее время, впрочем, беспорядков в империи можно было не ждать. Не то, чтоб ничто не предвещало беды, но звоночки были тихими, если не прислушиваться — почти неслышными. А впереди ожидали два месяца каникул в Шарни, последние дни существования кукушачьей эскадрильи, как единого целого.
Дюжина Кукушат уничтожает инструктора вместе с машиной примерно за дюжину секунд. К концу четвертого года обучения это стало правилом без исключений, несмотря на то, что Зверь использовал против учеников все свои и Блудницы навыки и естественные, и сверхъестественные. Инструктор с двумя Кукушатами-ведомыми рвет оставшуюся десятку в клочки примерно за десять секунд. Это тоже пока оставалось правилом, и в соразмерности количества секунд количеству противников Зверь находил определенную гармонию.
А, вообще, летние каникулы девятитысячного года были гармоничны во всем. Для Кукушат ценностью был каждый день. Они и раньше держались за каждую минуту, не тратили время зря, учились, учились и учились, лишь изредка наведываясь домой, повидаться с родителями, но последнее лето все равно стало особенным. Дни теперь были дороги не только возможностью узнать что-то новое или улучшить старые навыки, но и тем, что близилась неизбежная разлука.
Суровые готские парни, чуждые сантиментам…
А машину вместе с инструктором все равно — за двенадцать секунд, хоть ты наизнанку вывернись.
В этот день улетели воевать на орбиту. Поделились по жребию — кому быть ведомыми Блудницы, кому — разбиться на пары и в очередной раз попробовать найти идеальную тактику для победы над идеальным противником. Атаку Кукушат возглавил Нойер Тилге, и отлично, надо сказать, возглавил. Он всегда уделял много внимания отработке скоростных навыков, целью-то был «прыжок», а к нему можно прийти, только прорвавшись через ограничивающие скорость законы физики. Сегодня Тилге летал уже на самой границе между законами и полным беззаконием; ведомый и четыре оставшиеся двойки, готовые к тому, что не смогут угнаться за командиром, поддерживали его дружным огнем. Слаженно. Кучно. Залюбуешься!
Зверь бы любовался, если б ему и его ведомым оставили на это хоть долю секунды. Двойки следовало разобрать на кусочки, но умница-Тилге превзошел сам себя, и не собирался останавливаться на достигнутом.
Ход боя это, правда, не изменило. Но лишь потому, что Блудница-то умела «прыгать», а Тилге пока нет. Пока…
Когда добивали последнюю машину его группы, Зверь для порядка бросил взгляд на хронометр, просто чтоб убедиться, что бой, как и всегда, занял не больше десяти секунд. И тут машина Тилге исчезла. Из поля зрения, не из восприятия. Это был «прыжок»! Тарсе свидетель — это был настоящий «прыжок», да только вышел из него Тилге на уровне земли. На невозможной скорости его болид ударился о планету.
Тилге можно было не спасать. Он выжил бы без посмертных даров, как любой, кого Зверь хранил, сам о том не подозревая. Тилге выжил бы. А машина — нет.
И Зверь отдал посмертные дары, чтоб спасти не человека — болид.
Он знал, что делает. И знал, что за этим последует. Поэтому подготовился… настолько, насколько это, вообще, было возможно. На земле, может, и не успел бы ничего сделать, чтоб защитить себя, но в небе у него был шанс.
Раскрывшийся пастью миноги инфернальный портал, всосал в себя не ангела и не демона, даже не человека. Под белое небо Ифэренн, под черную дыру не настоящего солнца, на пыльную грунтовую дорогу вывалился вампир. Самый что ни на есть настоящий, кровососущий паразит-упырина, мертвее мертвого. Омерзительный для любого из демонов настолько, что тот из них, кто был оставлен следить за порталом, отвернулся от него недоуменным отвращением. А когда снова заставил себя взглянуть на место выхода, обнаружил там лишь все того же вампира. И ни намека на ангела или демона, или хоть кого-нибудь, похожего на искомого спасителя мира.
ИФЭРЕНН
ГЛАВА 1
«…А небо — белое, ослепительное, кинокартинное, облакрылое, что ни с чем его не сравнить,
Покрывается сталью, серебряной паутиною, так сплетается, перекрещивается с нитью нить,
И по каждой из нитей, спокоен, красив, свободен, шляпа белая, развевается шарфошёлк —
На своём элегантном, постклассическом «Сандербёрде» за звездою звезду позади оставляет волк.
Он ухожен и прян, напомажен, красив, надушен, он немного гламурен, но это ему к лицу,
Его шерсть влажновата — всего полчаса из душа, всё на свете ему подчиняется, наглецу.
Он плывёт по своей независимой параллели, своему рукаву наднебесной звёздной реки,
И в тени от его элегантной шляпы белеют идеальные, тщательно вычищенные клыки».
Двигатель закашлялся и заглох. Гард попробовал завести машину, услышал вместо кашля чихание, и решил, что обнадеживающим признаком это считать нельзя. Равно как и то, что чихание не сопровождалось больше ничем, даже легкого вздрагивания корпуса не последовало за нажатием на кнопку стартера.
— И что? — нервно спросила Анжелика, которая, в отличие от машины, реагировала на все моментально и резко, — ты знаешь, что с ней делать?
Гард не знал. Он умел чинить компьютеры и юортеры, настраивать сервера и локальные сети. Если бы в их машине был бортовой консультант, и если б он сломался, Гард знал бы, как его починить. Консультант, кстати, мог бы помочь в ремонте автомобиля, некоторые модели умели еще и это. Те модели, что входили в комплектацию машин, произведенных на автозаводах и купленных в автосалонах. Консультанты, которые можно было купить в любом магазине или заказать с доставкой из любого магазина (при условии, что доставка осуществляется на территорию тийров, не ведущих в данный момент боевые действия), могли только прокладывать курс. А, ну и предупреждали о близости районов боевых действий если им удавалось выйти в юор[17] и узнать последние новости.
У Гарда с Анжеликой не было вообще никакого консультанта, только бумажная карта да несколько цветных карандашей для прокладывания курса. А к созданию их машины не имел отношения ни один из автозаводов. Или имели все, это как посмотреть. Умельцы из мастерской на Трассе собрали из лишних и краденых запчастей нечто с четырьмя колесами, способное ехать без помощи упряжных животных, а сколько автомобилей каких моделей послужило исходным материалом для этого инвалида, не сказал бы уже никто.
В мастерской уверяли, что инвалид стоит своих денег. Гард поверил и отдал за него целый зеч[18]. Деньги, скопленные за полгода работы.
Инвалид подвел.
Этого следовало ожидать. Гард и ожидал, но не так скоро. Они ехали от силы часов пятнадцать, совсем недавно свернули с Трассы на шоссе княжества, и, пожалуйста, застряли посреди него. До ближайшего жилья отсюда километров сто. Это если возвращаться. Возвращаться не хотелось: дурное дело, плохая примета. Ближайший же населенный пункт здесь, в Эсимене, был, если верить карте, в трехстах километрах. Какой-то оазис.
— Мы можем бросить машину и дойти пешком, — Гард показал оазис на карте. — На четырех ногах уже завтра там будем.
— Бросить машину и все вещи? — уточнила Анжелика тоном, не подразумевающим ответа. Любой ответ вызвал бы бурю.
Часть вещей они могли взять с собой — рюкзаки были рассчитаны и на человеческий облик, и на звериный, перекидываться не мешали и не очень стесняли движения. Но — любой ответ вызовет бурю. Это Гард очень хорошо знал. Идея взять из машины только самое необходимое была для Анжелики, как иголка под ногтем. Невыносима.
— Никого же нет, — сказал он. — Запрем двери, сбегаем до оазиса, попросим помощи и вернемся. С каким-нибудь… с кем-нибудь… — он вспомнил слово: — с эвакуатором.
— А у нас есть деньги?
И этот вопрос тоже не подразумевал ответа. Денег не было, Анжелика об этом знала не хуже Гарда. Но ведь не то, чтобы их не было совсем. Они год копили, прежде чем сняться с места, и часть этой суммы могли потратить на то, чтоб рассчитаться за спасение машины.
За спасение вещей. Машину Гард готов был тут и бросить. Или продать на запчасти, чтобы из них собрали нового урода.
— И мы не знаем, существует ли этот оазис, — продолжила Анжелика таким голосом, от которого дома, в Немоте, могли случиться заморозки.
Насчет оазиса, она была права. Гард им тоже не доверял. Как с ними обстояли дела в Эсимене, он не знал, но в Киусату, на границах которого они с Анжеликой прожили последние несколько лет, оазисы путешествовали по пустыне, что твои вампиры по Пескам. Сегодня здесь, завтра там. Путешествуя, они (оазисы, а не вампиры) таскали за собой мотели, бензозаправки и закусочные, карта постоянно менялась, и ездить по К