А Ойхе никто не тестировал. Ее никто не испытывал. Она — первая и единственная. Не повторенная ни в ком. И любой, увидевший, ее отдает ей сердце. Так ведь?
Ну, да. И что тогда не так?
Все мысли, здравые и нездравые, вылетели из головы, когда, подъезжая к парковке у окружающей дворец пешеходной зоны, Зверь увидел там Ойхе.
На парковке.
Нет, правда.
Парковка была абсолютно пуста. От края до края. Ойхе стояла на дальнем ее конце, в сени деревьев парка, ее темно-зеленые одежды сливались с густой зеленью листвы.
Она увидела Карла и пошла к нему.
Зверь смотрел.
Карл остановился, едва съехав с шоссе. Он-то удивлен не был, ему без разницы, княгиня там или кто, на парковке или где, но Зверю мозг отказал и Карл, почуяв неладное, встал, где ехал. Конечно, было нехорошо заставлять даму идти к машине через стометровую, открытую всем ветрам площадку, но Зверь смотрел на Ойхе и хотел, чтобы мгновение остановилось. Карл понял его по-своему, и попятился. Не остановить мгновенье, так хоть продлить. Увеличить расстояние между собой и женщиной, чью походку хозяин нашел эстетически привлекательной.
Неотразимой.
Зверь выругался шепотом. Карл замер на месте. Ругаться не стоило даже про себя. Наверное. Это же Эсимена, Ойхе тут знает всё, всё видит и слышит. Но… да что за на хрен, вообще, происходит?!
Выйти из машины и открыть для Ойхе дверь Зверь все-таки сообразил. Ну, фигли, поднаторел в этикетах, пока служил в Старой Гвардии. Пообтесался на балах, нахватался придворных политесов.
— Я не могу запретить вам прийти в мой дом, — сказала княгиня вместо приветствия. Пристегнуться она, конечно, и не подумала. — Но ваше присутствие испортит там всё, мне неприятно даже то, что вы смотрели на деревья в моем парке. Поэтому я предпочла встретить вас подальше от дворца.
— Деревья прикажете вырубить? — светски поинтересовался Зверь.
— Много чести для вас, — Ойхе разглядывала его, как… ага, как все, кто знал, кто он. Как кошачье дерьмо на подушке. — Недоумок, — выдохнула она и откинулась на спинку кресла. — Даже близко не осознаёте своего статуса.
«Статус» — кроме превращения его в глазах окружающих в кошачье дерьмо — подразумевал, что выражения вроде «недоумок», «много чести» и разные другие в этом роде, неприменимы к нему даже со стороны князей. Но это если б он от князей не прятался. А так… Живой собаке-то всяко лучше, чем мертвому льву.
— Это салонный прием? — уточнил он, — или нужно куда-то ехать?
— Карту, — приказала Ойхе.
Карл послушно развернул над приборной доской карту исследованных областей Ифэренн.
— Энирива, Амаль.
Бесконечные пространства Ифэренн сменились сетью городских улиц. Энирива — город на севере. Две с половиной тысячи километров от столицы. А Амаль — это?..
Карл не знал, что такое Амаль и где он расположен. И Зверь не знал. На карте никакого Амаля не было.
Ойхе закатила глаза.
— Светлячковая улица, — сказала она. — Супермаркет «Гебер». Построить маршрут.
— Две тысячи шестьсот километров. И еще десять — по объездной Эниривы, потому что из города до «Гебера» не доехать. Светлячковая — пешеходная улица, она состоит из ступенек и деревьев.
Зверь хотел спросить, что там в «Гебере» такого, что поможет ему вернуться домой. Про эту сеть супермаркетов чего только не рассказывали. Людей там точно можно было покупать. Когда-то. Пока христиане не прикрыли лавочку. Нет, в главном зале, конечно, человечиной не торговали ни живой, ни мертвой, но контакты с правильными менеджерами из службы логистики значительно облегчали доставку людей в Пески.
После прихода к власти христиан некоторые правильные менеджеры раскаялись и приняли крещение, некоторые — нет, и все были наказаны в соответствии со статьями уголовных кодексов тех княжеств, где они занимались работорговлей. Богу — богово, а закон — это закон. Повезло только маруанцам, жителям Мару, подданным князя Даалнаму. На Мару рабовладение и работорговля были легальным бизнесом.
— Что такое Амаль? — спросил Зверь.
— Озеро, — холодно произнесла Ойхе. — Вы его и без меня найдете. Я могу вам помешать, но не должна, и поэтому не буду.
Здесь действовали те же правила, что и с запретом приходить в ее дом. Все княжество, вся Эсимена — её дом. Ойхе может выкинуть его отсюда, отправить на Трассу и никогда больше не позволить пересечь границу. Это в ее силах. Но она не должна этого делать. Ойхе говорит «не должна», Тенгер сказал «ей не велено». Кем не велено? Кому не должна?
Спрашивать у Ойхе Зверь не собирался. У него Тенгер был, чтобы вопросы задавать. От Ойхе нужно было получить дальнейшие инструкции — очевидно же, что «найдете и без меня» не означало: «катитесь к озеру и утопитесь в нём», как бы ей этого ни хотелось. А княгиня, свернув карту нетерпеливо щелкнула пальцами:
— Вы собираетесь ехать или будете стоять тут весь день?
Карл вылетел на шоссе, будто парковка жгла ему колеса. Зверь чувствовал себя примерно так же и надеялся отвлечься быстрой ездой. Каким бы ты ни был охрененным пилотом, транснациональное скоростное шоссе предъявляет свои требования к вниманию и сосредоточенности. Тут, знаете ли, не до красивых женщин в салоне.
Угу! Помечтай! Не до женщин ему, как же!
Скоростное шоссе оказалось пустым. Ойхе вывела их с Карлом в слои реальности, лежащие между слоями реальности. Вот, интересно, она разве не может просто взять и перенестись к озеру? Может, конечно! Это же ее княжество.
Не хочет.
Потому что?..
Потому что, видимо, для этого придется впустить его в свой дом дальше прихожей. Наверное, даже дальше гостиной. А ему и в гостиной-то не место. Зверь, впрочем, отнюдь не возражал против поездки. Несмотря на все предстоящие сложности. Чем дольше Ойхе будет рядом, тем…
Перемать! Тем хуже!
Два с лишним часа притворяться мертвым — по-настоящему мертвым — это совсем не то, что четыре месяца притворяться вампиром. В том смысле, что когда Ойхе так близко, оживет даже настоящий мертвяк, глубоко и основательно закопанный. А ненастоящий просто спятит.
— Нам довольно долго ехать, — сказал Зверь, когда с городских улиц они вылетели на упомянутое шоссе и помчались на север, вдоль закрывшей море горной гряды.
— Переживу, — отрезала Ойхе.
Он-то переживет. Он за себя не ручался.
— Это были не чары, — сказал Зверь, после паузы. — Нам долго ехать, отнимать у вас неприятные эмоции я не рискну, но то, что вы их испытываете меня не радует.
— Хорошо, что вам плохо.
— Ну… я бы сказал, что это вам плохо.
Между прочим, так и случаются убийства на бытовой почве. Ойхе из себя выводить — это не над Анжеликой гиенить.
Зверь покосился на ее профиль, и сердце чуть не начало биться. Вот это точно чары. Божественное создание, блин! В буквальном смысле. Если Ева так же действовала на людей, Адаму пришлось нелегко.
— Это были не чары, госпожа, — повторил он. — Любой, кто видит вас, хоть живой, хоть мертвый, испытывает эмоции. Очень сильные. Даже если бы я знал, что мои чувства обидят вас, я… ничего бы не смог сделать. Нельзя отключить эмоции до того, как они включились. Ничего нельзя выключить, пока оно не включено.
— Вы. Понятия. Не имеете. О чем говорите, — Ойхе взглянула на него так, что Зверю показалось, между ними встала стена огня.
Деморализующее ощущение.
Она не отвела взгляд. Продолжила, чеканя каждое слово:
— Морок, который вы навели, то, что, по вашему мнению, чувствуют те, кто меня видит, не имеет ничего общего с тем, что чувствуют те, кто меня видит. Это понятно?
— Нет, — Зверь покачал головой. — Это был не морок. Морок я навожу сейчас.
— Просто заткнитесь, — Ойхе вновь стала смотреть на дорогу.
Что ж, он сделал все, что мог. Кто может, пусть сделает лучше. Тенгер может. Через полтора часа Ойхе перестанет быть проблемой. Через полтора часа проблемой перестанет быть весь Ифэренн. Даже если для этого действительно нужно будет утопиться в озере Амаль.
В этот миг и ожил юортер. Номер — знакомый. Но лишь потому, что такие номера нужно всегда держать в памяти. С ним пытались связаться из карештийского храма. Из самого сердца инфернального христианства. Со стационарного юортера, в котором не было ни капли магии…
— Волк, тебя нашли, — рыкнул динамик, стоило лишь принять вызов. С такими родными интонациями рыкнул! Чужим голосом, но твою же мать…
Что значит нашли?! Какого черта?!
— Тенгер сдал тебя демонам, — человек на той стороне не собирался ни представляться, ни дожидаться вопросов. И это тоже было до боли знакомо. — Если ты еще не решил возвращаться на Землю, срочно отправляйся в Карешту. Так быстро, как только сможешь.
— Привет, Артур, — сказала Ойхе. — Прямо сейчас принц едет на Амаль. Довольно быстро.
— Прикроешь его?
— Нет.
— Ладно. Я выйду к озеру через Поместье. Отбой.
— Он мог бы воспользоваться ангой, — холодно произнесла Ойхе.
Она, вроде бы, ни к кому не обращалась, но Зверь все равно бросил на нее взгляд, давая понять, что слушает.
Он бы ее слушал, даже если б она начала декламировать детские считалки. Любое слово, сказанное ее голосом, имело ценность просто потому, что было произнесено.
Об ангах он знал. В общих чертах. Каждая анга была привязана к тому княжеству, правитель которого создал ее или позволил создать — тут мнения расходились — и ее обладатель мог приходить в это княжество или в резиденцию князя в чужих землях из любой точки Ифэренн. У христиан были анги, они отличались от остальных тем, что позволяли приходить не только в Эсимену или во дворцы Ойхе во владениях других князей, но и в любой из соборов, возведенных в столицах княжеств. Широкие возможности. В войне решающую роль играют коммуникации и мобильность, и благодаря Ойхе, у христиан были преимущества в том, и в другом.
Преимущества перед людьми.
Но как раз с людьми христиане не воевали и не могли воевать. Демоны же превосходили их во всем.