шёл бы, нам бы Пегас или Арион, а то и сам Сивка-бурка… Тебя можно бы на Конька-горбунька…
Угли раскатились, Томас с проклятием отпрыгнул. Калика в задумчивости смотрел на ровный слой пепла. На нем проступили очертания, и Томас потрясенно понял, что перед каликой образовалась рельефная карта. Такую видел лишь в шатре императора, когда умельцы создали такое для руководителя похода в Сарацинию. Но перед каликой пепел сам сползался в кучки, строил горные хребты, оставлял ниточки чёрных провалов, ущелий, выравнивался в местах, где показывал равнины. Томас различил даже массивы, занятые лесами, там пепел слегка кучерявился.
Однако калика пребывал в задумчивости так долго, что Томас наконец решился потрогать его за плечо:
— Что-нибудь придумал?
— Что? А? — опомнился калика. Он тряхнул головой. — Да вот все думаю, сколько земля велика, а для правды нет места… Гм… Сейчас присмотрю, куда можно бы… Кто-то да остался из старых. Что бы в мире ни происходило, всегда находятся сумасшедшие, что цепляются за старое.
Томас посмотрел на него выразительно:
— А разве за ними надо далеко ехать?
— За некоторыми — очень далеко, — ответил Олег просто.
Томас сбегал к ручью, вымылся, разогрел взятые из дому ломти копченого в вишневых веточках мяса, а калика все бормотал, рассматривал горные хребты и долины, крохотные озера, леса и реки, губы шевелились, а брови сшибались с таким усилием на переносице, что Томасу дважды слышались высоко в небе глухие удары, после чего к западу мелькнули падающие звёзды.
Томас сказал со стоном:
— А почему так далеко? Разве Гудвин не уволок её сразу в ад? Да и чёрт проклятую ведьму поволок, думаю, не в кусты, а в самый большой котёл… Говорят, сразу за церковью земля лопнула как череп сарацина под мечом крестоносца, они туда и шмыгнули.
— И сейчас там дыра? — осведомился Олег.
— Нет, — пробормотал Томас, — затянулась как пенка на горячем молоке. Но где-то ж есть норы… Вон те геродотовы муравьи до самого ада докапываются, ты сам говорил! Может быть, из ада и таскают? Не зря наш прелат говаривал, что золото — от дьявола. А муравьи везде живут, ты сам говорил! Английские муравьи.
Олег слушал, высматривал:
— Когда-то потусторонний мир был рядом. В соседнем лесу, за рекой, за горой… Можно было к обеду сходить туда, навестить умерших родителей и вернуться… Увы, те времена прошли. Попасть в загробный мир всё труднее. Разве что у простых племен он всё ещё рядом…
— А зачем нам их мир?
— Из него легче перейти в нужный нам, — объяснил Олег. — Ты не больно умничай, Томас! У тебя и так лоб покраснел. Расплавится! Будь рыцарем без страха и упрека, весь в железе, а не только снаружи!
Солнце уже поднялось над лесом. Поляна пока ещё оставалась в тени. Томас не сразу заметил, что губы калики шевелятся уже не расслабленно, лицо стало строгим как вырезанное из камня, на лбу выступили крупные капли пота, а на висках вздулись жилы. Зелёные глаза неподвижно уставились в одну точку. В них был страх, Томас с запоздалым холодком вдоль спинного хребта вспомнил страшные рассказы о могучих колдунах, что в самомнении неправильно произносили заклятие…
Он раскрыл уже рот, чтобы позвать калику, бог с ней, нечестивой магией, не было б хуже, но страх ещё сильнее ухватил за горло. А если именно он и напортит?
Настороженные чувства уловили далекий шорох крыльев куда раньше, чем он заметил бы в другое время. Резко вскинул голову… и с размаха сел на землю.
С востока высоко по небу неслись, круто снижаясь, два крылатых коня. Оба одинаково оранжевые, с такими же оранжевыми крыльями, они выглядели не крупнее уток, но Томас рассмотрел до мельчайших подробностей их худые жилистые ноги, могучие крылья, длинные гривы и роскошные хвосты, что красиво стелились по ветру.
Он прошептал, боясь нарушить заклятие Олега:
— Сэр Олег!.. Два коня… С крыльями!
Олег спросил, не отрывая взора от горной гряды под ногами:
— Сюда?
— Похоже…
Калика поднял покрасневшие глаза, где повисли тёмные мешки:
— Так что ж ты молчал?
— Да я вроде не…
— Мог бы раньше. Думаешь, легко их было заловить и вести под облаками?
Кони сделали круг над поляной, пронёсся ветер, взвились сухие листья и стебли. Серебряные кузнечики в испуге брызгали во все стороны. Неуклюже отпрыгнул и Томас. Кони пронеслись над головами, у края поляны успели развернуться, одного занесло боком, кусты затрещали, а второй легко коснулся копытами земли. Прогремела частая дробь, конь пробежал через поляну и остановился перед Олегом.
В глазах калики была скрываемая радость.
— Получилось, — выдохнул он. — А ты седлай того, что в кустах валяется как медведь в малиннике.
Томас не мог оторвать зачарованных глаз от чудесных коней. Второй выбрался из кустов, подбежал, в нём чувствовались легкость и сила. Крылья на бегу складывал, блестящие, как солнце, глазам больно, Томас рассмотрел длинные плотные перья, туго прижатые одно к другому, от коней вкусно пахло слабым конским потом. Тёмные умные глаза смотрели вопрошающе. Ему стало неудобно, он кивнул на Олега:
— Это сэр калика вас вызвал… Он и скажет, что дальше.
— Седлать и ехать, — сказал калика сварливо. — Они исчезнут с заходом солнца.
— Сэр калика!
— Даже если будем выше облаков, — закончил калика.
Томас суетливо накрыл спину крылатого коня потничком, а затем и попоной, мучаясь, что такую нежную кожу покрывает грубой тканью, хоть и расписной, а когда взвалил ещё и седло, тяжелое и с прилипшей грязью, чуть не взвыл от стыда. Рядом калика оседлал коня быстро и сноровисто, умело пропуская подпругу под крыльями, Томас косил глазом, повторял, запоминал, вдруг да ещё когда придется вот так… Если бы душа не терзалась стыдом, что сам своими руками отдал Яру… когда ляпал дурным языком как корова хвостом, то возликовал бы даже от чудесности происходящего, а сейчас угрюмо взобрался на спину крылатого, калика свистнул, и кони тут же взяли в галоп.
Томас задержал дыхание, когда по сторонам распахнулись мощные крылья. Калика унесся вперёд, но Томас видел только своего коня, земля под ними уносилась назад всё быстрее и быстрее, наконец замелькала так, что слилась в серо-зелёную полосу. Крылья начали равномерно бить по воздуху, стук копыт на миг прервался, затем снова копыта застучали быстро и сухо, Томас ощутил под собой толчок, топот оборвался, только крылья сильно и часто били справа и слева, могучие мышцы спины потряхивали седло, Томас увидел как земля уходит вниз, впереди угрожающе быстро вырастала стена деревьев…
Спина под ним подпрыгнула, и деревья внезапно ушли вниз, конь пронёсся над самыми вершинками. Копыта поджал, то ли чтобы не задевали за деревья, то ли чтобы не мешали в полёте. Томас чувствовал страх и восторг, пошевелиться боялся, это не широкая надежная спина Змея, где лежишь как на крыше сарая, да ещё и привяжешься, дабы не сдуло, здесь спереди и сзади пустота, а по бокам часто как у летящей утки хлопает, оранжевые перья блестят так, что глаза щуришь как монгол…
Калика несся далеко впереди, Томас судорожно перевёл дух. Конем пока управлять не надо, он скачет… или летит, за своим крылатым братом. Иначе он бы науправлял!
Калика оглянулся, умело придержал коня:
— Ну как тебе?
— Неплохие кони! — крикнул Томас, он надеялся, что голос не слишком дрожит. — Чем их кормят?
— А кто знает. Тебе не дует?
— Пока нет.
— Замерзнешь, скажи.
— С чего бы? — удивился Томас, ибо в голосе калики чувствовалась нешуточная забота.
Калика пришпорил скакуна, а Томас внезапно ощутил, что от доспехов в самом деле идет холод, будто вытащил их из сугроба. Да и встречный ветер, что сперва лишь приятно холодил, сейчас выстуживает до костей.
Он напрягся, согревая себя мышечными усилиями, задержал дыхание. Конь шёл воздушным галопом, скачки были плавные, длинные, но и проваливался, правда, глубже, потому что удерживался не на копытах, а на крыльях, отчего у Томаса всякий раз неприятно дёргалось внутри, а желудок карабкался к горлу, чтобы сразу же, отяжелев, плюхнуться обратно.
Калика нетерпеливо выкрикнул, Томас видел, как конь под ним вытянулся как утка и суматошно заработал крыльями. Калика пригнулся, пряча лицо за роскошной гривой. Томас старался не смотреть на прижатые к брюху копыта коня калики, было в этом что-то страшноватое, сам робко начал поторапливать своего скакуна.
Крылья коня Олега сперва часто били по воздуху, теперь же за ними нельзя было уследить глазом, только что не жужжали как у мухи, зато калика несся по прямой как стрела, и Томас прятался за конской шеей, молился только об одном, чтобы не сбросило встречным ударом ветра.
Он скосил глаз вниз, кровь захолодела. Под стременем, куда надежно всажен его сапог, на жутком удалении проплывает зелёный ковер леса, река видна как узенький ручеёк, а впереди открывается страшный необъятный мир, какого никогда не узришь с поверхности!
— Вывози, конячка, — взмолился он. Как ни прятался за конём, ветер ухитрялся врываться и в узенькую щель опущенного забрала, холодил и как холодное острие мизерикордии колол лицо. Воздух уплотнился как стена, конь проламывался с усилием. Томас чувствовал, как все силы крылатого зверя уходят не на то, чтобы не упасть, а чтобы нестись вперед очень быстро.
Впереди чуть слева начала вырастать гигантская чёрная гора. От нее веяло несокрушимой мощью и чем-то недобрым, Томас не успел понять, когда заметил словно бы тонкую стену, протянувшуюся от горы. Стена уходила в неизвестность, но кони мчались и мчались чуть ниже облаков, и постепенно показалась другая чёрная гора, двойник первой. Калика направил крылатого коня через плотину, Томас ахнул.
С той стороны простиралась необъятная долина. Томас не увидел ни земли, ни травы — только люди, плотно стоящие люди. Они как бушующее море наваливались на плотину, передние вынимали из-под нее корзины с землей. Их тут же передавали над головами дальше, слышались исступленные крики, рёв. Взамен передавали пустые корзины.