Откровение — страница 4 из 93

Томас тяжело вздохнул, но Олег видел, как сгорбленная спина чуть распрямилась, а плечи раздвинулись. Только голос все еще оставался встревоженным:

— Но как бы её… ну, понимаешь, не вздумали… силой.

Олег ахнул:

— Томас, ты в своем уме? Ее ж не плотник похитил, который не чует разницы между кухаркой и женой хозяина? Ее уволок хоть и мерзавец, но все же рыцарь! А то не для себя, а кого повыше.

— Повыше?

— Ну да. Ворон ворону глаз не выклюет, а кус мяса отберет. Мужчины друг другу уступают замки, земли, даже коней иногда, но не женщин. Женщин отбирают, выкрадывают, уводят. Так и твою Яру уже мог отнять у твоего мерзавца какой мерзавец повыше рангом. А раз выше, то ещё больше знает разницу между женщиной, которую берут силой, и женщиной, которую надеются уговорить… Так что Яра сейчас в безопасности. Её накормили, напоили, переодели. Перед ней пляшут шуты, а адские барды поют адские песни.

Томас все яснел лицом, словно тучка сбежала с утреннего солнышка:

— Спасибо, ты меня успокоил. Но я должен поспешить вырвать ее из гнусных лап злодеев.

— Да, — согласился калика, — спешить надо. А то с этими нарядами, песнями да плясками еще и голову задурят. Все-таки женщина! Тем более, красивая. Да и драгоценностей могут надарить полные сундуки, каких ни у одного короля не найдёшь…

Рыцарь вскочил, поспешно напяливал сапоги. Брови снова сшиблись на переносице. Похоже, вспоминал, успел ли подарить своей невесте хотя бы колечко.

Калика наблюдал с любопытством:

— И куда ж ты?

— Спасать! — огрызнулся Томас.

— А куда?

— Не знаю. Потом придумаю. Мне в седле моего боевого коня только и думается. За столом дяди Эдвина я засыпаю, как жаба в болоте, а когда трясёт, то в голове как бы взбалтывается… Такое всплывает!

Калика брезгливо поморщился:

— Представляю. Лады, собирайся. Поглядим, вдруг да мне по дороге. Вот только пролив…


Томас отказался от королевских доспехов, из тонкого, как пергамент, листа, покрытого золотом, и теперь тяжело поворачивался в толстом железе, похожий на окованный металлом таран, которым пробивают ворота крепости.

Калика оглядел его с головы до ног оценивающе, зябко передёрнул плечами, будто это железо предложили одеть ему:

— Люблю молодца и в половце. Да ты хоть дорогу в ад знаешь?

Томас остановился на миг, но тут же с помощью оруженосца одел через плечо широкую перевязь с двуручным мечом.

— Откуда?

— Так как же попадёшь туда?

Томас принял из рук верных рыцарей щит, одел на локоть:

— Ты подскажешь.

— Я? С какой стати?

— Ты, — ответил Томас со сдержанной яростью, — где только не побывал, а в аду как раз полно твоих дружков. И в котлах, и среди тех, которые под котлы дрова подкладывают да вилами несчастных тыкают, как ты меня, когда будил ни свет, ни заря. Да и разве святой обет рыцарства…

Он осёкся, ибо зелёные глаза горели откровенной насмешкой. Оруженосец молча застегнул на поясе Томаса толстый ремень с кинжалом в дорогих ножнах. Лицо юноши было торжественное и суровое, а на человека в звериной шкуре смотрел с нескрываемым отвращением.

— Ну ладно, — сказал Томас раздраженно, — из тебя рыцарь, как из… Но просто дружба? Ладно, мы так и не сдружились. Ну просто христианское участие… А, черт! Или чисто мужское сочувствие? Наше мужское понимание?

Оруженосец прожигал варвара в звериной шкуре ненавидящим взором. Калика подумал, отмахнулся с небрежностью.

— Бред мелешь, как дурная мельница Сампо, что все море засолила. К тому же я не знаю туда дорогу. Раньше можно было пролезть через дупло Прадуба… иные звали его Ясенем, было такое Мировое Древо неизвестно какой породы. Вершиной достигало небес, даже выше, а корни висели в подземном мире. По дуплу как-то раз… гм… Но уже в тот раз дупло было такое агромадное, что я натрясся, когда лез. Вот-вот, думаю, свалится. Такое упадёт на голову, даже рыцарю прическу испортит.

Он умолк, а Томас спросил жадно:

— И что же?

— А недавно я проле… проходил в тех краях. Гляжу — нет Дерева. Только холм, но какой! Да ещё тлением тыщалетним отдает. Рухнуло, значит. Стояло-стояло, а потом зачем-то рухнуло. А я так и не поглядел, что за червяки его точили. Сколько хотел поглядеть, да все время не хватало.

Томас не понял, как могло не хватить времени человеку, который зачем-то годами сидел в пещерах, но спросил о своем:

— Может быть, обознался? В благородной рассеянности, свойственной святым людям… ну, для чертей святым, перепутал пустыни Аравии со снегами Имира?

Калика вяло пожал плечами:

— Да вроде бы место то. Гора, что торчала на востоке, так же и торчит, разве что чуть осела, а озеро, что было слева — так и видно, что было озером, только теперь там лес. Даже река, что гордо несла корабли, осталась на прежнем место. Только уже без воды, но русло угадать можно, если присмотреться как следует.

— А ты присмотрелся?

— Да, было любопытственно. Так что там не пролезть. На месте пня всё завалилось, заросло, сплавилось, слиплось, а деревянный пень обратился в камень…

Томас буркнул зло:

— Магия? Дерево само себя превратило в камень?

— Ага, — согласился Олег. — Я видел, как целые рощи обращались в камень. Не сразу… постепенно.

По лицу пробежала лёгкая тень, и Томас поверил, что деревья в самом деле могут превращаться в камень. Но только постепенно.

От стены донесся прерывистый вздох. Оруженосец, испугавшись, что привлёк к себе внимание, вытянулся и замер, став неотличимым от ярких фигур на коврах.

— А какие-то другие пути? — спросил Томас с надеждой.

Калика морщил лоб:

— Я слышал, ваши попы наловчились вызывать демонов, души распродают косяками. Если попробовать заарканить такого демона, чтобы отнес в преисподнюю? Думаю, сделает такое с радостью.

Томас стукнул кулаком по столу:

— В моем королевстве нет чернокнижников!

— Думаю, — сказал калика суховато, — сейчас ты сам об этом жалеешь. Но не обольщайся, что выкорчевали ересь всюду. На твердолобии мир держится, а на ереси развивается. Будешь королем — на всякое непотребие прикрывай один глаз. Чересчур много нельзя, сгинете, но малость оставить надо. А этого достаточно, ибо для любого королевства одного-двух умных людей хватит с лихвой!.. Что я такое слышал по дороге, что мать того хлопца, которого ты расколол, как гулящая девка богатого щеголя… ну, от макушки и до задницы… что его мать — ведьма?

Томас вздернул брови. На лице проступило сильнейшее отвращение:

— Мать Мангольда?

— Ну и что?

— Да я ни за какие… — начал рассерженно Томас. Его грудь выгнулась и раздалась в размерах. На скулах выступили красные пятна.

— Хорошо сказано, — одобрил калика. — Красиво, гордо. Я думал, ты за Ярославой бросишься, сломя голову. А ты выбираешь, чтобы ножки не испачкать.

Томас поперхнулся, смотрел дико. Тряхнул головой, пробормотал:

— Прости. Но почему она станет нам помогать?

— Если она ведьма, то еще и доплатит, только бы отправить в преисподнюю такого верного сына церкви.

Томас подумал, нехотя кивнул. Но лицо разгладилось, в глазах заблестело радостное нетерпение:

— Вулф, вели седлать моего коня!.. Сэр калика, а может быть ты съездил бы со мной к этой проклятой ведьме? Тебе все одно где баклуши бить, то есть, предаваться благочестивым размышлениям, а мне в разговоре с ведьмой лучше бы иметь рядом ведьмака. Ещё страшнее и гаже, чем она сама, чтоб уж напугать, так напугать…


Тяжёлый грохот взорвал утреннюю тишь. За Томасом и каликой грузным галопом неслись две дюжины тяжеловооруженных рыцарей. На двух дюжинах настоял Макдональд, король всюду должон являться лишь в сопровождении богатой и могучей свиты, иначе будет умаление королевского достоинства. Тогда Томас съязвил зло, а не надо ли брать все две дюжины и в то место, куда даже короли пешком ходят, но Макдональд, поразмыслив, решил, что туда достаточно и одного оруженосца, дабы расстёгивал многочисленные крючки и пряжки. Да и времена ненадежные, в разбойники подались, обеднев, даже бывшие герои крестовых походов.

Замок Мангольда поднялся из утреннего тумана мрачный и недобрый, злобно грозил небу остроконечными крышами с копьями флюгеров. Он высился на холме, насыпанном среди равнины, основание холма утопало в тумане, и рыцари невольно придержали коней.

— Вперёд, — велел Томас нетерпеливо, — там всего лишь туман.

Он пришпорил коня, даже пригнулся вперед от нетерпения. Рыцари сгрудились сзади, переговаривались встревоженными голосами. Туман здесь постоянно, но это не простой туман, а туман вокруг замка колдуна, что продал душу нечистому!

Томас заставил коня двинуться через вязкую белую стену. Торчащие уши ещё слабо виднелись впереди, но с боков раздавалось жутковатое уханье, топот, вроде бы и не родной конский, зловеще звякало, лица сразу покрылись капельками влаги, а потом и вовсе водяной пленкой, под ногами чавкало как в болоте, а оглянувшись, трудно было рассмотреть даже свой хвост, то есть, хвост своего коня. Лишь далеко впереди раздавался настойчивый голос, что звучал словно из-за дальнего леса, хотя молодой король должен был ехать всего на два-три конских корпуса впереди.

Олег слышал за спиной шепот множества голосов, что бормотали одну и ту же молитву. Судя по всему, никто дальше трех первых слов не знает, рыцари тоже люди, но зато все чувствуют себя как бы под добавочным доспехом.

— Вперёд, вперёд, — слышался голос Томаса. — Нас ничто не остановит.

Олег сказал негромко:

— Да туман-то обыкновенный. Ничего чародейского.

— Правда?

— Чем хошь поклянусь.

— Знаю я твои клятвы! Но спасибо, утешил. А то уже мороз по шкуре пробрал.

Олег покачал головой:

— А мне кажется, ты только рад, что кто-то пытается встать у тебя на дороге.

Томас оглянулся по сторонам, понизил голос:

— Сэр калика, признаюсь честно. Король из меня, как из сарацина священник. Не рожден я править, моя рука привычна к мечу. Но сейчас взялся, ведь остальные еще хуже. Ты погляди на их рожи! Да и надо свой родовой замок поправить! А там поглядим.