— Да нет, Фол. Это у моего друга задница тяжеловата.
Томас всхрапнул от оскорбления как кентавр, поспешно соскочил следом. Колени подогнулись, спина кентавра выше чем у рослого боевого жеребца, Томас уперся ладонями в каменистую землю, разогнулся с достоинством высокорожденного.
Река страшно горела в десятке шагов, ветерок относил жар, но Томас чувствовал, как продолжают накаляться доспехи. Калика и Фол беседовали, Томас уловил насмешку в голосе кентавра, калика раздраженно оправдывался, промелькнуло что-то о бабах, затем Олег звучно шлёпнул по лоснящемуся боку кентавра:
— Знаешь, когда начинается старость? Когда все молодые женщины начинают казаться красивыми.
Кентавр почесался, хвост его мерно шелестел по бокам. Какие мухи, подумал Томас, вместо веера…
Олег толкнул, Томас поспешно попятился от реки, успел поклониться их перевозчику с достоинством, хоть и наполовину человек, но зато другая половина — не какая-нибудь корова, а благородный конь, Томас разбирался в конях достаточно, чтобы оценить стать, красоту и мощь ног этого Фола, высоту бабок, подтянутый пах и ширину костей груди.
Навстречу дул злой пронизывающий ветер. Доспехи быстро остыли, Томас чувствовал, как узкие струйки врываются в щели. Рубашка быстро высохла. Холодные струи неприятно холодили кожу.
Олег гнал почти бегом, камень гремел под тяжелыми сапогами. Каменная гряда приближалась, и только когда вбежали в тень, такую же черную, как деготь, Томас слышал как волхв перевел дух:
— Ты голый без доспехов… а я — на этой равнине, где и спрятаться негде.
— Я не только голый, — признался Томас, — но и со снятой заживо кожей.
Олег метнул быстрый взор, Томас поспешно отвёл глаза. Если он дважды ощутил чей-то недобрый взгляд на себе, то калика с его чутьём, мог ощутить и нечто больше.
Запыхавшись, они взбирались по скалам, надо уйти как можно дальше от места, где их заметили, когда Олег насторожился, вскинул ладонь. Томас мгновенно замер. Некоторое время слышал только свое хриплое дыхание, надсадное, как у старого Змея, затем донеслись далёкие удары железа о камень.
Олег хмуро бросил:
— Знакомо, не так ли?
Дальше была неслыханно огромная яма с круглыми краями. До противоположного края с полсотни верст, яма опускалась в бездну мелкими уступами. На каждом уступе черно от копошащихся фигурок, а стук кирок и молотов сливался в неумолчный шум, словно шел нескончаемый дождь. Марево пыли закрывало ту сторону, как и глубь, видно только, как на ниточках канатов выныривают комочки камня.
Томас проговорил ненавидяще:
— И тут каменоломня!
— Глядишь, — добавил Олег, — все тот же барон Оцет строит себе замок. А почему в аду должно быть что-то иначе? Как будто не люди его строят!
— Ладно, — прохрипел Томас, — как обходить будем?
— Зачем?
— Это тебе везде тепло, — бросил Томас раздраженно. — Думать, Истину искать, всякую хреновину придумывать на головы простых честных рыцарей…
— Простых королей, — добавил в тон Олег. — Простых, как твой конь.
— У меня не было простых коней, — огрызнулся Томас оскорблено.
Ветерок качнул марево пыли, среди человеческих фигурок яснее проступили нечеловеческие, в полтора раза выше, с плетьми в длинных руках. Томас услышал окрики, свист рассекаемого воздуха, крики боли. Плети врезались в плоть каторжников с резкими хлопками, и в шум дождя часто вплетались эти щелчки, будто часть капель щелкала по туго натянутому бараньему пузырю в окне.
Олег присмотрелся, начал спускаться, выбрав узкую тропку слегка наискось. Томас оглядывался, держа меч наготове. Мокрые от пота изможденные фигуры каторжников приближались. Олег пробрался над их головами, присел на корточки.
Каторжники с усилием втаскивали на толстых пеньковых канатах огромные глыбы с уже обтёсанными краями. Каждый камень поднимали по восемь человек, жилы натягивались так, что едва не рвались от натуги. Под тонкой кожей, изорванной бичом, ребра ходили ходуном, а сиплое дыхание вплеталось в общий мерный шум каменоломни.
Олег всмотрелся, позвал тихонько:
— Фагим!.. Эй, Фагим!
Один каторжник вздрогнул, дико огляделся. Томас видел, как вздрогнул, когда поднял голову, и глаза нашли Олега. Красноволосый отшельник выглядел в самом деле страшновато, но Томас считал, что он-то привык, а другим может стать не по себе даже в аду.
— Ты… — прошептал невольник. — Ты тоже здесь…
— Судьба, — ответил Олег.
Невольник, которого Олег называл Фагимом, выпустил из рук канат, опасливо оглянулся, сделал шаг в сторону, оказавшись прямо под Олегом. Вдруг глаза расширились:
— Ты… ты во плоти?
— Да, — ответил Олег, — потому мне труднее, чем тебе.
Фагим отшатнулся. На лице отразилась хищная радость, потом недоверие, снова радость, что перешла в ликование. Он оглянулся, поискал глазами здоровенного беса, тот в двух десятках шагов нещадно стегал кого-то так, что летели клочья.
— Надо быть безумным… — прошептал он крепнущим голосом.
— Ты мне это уже говорил, — напомнил Олег. — И не один раз. Подскажи, как добраться до Вельзевула?
Фагим отшатнулся. Круглые глаза стали как у ястреба:
— Я?
Олег развел руками:
— Больше спросить не у кого.
— Что… что даёт тебе думать, что помогу злейшему врагу?
Олег посмотрел на Томаса, на красного гиганта с бичом:
— Да просто… просто в самом деле спросить не у кого.
Фагим задергался изо рта пошла желтая слюна. Голос стал хриплым от ненависти:
— Ты… ты, который меня убил… Ты такое… мне? Ты, который всегда был всезнайкой…
Олег тяжёло поднялся, колени хрустнули. Томас тревожно поглядывал на красного гиганта с бичом. Тот ощутил непорядок, подозрительно всматривался в их сторону. Фагим ударил обеими руками по каменной стене, едва не дотянувшись до сапог Олега, захрипел, а когда сполз, на стене остались кровавые следы.
— Фагим, — сказал Олег просительно, — ты же знаешь, я не был всезнайкой… Потому столько ошибался, получал по голове. И сейчас я знаю намного меньше тебя! В наш старый добрый мир, где мы… словом, ворвалась нелепая рабская вера христиан. И культура, и цивилизация равно сметены и втоптаны в грязь! Все мои знания, умения, даже магия — бессильны перед миром, где правит не разум, а слепая вера, где восхваляются не герои, а лакеи-угодники!
Томас разрывался от сочувствия, Олег никогда не говорил с такой тоской и болью, чувством поражения, обреченности. Фагим вскинул голову, в запавших глазах была слепая ярость. Он снова бросился на стену, пытаясь ухватить за сапог Олега, на этот раз пальцы царапнули почти за подошву.
— Ты… враг…
— Жгут библиотеки, — сказал Олег тоскливо, — зверски убивают учёных, мудрецов, исследователей… Разрушают школы, а строят монастыри…
— Враг…
— Эх, Фагим!.. Томас, пойдём, — сказал Олег.
Красный гигант направился в их сторону, как вдруг донесся переполненный ненавистью голос:
— На шестом уровне внизу… есть ход…
Олег спросил быстро:
— Куда?
— Не знаю, — донесся шепот, в котором ненависть клокотала как кипящее масло в котле. — Это подкоп… Его делают уже сто тридцать лет… Вчера пробили, но пока никто…
Красный гигант рванулся в их сторону. Невольники падали под его ударами как стебли травы под острой косой. Двое с жуткими криками исчезли за краем, из бездны донесся удаляющийся крик. Олег с Томасом отступили за камни, пригнулись. Слышен был рёв, звонкие удары бича, стоны несчастного. Лицо Олега было мрачное, глаза отводил, на Томаса не смотрел.
— Ты его знаешь? — спросил Томас шепотом, тут же устыдился глупого вопроса. Поспешно спросил: — Доверяешь?
— Нет, конечно, — ответил Олег тихо. — Ты же слышал…
— Ты убил его, надеюсь, не в спину?
Олег раздраженно сдвинул плечами:
— Да какая разница? Для магов не важно, как убил. Важнее, как жил.
Щелкающие удары пошли удаляться, словно надсмотрщик по дороге раздавал удары направо и налево. Или же, подумал Олег хмуро, но Томасу говорить не стал, чудовище погнало несчастного для допроса с пристрастием. Что-то здесь многое не вяжется. Слишком уж на каждом шагу ждёт засада, ловушки, словно многое предусмотрено.
Томас сердито сопел. Убить глаза в глаза или подло в спину — большая разница. И какими бы высшими ценностями не бахвалился калика, но никакой мир не будет миром, никакая вера не победит сердца, если можно будет бить в спину, лежачего, или втроём одного.
Глава 5
Олег шел торопливо, часто оглядывался. Красное небо блёкло, темнело, словно горячая кровь свёртывалась в коричневые комки, медленно проявилась громадная, как таз цирюльника, луна. Хотя бы жёлтая. как покойник, или пурпурная, как туша с содранной шкурой, но луна засияла настолько мертвенно бледным светом, холодным и серебристым, что плечи Томаса сами собой передёрнулись как у большого пса, что выскочил из ледяной воды.
В лунном свете Томас видел только темные впадины вместо глаз Олега, но по всей фигуре было столько напряжения, что наконец ощутил, как под доспехами побежали мурашки:
— Опасность?
— Кто-то идёт по следу, — бросил калика.
— Уверен? — спросил Томас, а руки уже сами потащили меч из ножен. Он начал прислушиваться, оглядываться, сразу же ударился головой о камень так, что в черепе зазвонили все колокола Британии, а перед глазами вспыхнул настолько яркий свет, словно Господь творил мир заново. Ругнулся, помянув всех святых настолько крепко, что у тех кожа от стыда слезет как у линяющих змей, пошел по-рыцарски вперёд и без оглядки: волхв на то и волхв, чтобы чуять, а он, рыцарь, чтобы защищать простой люд с мечом в руке, а не выполнять работу воина-лазутчика.
Вскоре чуткое ухо уловило быстрый цокот крепких когтей. Камень отзывался звучным щёлканьем, Томас непроизвольно определил размер когтистой лапы, по спине пробежала дрожь. Он приотстал, пропуская Олега вперёд:
— Я встречу первым.
Олег на ходу оглянулся:
— Успей выставить перед собой меч.