В тумане копыта стучали совсем глухо, конские фигуры расплывались. Наконец белый мрак стал таким плотным, что Томас уже не различал даже уши своего коня. Впереди слышались растерянные голоса рыцарей, в плотном тумане не видно даже конских копыт, не то, что дороги, и тогда послышался властный уверенный голос старого Макдональда. Судя по радостным голосам, он взялся вести отряд напрямик без всякой дороги.
Томас успел подумать, что странновато это, как это выведет без дороги, даже птицы в тумане сбиваются с пути, но впереди уже загрохотали копыта, а рядом калика чему-то загадочно усмехнулся и тоже послал коня вперёд.
Когда туман начал рассеиваться, Томас с облегчением увидел, что не потерялись, едут плотной группой, а вдали из редеющего тумана уже проступают крыши замка. Под копытами прошмыгнул юркий зверёк, Томас бросил:
— Деревня близко… Хорёк явно за курами охотится.
Кто-то из рыцарей поправил почтительно:
— Это суслик.
Томас не успел буркнуть, что ему всё равно, как раздался грозный окрик Макдональда:
— Король сказал «Хорек!». И никаких сусликов.
В ответ Олег услышал только невнятное бормотание, рыцарь оправдывался, объяснялся, а строгий голос Макдональда приобрел отеческие нотки:
— И вообще, доблестный рыцарь, голова у рыцаря, чтобы думать, а мозги, чтобы соображать. Поправлять короля, это вам чревато боком, а мне неловко, все-таки я сам отбирал отряд сопровождения… Эх, вывести бы вас в чистое поле, поставить лицом к стенке да зарубить к чертовой матери, чтобы на всю жизнь запомнили!.
— Да я…
— Молчать, когда вас спрашивают! Я тебе руки оборву, чтобы не болтал когда попало.
Над замком колыхалась странная черная туча. Ее заносило то вправо, то влево. Время от времени от нее отрывались и падали вниз темные точки. Когда подъехали ближе, кто-то из рыцарей громко ахнул, узнав невиданную стаю черных воронов.
— К добру ли? — прошептал он. — О, Езус Кристос…
Томас зло бросил:
— Конечно, не к добру! Но для тех, куда едем.
Мост был поднят, а над воротами блестели шлемы. Томас сорвал с луки седла боевой рог, громко и страшно протрубил, могуче раздувая щеки. Рёв пронесся долгий и грозный, в нём были свирепость дикого зверя, жажда крови.
Однако со стены крикнули достаточно нагло:
— Кто такие?
Томас сказал люто:
— Ваш король! И если сейчас же не откроете ворота во всю ширь, то клянусь святым гвоздем в рукояти моего меча, разрушу ваш замок, смету холм, а на этом месте велю вырыть озеро, где поселятся жабы!
Олег ощутил, как вздрогнули и застыли рыцари за его спиной. Томас был страшен как бог англов прошлых лет, свирепый и грозный, а ладонь его уже метнулась к грозному мечу.
Он напомнил:
— У тебя ж давно того гвоздя нету.
— Да ладно тебе, — огрызнулся Томас. — Что за мелочный человек!
На воротах уже задвигались, началась суета. Вниз крикнули торопливо:
— Сейчас откроем! Сейчас…
Послышался хрип, Томас увидел, как высокий воин ударом кулака в железной рукавице вогнал шлем говорившего в плечи. Воин повернулся к пришельцам, лицо было грозное, с пылающими очами, крикнул громовым голосом:
— Никто не смеет…
Томас и его рыцари видели, как в слабом рассвете за спиной великана блеснули острые копья. Воин выгнулся от предательского удара, быстро повернулся и ухватил одного за горло, но второй налег на копье, и дерзкий рухнул с высокой стены, увлекая жертву.
Конь Томаса вздрогнул, когда два тела с металлическим звоном грохнулись в вытоптанную землю. Наверху была суета, снова торопливо крикнули: «Сейчас, сейчас…», ворота начали открываться. Заскрипело, загремели цепи, подъёмный мост пошел вниз как гигантская челюсть. Вход открывался тёмный, тесный.
— Не западня ли, — пробормотал Макдональд. — Пусть сначала проедут люди, потом поедем мы.
Томас поколебался, но перед глазами встала Ярослава, он ощутил такую острую боль в сердце, что стиснул челюсти, чтобы не выдать себя криком. Выдавил сквозь зубы:
— Гадать некогда. Идём.
Бревна моста глухо вздрагивали под конскими копытами. По обе стороны ров был глубок, заполнен водой, со дна просматривались сквозь мутную воду острые колья. Над воротами в башнях были узкие отверстия для арбалетчиков, а немного погодя виднелись ещё одни ворота. Томас нахмурился, подозревая предательство, но створки тех ворот медленно пошли в стороны.
Когда миновали ворота, вороний крик стал оглушительным. Черные тени мелькали над головами, перечеркивали ясный свет солнца. Больше всего ворон вилось над угрюмой башней, что одиноко высилась на темной стороне замка. Таких башен было четыре, но от южной веяло злом, могильным холодом.
За воротами дорогу перегородил коренастый немолодой воин. Лицо суровое, в шрамах, глаза бывалого и опытного рубаки — холодные, прицельные. Рядом с ним и за его спиной маячили ещё с десяток, все в неплохих доспехах и с боевыми топорами, но Томас обращал внимание только на этого человека, в глазах которого были достоинство и верность своему сюзерену.
— Я — сэр Малькольм, — сказал он Томасу. — Брат Клотильды и дядя Мангольда. Замок вверен в мое распоряжение.
— Я Томас Мальтон из рода Мальтонов, — ответил Томас резко. — На всеобщем воинском сборе я провозглашен королём. Со мной лучшие из рыцарей, достойнейшие представители знатнейших родов королевства. Я приехал повидать Клотильду. Сам Сатана не сумеет мне помешать сделать то, ради чего я приехал.
Сэр Малькольм поклонился, но в голосе его прозвучала насмешка:
— Боюсь, сэр король, что это невозможно.
Макдональд бросил, набычившись, предостерегающее:
— Если вам, сэр рыцарь, не нравятся ваши гости, мы вам устроим более другие!
А Томас вытащил меч, луч солнца жутко блеснул во всю длину лезвия размером с потолочную балку. Голос его был свиреп как у сарацина перед боем за торжество веры ислама:
— Да, ты не был на сборе. Но отныне это мое королевство. И всякий, кто противится воле короля, умрёт!
Сэр Малькольм, не двигаясь с места, сказал невозмутимо:
— Я не был на собрании воинов, но это не значит, что не признаю волю знатнейших рыцарей. И хотя я сам предпочел бы другого короля, но сейчас говорю: добро пожаловать во владения Мангольдов, где неделю тому прекратился древний род этих великих воинов!
Он слегка поклонился, отступил, давая дорогу. Расступились и другие, хотя смотрели зло, угрожающе, позвякивали мечами и топорами. Томас слез с коня, швырнул поводья в лицо Малькольму. Часть рыцарей спешилась вслед за королем, другие зорко посматривали по сторонам, выискивали засевших арбалетчиков. Макдональд с высоты седла критически оглядел сэра Малькольма:
— В каком вы виде, рыцарь? Перед вами целый король стоит!.. А вы и ухом не моргнули! И не трясите мордой лица, если хотите и дальше сохранить какую-то власть и влияние.
Томас, не слушая дальше, бегом бросился в чёрную башню. Олег догнал уже на ступеньках. Сзади топали трое или четверо рыцарей. Томас бросил через плечо встревоженно:
— Одного я не понял… Он сказал, что невозможно поговорить с Клотильдой, мерзновеннейшей из ведьм, но пропустил меня свободно!
Олег крикнул вдогонку:
— Ты что, ворон не видел?
— Видел…
Томас осекся. Смертельная бледность залила лицо, он как ветер понёсся по винтовой лестнице. Олег, хоть и не тащил на себе два пуда железа, едва поспевал: Томас как горный козёл прыгал через две ступени. Рыцари сразу отстали так, словно шестой день взбирались на Мировое Дерево.
На верхней площадке была только одна дверь. Возле неё виднелась сгорбленная фигурка священника, тот сидел на корточках. Обе руки бережно прижимали к впалой груди толстую книгу в латунном переплете. Увидев взбегающих вооруженных людей, испуганно вскочил, побелел лицом.
— Ещё жива? — крикнул Томас, задыхаясь и хватая ртом воздух, как глубокодонная рыба.
— Ещё… — пролепетал священник, его трясло, он с ужасом оглядывался на дверь. Олег уловил слабый запах серы, горелой смолы. — Но она… гонит меня…
Томас спросил быстро:
— Тебя или твою книгу?
Не дожидаясь ответа, рывком распахнул дверь. По ушам стегнул злобный крик ворон, пахнуло дымом, донесся далекий сдавленный хохот, слабый стон, скрежет. Потом в полумраке прорисовалось окно, но по ту сторону так часто мелькали чёрные тени, что Томас не сразу разглядел широкое ложе с роскошными звериными шкурами, расшитыми подушками. Олег вошёл следом в тесную комнату, стены круглые, окна забраны железными решётками. На ложе, только сейчас разглядел, иссохшая безобразная старуха с крючковатым носом, щёки впали, выпученные глаза с ужасом смотрят в потолок. Руки дергаются, пальцы мнут шкуру с такой силой, что слышится скрип.
Олег сказал быстро:
— Закрой дверь!
Томас послушно притянул за собой дверь. Пальцы старухи сразу затихли, а из высохшей груди вырвался глубокий вздох. Веки начали закрываться. Томас вскрикнул:
— Погоди!.. Я приведу священников, дабы отмолили твои грехи, но ты за это…
Ведьма прошептала тихо, но ее свистящий шепот был похож на шелест ползущей гадюки, и Томас умолк на полуслове.
— Поздно… Меня ужасает вид Книги… меня терзают слова Откровения… меня сжигает…
Томас перебил:
— Все равно! Что-то всегда можно сделать. Давай договоримся.
Ведьма прошептала, не поднимая век:
— Ночами я творила чёрное… кровь младенцев… крылья упырей… кости самоубийц из чужих гробов… за что не найду покоя в своём…
— Ну-ну, — перебил Томас с гневным отвращением, — наш прелат говорит, что раскаяться можно и в последний миг жизни.
Ее шепот был едва слышен:
— Брехня… Что натворил, то натворил… Но я прошу… Святой водой обрызгайте мой труп, тогда мне будет нипочем… И гроб мой окропите… И саван… и чёрный весь покров… А гроб из толстого свинца, семью толстыми обручами оковать… внести во храм и пред алтарем прибить к помосту на штырях железных… ещё и цепями приковать толстыми, как змеи… И цепи тоже окропите… И пусть священники три дня и три ночи кряду читают заупокойные о моей душе… чтоб сорок на хорах… и свечи чтоб горели…