— Дальше… Или сейчас погибнем.
Томас с усилием оторвал устрашённый взгляд, бросился в тёмную часть, оттуда пахло затхлым. Глаза ещё не привыкли к полумраку, но чувства подсказали, что там пустота, он двинулся вслепую, ударился плечом, стал пробираться через камни, а сзади словно бы появился слабый оранжевый свет.
Еще несколько шагов вслепую, и плечи перестали царапать камни. Томас раскинул руки, ощутил лишь пустоту. Свет приблизился, шаги калики были шаркающие, неуверенные. Томас видел, как из щели выплыл оранжевый шарик размером с орех, светит слабо, как догорающая лучинка в избе простолюдина, вот-вот погаснет, калика вышел следом, хватаясь израненной рукой за стенку.
Томас бросился на помощь, калика прохрипел зло:
— Спеши… Хватай оружие… надо уходить…
Томасу почудилось, что калика заговаривается:
— Какое? Где?
Калика кивнул в темноту, а сам качнулся и побрел в другую сторону. Шарик света остался с Томасом. Он всмотрелся, глаза чуть привыкли, из пещерного мрака выступила гигантская стена, сплошь увешанная мечами, топорами, копьями, кинжалами, щитами, луками, множеством странного оружия.
Томас зачарованно двинулся в ту сторону, смутно слышал, как застонал калика. В темноте зазвенело, будто отшельник повалился на гору посуды. Томас заколдованно шёл к стене, глаз не отрывал, пока не уперся животом в длинный стол, что тянулся под стеной в обе стороны, и оба конца стола исчезали в темноте. Верх стены тоже уходил ввысь, прятался во тьме, а всё освещенное пространство блестело обнажёнными лезвиями, искорки прыгали по рукоятям, костяным лукам…
— Пресвятая Дева, — прошептал Томас. Голос задрожал, внезапно затряслись руки, а колени стали как ватные. От мечей и топоров явственно веяло мощью, от одних недоброй, от других светлой и ликующей. — Сэр калика…
В темноте снова звякнуло, загремело, донесся слабый треск, будто раздирали непрочное полотно. Томасу почудился сдавленный крик, стон. Он дёрнулся, готовый броситься к калике, с трудом себя пересилил. Дрожащие пальцы поплыли над столом, от разложенных там мечей несло бодрящим холодком. Внезапно рука будто сама нырнула вниз, пальцы жадно сжались на простой широкой рукояти.
Незримая мощь через пальцы ринулась по руке, вздула плечо каменными мышцами, наполнила грудь до боли, а сердце сбилось с такта, затрепыхалось как маленькая птичка в когтях рыси. Он ощутил, что задыхается от переполнивших его чувств, глаза защипало, а губы задрожали.
— Чей ты, меч, — прошептал он потрясенно. — Кому ты давал свою мощь раньше?
Меч был короче его двуручного рыцарского, проще, на лезвии следы ударов молота кузнеца. И рукоять без украшений, удобная для хватки, но не для хвастовства перед дамами…
В темной стороне затрещало сильнее, звякнуло, на стенам зловеще метнулись угольно черные тени. Из мрака вышел, шатаясь, огромный человек с прилипшими волосами, будто вынырнул из глубокого озера. Он дышал хрипло и надсадно, лицо оставалось в тени, в пещерах под надбровными дугами остро и страшно блеснули огоньки. Из кроваво-красных они медленно перешли в пронзительно зелёные, Томас обрадовано вскрикнул:
— Олег!..
Человек вышел в круг света. Обнажённые плечи блестели, только на правом ещё была тёмная короста, что как гнилая кора осыпалась при ходьбе. Томас увидел вздутый безобразный шрам, багровый с синюшным оттенком, рука ещё висела бессильно, но пальцы медленно сжимались в кулак.
— Быстрее, — прохрипел он. — А, Эскалибур?.. Что ж, родню почуял…
Томас ахнул:
— Меч короля Артура? Быть не может!
— Почему? Тогда ковали без затей. Взял? Уходим.
Он протащился мимо, его шатало, хватался за стол. Томас стиснул зубы, чтобы не заорать от дикой ослепляющей радости, по-звериному могучей, шагнул следом, глаза жадно шарили по столу, и сам не помнил, как ухватил в другую руку длинный меч, с узким холодно блистающим лезвием, засмеялся от прилива новой мощи, светлой и радостной, как и подобает магии оружия, в отличие от подлой магии слов и заклятий. Внутри играло и прыгало, он чувствовал, что сейчас сделает что-то несуразное: закричит дико, подпрыгнет до свода, или перерубит стол одним ударом.
— Олег! — закричал он вдогонку. — И в этом мече живет что-то помимо железа…
Спина калики удалялась, голос прозвучал глухо:
— Его потерял в Ронсевальском ущелье рыцарь, что прикрывал отход войск Карла Великого… Герой. Когда умирал, даже не вспомнил о красавице невесте, что лила слезы и ждала, а всё просил положить с ним… ах да, не с ним, а под него, меч-спату, эту вот возлюбленную Дюрандаль…
Томасу почудилась насмешка, но не поверил, что человек на грани смерти от изнеможения способен насмехаться над святыми чувствами величайшего и благороднейшего из рыцарей. К тому же непонятно, как видит спиной, может быть вовсе говорит наугад…
Томас вскинул мечи, он чувствовал какие у него длинные и могучие руки, тело как из булата, а силы хватило бы, чтобы сдвинуть гору. Крикнул мощно:
— Теперь пусть выходит хоть сам дьявол!
— Не хвались, на рать идучи, — напомнил Олег.
— А хвались, идучи с рати, — засмеялся Томас. — Это я знаю. Ох, сэр калика…
Он вздрогнул и замер, будто пораженный в самое сердце. Со стены и стола мечи просились в руки, клялись в верности, обещали великие подвиги. Такими бывают только мечи, которые имеют свои имена, в отличие от простых безымянных.
— Олег! — вскричал он в отчаянии. — Я не могу!.. Моё сердце разрывается!.. Да будь у меня сто рук…
Калика оглянулся:
— И что, ухватил бы все? Успокойся, меднолобый герой.
— Чьи это мечи?
Калика едва заметно сдвинул на ходу плечами:
— Я что, все железо знаю?.. Ах, там еще и черная бронза… Вон тот Галадборд, меч Фергуса, героя ирландских гор, рядом — Нуаду, меч-талисман ирландских племён, этот не знаю… и этот… а вон тот знаменитый Грим, меч самого Сигурда… или Зигфрида, не упомню как он у вас кличется.
Томас жадно вертел головой:
— А этот?.. А тот?.. О, Пресвятая Дева, я уже в аду, я уже казнюсь самыми страшными муками: вижу лучшее на свете оружие, и не могу всё ухватить!
— Так это ж рай, — буркнул калика. Спина его постепенно выпрямлялась, а голос терял хрипотцу. — На тот не гляди, это злой меч! Зря пастух, что отыскал его в размытом дождями кургане, отдал его Гатиле, ставшим известным потом как Аттила Бич Божий… Этому мечу, помню, скифы приносили жертвы… Каждого десятого пленного! А до скифов то же проделывали киммерийцы… Если есть третья рука, возьми меч справа. Это легендарный Переляк, с ним великий викинг начал творить новое государство… Знал бы, что получится!
Томас спросил быстро:
— И сотворил?
Голос Олега отдалился, его спина мелькнула и пропала в темноте,
— Его потомки, рюриковичи, творят и ныне… Такое творят!
Пальцы Томаса потянулись к Переляку, тоже предстоит творить королевство заново, с трудом потащил руку обратно, едва не выдирая её из плеча, ибо в голосе отшельника прозвучала странная нотка, что-то в том государстве ему не нравится, взглянул налево, сердце ёкнуло: добротный шлем, хотя и не рыцарский, широкие латы, кованый пояс с кольцами для ножей.
Светящийся шарик, что стал багровым, как угасающий уголёк, исчез в темной щели вместе с каликой. Томас, оставшись в полной тьме, сам не помнил как натянул доспехи, нахлобучил шлем по самые брови, бросился вслед за Олегом, но отшатнулся, потрясенный страшным и великолепным зрелищем.
По обе стороны чёрного входа висели в воздухе, держась без всяких цепей, два удивительных меча. Один короткий, с прямым лезвием, простой рукоятью, лезвие брызжет искрами, словно только что выдернули из горна, а другой длиннее, со странным волнистым лезвием. Томас в великом изумлении уставился на невиданное зеленоватое лезвие, там возникали и быстро исчезали магические знаки, что вдруг показались знакомыми.
Шаги калики уже затихли. Устрашённый, что останется один, Томас выронил оба меча, взамен ухватил рукоять меча с изогнутым лезвием… на миг пронзила острая боль, свирепая судорога скрутила мышцы, но ощущение силы, что хлынуло через рукоять меча, тряхнуло как молодое деревцо бегущим кабаном.
Ноги сами несли его с легкостью, будто железные доспехи были из простого полотна. Если бы не страшился разбиться, то прыгал бы сразу на десятки шагов.
Калика стоял на уступе близ выхода. Опять в волчьей шкуре, где он её только нашёл. Каменный карниз в двух шагах обрывался пропастью. На стук шагов обернулся, Томас видел как брови Олега взлетели верх. Томас вскрикнул:
— Что-то не так?
Олег в изумлении глядел на меч. Томас видел, как взгляд зелёных глаз скользнул по новым доспехам Томаса, коснулся шлема:
— Вот что ты выбрал…
— Олег, — вскричал Томас в страхе и замешательстве. — Что это? Я чувствую себя странно.
— Если ты о мече, — проговорил Олег медленно, — то это Зу-л-Факар. Что значит «бороздчатый». Мухаммаду достался в битве, от него перешел к тестю Али, хранился у халифов… Ну, Томас, ты самого Сатану удивишь!
Томас сделал движение отбросить меч, смотрел как на ядовитую змею, но пальцы не пожелали разжаться. Он даже попробовал помочь другой рукой, смог бы, но в груди словно лопнул сосуд с желчью, стало горько и тоскливо, словно отрывал от себя половину души.
— Ну не могу же я… Оставить такой меч, все равно, что оставить…
Он замычал в муке, подбирая точное слово, а Олег, не дожидаясь, буркнул:
— В самом деле? Тогда не бросай… Что-то небо нехорошее.
Томас повертел меч, лезвие блистало, а в ответ раздвинулись тучи, грозно проворчало. Меч был поразительно лёгок, но в то же время Томас чувствовал, что с таким можно драться даже с демонами.
— А второй… меч? — спросил он с затаенным страхом.
Калика хмыкнул:
— Второй… гм… о нём было сказано: «Не мир я вам принес, но меч»…
Он не закончил, края чёрной тучи начали быстро и страшно загибаться, словно она как сырая шкура попала на горячие угли. Под ней была ещё одна, лиловая, при виде которой у Томаса пробежал по спине недобрый холодок.