Оглушённый Томас смутно слышал, как оскорблённый Олег пробурчал что-то вроде «сам рыжий» или «от рыжего слышу», затем выступ скалы скрыл их. Томас смутно догадывался, что женщина невольно подсказала им дорогу: страшный яд за столетия, если не больше, прожёг каменные стены.
Он сказал дрогнувшим голосом:
— Чудится мне, что она это проделывает долго.
— Не то чудно, — буркнул калика, не оборачиваясь, — а что женщина! Пёс, что лизал цепь Амирани — понятно, но пёс — человек преданный…
Томас оскорблённо смолчал.
Глава 13
Олег потянул воздух носом, остановился. Томас тоже быстро огляделся. В горячем воздухе, полном запахов серы и горящей смолы, появился другой запах, странно знакомый. Тут же исчез, но калика поднял палец, повертел головой, быстро пошёл между скалами.
Томас, боясь привлечь внимание грохотом железных подошв, крался почти на цыпочках, от чего заныли мышцы голени так, что едва не вскрикнул от внезапной судороги. Запах появился снова, даже не запах, а аромат, так бы его назвал Томас, исчез, сдвинутый волной воздуха, но калика уже шагал уверенно, и когда Томас услышал запах в третий раз, тот уже не исчезал, становился крепче, как запах старого вина.
Калика остановился, Томас едва не столкнул его с уступа. Чуть ниже, едва не касаясь тёмными панцирями подошв калики, пробегали быстрые, блестящие, как уголь на изломе, тела. Длинные сяжки нацеленно щупают воздух, шесть сильных ног несут быстро и ловко, а предостерегающе разведенные челюсти грозят неприятностями всякому, даже чёрту, это Томас понял с холодком по спине.
У муравьёв, что бежали справа налево, в жвалах было пусто, лишь острые зазубрины блестели хищно и угрожающе, а несли обратно уже знакомые Томасу блестящие комки. Сердце учащённо заколотилось, в крупных комьях, размером с человечью голову, сразу выхватил взглядом тусклый блеск, из-за которого крестоносное войско можно было заставить снять осаду с одного города и бросить на другой.
Олег оглянулся, в зелёных глазах блеснула злость:
— Если и сейчас кинешься выколупывать этот презренный металл…
Томас судорожно сглотнул, глаза как прикипели к мелькающим самородкам, каждый с голубиное яйцо, а таких в каждом комке по несколько штук:
— Что ты, что ты… Просто приятно увидеть этих зверюк!
— Да ну, — буркнул Олег саркастически. — То-то в прошлый раз надрожался…
— Так то там, наверху. А здесь, в сравнении, это же просто зайчики.
Олег не слушал, уходил быстро, Томас почти не отставал, а когда навстречу потянуло прохладным воздухом, сперва не поверил, ад горазд на обманы, но становилось прохладнее в самом деле. Калика вдвинулся в новую щель, шёл с оглядкой, и Томас, изнывая от липкой жары, ринулся навстречу прохладе.
Стены резко ушли в стороны. Впереди открылся блистающий лёд. Если и проникал сверху слабый лучик лунного света, то здесь дробился в сотнях глыб, переламывался, отражался, и всё пространство было залито холодным мертвенным светом. Глыбы льда стояли ровными рядами, иные лежали, но всюду вместо привычного Томасу камня блестел лёд.
Он с наслаждением вдохнул всей грудью, поперхнулся, закашлялся:
— Наконец-то! Клочок рая!
— Согласен, — откликнулся Олег, — но все же не отставай, не отставай.
Он целеустремленно двинулся через ледяное пространство. Томас снова набрал морозного воздуха, ликующе и с такой силой пропустил через грудь, чтобы добрался до самых дальних кишок. Усталость начала испаряться, как снежинка на горячей рыцарской ладони.
Олег был уже на середине зала, впереди маячила чёрная нора, может быть выход, а может чего похуже, когда сзади раздался встревоженный вопль:
— Сэр Олег!.. Это же… это женщины!
В полупрозрачных глыбах виднелись обнажённые женщины. Застывшие, замороженные, как лягушки на зиму, они смотрели кто с немым укором, кто со страхом и надеждой, кто с вызовом, но почти не было тех, кто застыл в тупом оцепенении, обречённости. Томас брел, спотыкаясь, глаза не отрывались от прекрасных женских лиц. Он готов был поклясться, что именно здесь собраны самые красивые женщины мира. Или же их делало самыми красивыми особенное выражение лица, глаз…
— Не отставай, — бросил калика раздражённо.
— Олег! Это женщины, — повторил Томас упавшим голосом. — Здесь, в аду…
— Верно, — согласился Олег саркастически, — а где им ещё быть?
Томас пробормотал с жалостью:
— Какой огонь у каждой в глазах! Я не думал, что его смогут затушить все ледники мира…
— Ледники — да, — согласился Олег, — но грубое слово может. Не отставай! Или ты только на коне герой?
Томас, спотыкаясь, брёл за ним, глаза не отрывались от прекрасных женских лиц, а на их тела старался не смотреть, чтобы не оскорблять их достоинство, ибо явно же не сами разделись, ад не только терзает, но и унижает, затем стал замечать короткие надписи, что въелись в лёд либо у головы, либо у ног.
— Олег, за что их?
Олег пробурчал, не оглядываясь, глаза его были упорно направлены в пол:
— За грехи.
— За прелюбодеяние?
— Хуже.
Томас удивился:
— Еще хуже?
— Это ж твое христианство! Вера рабов — опора государственности. Их сюда за пренебрежение высшими интересами. Ну, их много, не перечислишь. Любовь поставили выше, из-за чего высшие интересы пострадали.
Томас возмутился:
— И за это в лёд? За любовь?
— Охладить пыл, — пояснил Олег равнодушно. — Мол, слишком расточали пыл и жар не по тому адресу. Надо — Родине, племени, религии… а они — мужчинам.
Он прошел вперед, а Томас замер, восторженно смотрел на одну вмороженную женщину:
— Какая красавица! Я даже не знал, что такое возможно!.. Какое совершенство… Олег! Мне чудится, что она постоянно следит глазами за тобой. Сэр Олег, это просто невероятная красавица… Её глаза в самом деле поворачиваются за тобой…
— Уловка скульптора, — пояснил Олег мрачно. — Если нарисовать портрет, чтобы зрачок стоял посредине, то почудится, что портрет следит за тобой всюду… А со скульптурой можно тремя способами…
— Невероятно, — прошептал Томас. — Если их ставил сам Сатана, то он гений… хоть и гений Зла! Но почему я вижу, что следят глазами именно за тобой?
— Шире шаг, — огрызнулся Олег.
Ноги скользили, он пробирался осторожно, глядел только под ноги. Железные сапоги рыцаря почти не скользили, он жадно всматривался в прекрасные лица, сердце билось мощно и сильно, а кулаки сжимались в бессильной ярости. Мир несправедлив, если таких красивых в ад! Другое дело, некрасивых, те всё равно становятся ведьмами, а еще ведьмами становятся те, кому мужья достались не по любви, но эти могли бы стать ангелами…
Калика скользил, пытаясь пробраться через глыбу льда, чёрный зев вот уже рядом, когда Томас догнал, железные сапоги впивались в гладкий лёд как железные когти, на миг они оказались рядом. Томас уважительно отступил, давая дорогу, сам впервые поскользнулся, замахал руками, мощной пятернёй угодил в плечо Олега. Тот качнулся и, пытаясь удержать равновесие, растопырил руки. Пальцы коснулись ледяной глыбы, в которой проступало обнажённое тело.
Сухо щёлкнуло, затем звонко затрещал лёд. Осколки брызнули с такой силой, будто их разбросало взрывом, или по глыбе льда ударили боевым молотом. Они ещё не успели упасть на пол, когда миниатюрная женщина бросилась Олегу на шею. Голос её был хриплый от волнения и близких слёз:
— О, Олег!.. Я не могла и подумать, что ты тут же ринешься за мною!.. Как я была не права! Прости меня… Я такая дура, такая дура!
Томас ошалело смотрел на эту невысокую женщину, настолько ладно сложенную, что такое полагал невозможным, с удивительно прекрасным лицом, огромными тёмными глазами. Волосы её были черны как ночь, ниспадали на грудь и спину чёрным водопадом. Это была та самая, которая… Боги, мало им Сатаны с его воинством!
Стиснув челюсти, он снял с плеч зелёный плащ, отобранный у призрачных монахов, и, мокрый от чудовищных усилий, набросил на удивительную женщину. Это зачтётся за подвиг, подумал он хмуро, ибо глаза вылезают из черепа, чтобы видеть её ещё и ещё.
— Поспешим отсель, сэр калика, — сказал он, разрываясь между сочувствием и острой завистью. — Пойдём, здесь холодно.
— Холодно? — пробормотал Олег.
По его лбу катились крупные капли пота. Он затравленно зыркал по сторонам, лицо медленно принимало обречённое выражение. Женщина, её зовут Гульчей, наконец вспомнил Томас, прижималась к нему испуганно и счастливо, что-то верещала на своём птичьем женском языке, Олег вроде бы не обращает внимания на её щебет, привыкает быстро, хотя лицо всё ещё такое, словно вместо хмельного меда хлебнул уксуса.
Поспешим отсюда, повторил Томас про себя с потрясённой завистью, а то ещё кого коснёшься. Так что это совсем не мерещится, что вмороженные в лед женщины провожают взглядами! И самому бы не задеть… Яра не поймет, да и калике с двумя…
Олег полез в дыру, можно идти чуть пригнув голову, женщина шла следом, а Томас прикрывал от опасности сзади. В дыры на плаще соблазнительно просвечивает ослепительно белое тело, хотя такая черноволоска должна быть смуглотелой, а пятна крови наверняка подсказывают, какие великие подвиги пришлось свершить, чтобы освободить ее, единственную и неповторимую!
Олег что-то втолковывал женщине, та не слушала, смотрела влюблёнными глазами. Томас обогнал, всё-таки настоящий воин он, Томас Мальтон из Гисленда, а эти двое… всего лишь двое, хоть и опасные.
Впереди расширялся каменный зев, там гремело, пахло серой и горящей смолой. Через несколько шагов гора осталась за спиной, тучи нависали тёмно-лиловые, в них грозно вспыхивали огни, на выжженную землю падали злые отблески.
Олег затравленно огляделся, махнул рукой, и все трое перебежали вдоль стены. Тропка была узенькая, Гульча пошла вперёд, стараясь быть полезной, как самая маленькая и незаметная, а Олег обернулся к Томасу:
— Вот видишь!.. А они говорят!
— Что? — не понял Томас.