— Ну что? — спросил Томас.
Он то бросал ладонь на рукоять меча, то отдергивал, будто касался раскаленного в горне бруска железа, понимал, что не до драки. Калика посмотрел задумчивым взором:
— И туч нет, а что-то в сон клонит… К дождю? Так тут вроде откуда дождь…
Томас прошептал яростнее:
— Что… с этими? Ты с ними говорил!
— А, говорил. Он сказал, что его зовут Мункар.
Томас взбесился:
— Ты спросил, рай это или не рай?
— Так все ж понятно, — удивился калика. — Мункар — это один из двух ангелов, что лупят почём зря согрешивших. Их двое: Мункар и Накир. А Накир вон тот, с красными крыльями. Они обязаны наказывать виновных после смерти. Так что это ад, сэр Томас. Самый настоящий ад. Джаханнам по-ихнему.
Томас даже остановился:
— Так куда нас занес твой перебежчик? Снова в ад?
— Ну и что? — буркнул Олег неприязненно. — Куда мог, туда и довёз. И за то спасибо. Неблагодарный ты, сэр Томас. А еще благородный! Сколько у тебя, говоришь, предков? То-то от тебя наплачутся сирые и убогие, когда предстанешь в короне… Деспот ты. Уже деспот, а куда уж деспотее?
Томас заговорил, от ярости с трудом выговаривая слова. Зубы щёлкали так, что перекусил бы рукоять своего меча:
— Сэр калика, я попрошу…
— Да на небесах мы, на небесах, — сказал калика с досадой. — Все ведь знают… наверное, что исламский ад тоже на небесах. Или ты не знал? Так чего ж шлялся по землям сарацинским?
Томас поперхнулся, словно в рот влетела крупная летучая мышь, глаза стали круглые, как у большой морской рыбы, грудь поднялась и опустилась подобно величавому морскому прибою, а голос осел до невысокой травки:
— Ну… гм… по землям Сарацинии… башня Давида… а ты спросил, в какой стороне истинный рай? И… не забьют? Ты хорошо рассмотрел их морды?
— Рассмотрел, — ответил Олег невесело, Томас видел, как плечи передёрнулись, а в зеленых глазах мелькнула тревога. — Но мы не в их власти. И пока ни в чьей здесь. Но с другой стороны, каждый волен нас прибить, кто возжелает. И отвечать не будет.
— Как это?
— А мы ничьи.
— Как это ничьи? Я — христианин, а ты — богомерзкий язычник!
— Но мы — живые. А живым здесь не место.
Дальше потянулись густые заросли странного кустарника. Терновник не терновник, но колючки в палец. Они осторожно пошли вдоль густых зарослей, Олег останавливался, Томас слышал топот, шелест крыльев, а когда звуки утихали, снова пробирались, иной раз ползком, стараясь укрыться за низкими кустами или в траве. Вот уж не думал, подумал он тоскливо, что буду завидовать мертвецам! Тех хоть и лупят, но всё по закону, даже в лупке не переступают черту, а тут не знаешь, что с тобой сделают, потому что могут сделать всё…
Томас осторожно выглянул, голос упал до шёпота:
— А кто вон те?
Олег бросил мимолетный взгляд:
— Ангелы.
Томас не поверил:
— Ангелы с рогами? И крылья как у летучих мышей?.. Чего они стоят возле той норы? Целая толпа.
— Двенадцать, — посчитал Олег. — Значит, там вход в их ад. Исламский ад.
— Откуда знаешь?
— Слышал, — отмахнулся Олег. — Двенадцать самых сильных ангелов во главе с Маликом… Это вот тот здоровило, сторожат вход в ад. А сады джанна, это они так рай кличут, сторожит всего один.
— Ты не умничай, — прошипел Томас. — Мне нужен только наш христианский. А мимо исламского пройду и бровью не поведу!
Справа начала вырастать тёмная полоска. Олег принюхался, ноздри трепетали как у волка, весь потянулся в ту сторону, как пес перед кустом, где засел перепел. Томас видел, как взлетели брови, калика удивленно присвистнул:
— И здесь лес?
Не оглядываясь на рыцаря, свернул в ту сторону. Томас потащился следом, тёмная полоска выросла в тёмную стену, распалась на высокие мрачные деревья, за которыми тьма и холод. Деревья стояли тёмные, грозные, со стволами в три обхвата. Корявые ветви сплетались между собой, на землю пала тёмно-зелёная тень. Томас понял, что неба не увидит, пока не выберется из этого зловещего места.
Калика, напротив, повеселел, озирался по сторонам с видимым удовольствием. Томас не выдержал:
— Глядишь, как будто сейчас родню встретишь!
— Всё может быть…
— Что?
— Говорю, всё может случиться. Больно этот лес напоминает наш, где я родился. Где жили невры… Впрочем, в таких жили англы, саксы и прочие германцы.
Томас ощетинился:
— Я не германец!
— Ах да, — сказал Олег отстранённо, — вас, англов, ваш бог создал прямо на берегах Дона. А кости кельтов, пиктов и бриттов неизвестно откуда взялись… Наверное, ваши враги подкинули, чтобы вас опорочить… Или друзья, дабы возвеличить вашу славу…. Эй-эй, человек!
Томас видел только зелёную стену густых кустов, но Олег направился в ту сторону уверенно, руки развёл в стороны, показывая пустые ладони. Из зелени, не двинув и листиком, выступил коренастый человек. Томас задержал дыхание. Человек в звериной шкуре как у Олега, голые плечи как морские валуны, блестящие, тяжёлые. Грудь широка как дверь, а руки как стволы молодого дуба. Такой задавит медведя как щенка, в голубых глазах видна свирепая дикость лесного человека…
— Доброй охоты, — сказал Олег, Томас чувствовал в сдержанном голосе калики глубокое волнение. — И хорошего огня… Ты из рода Тараса?
Охотник внимательно оглядел Олега, так же придирчиво осмотрел Томаса, снова повернулся к Олегу:
— Ты, как я вижу, из рода Панаса… Да, я сын Тараса. Наша деревня там, за Рекой. Ты найдешь пока только женщин, но вечером мужчины вернутся с охоты.
Он отступил на шаг, растворился в зелени так же бесшумно, как и появился. В воздухе медленно таял запах немытого тела, свежевыделанной кожи. Олег повернулся к Томасу, лицо было растерянное:
— Прости, я сам не ожидал, что встречу своих…
— Он похож на тебя, — согласился Томас. Сердце часто стучало, незнакомец произвел впечатление дикой мощи, а сильных мужчин Томас, как и всякий сильный мужчина, не любил. — Только не рыжий, и глаза синие…
— Как у тебя.
Он вздохнул, тряхнул головой. В голосе было сожаление:
— Надо делать то, что надо, а не то, что хочется. Взглянул — и мимо.
Томас вскинул брови:
— Не зайдем?
— Томас, времени с заячий хвост. Пока ты цветочки собирал на лугу, наш враг мог уже подготовиться.
Томас подавил дрожь в голосе:
— Полагаешь, он уже здесь?
— Ты ещё не понял?
Голос калики был мрачный, как ночь в потустороннем мире. Томас спросил тревожно:
— Что я должен понять?
— Он местный. Забыл, перо?
Томас вздрогнул, кожу осыпало морозом. Он помнил ту схватку, и то посетившее его странное чувство опасности, куда более острое, чем за всю предыдущую жизнь и за все схватки.
— Ангел?
— Ангел, архангел… Тут еще престолы, власти, херувимы, серафимы, карантаки… Или карантаки в другом раю? Словом, бой в аду, всё в дыму, ничего не видно.
Томас покачал головой:
— Сэр калика, это ты уж чересчур. Я понимаю, язычник. У вас боги не только дрались, но и всякое непотребие творили, наш прелат… Но у нас Бог один! А все ангелы — его слуги. Да не просто как у меня в замке, хотя клянусь невинностью Пречистой, вернее моих слуг нет во всей Британии, а как бы частицы самого Бога. Я не могу объяснить так же возвышенно, как говорит наш прелат, но я ему верю. А сам себя не предашь…
Олег задумался, хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой. Лицо оставалось тревожным, зелёные глаза потемнели как лесные озёра, не знающие неба. В нём оставалось сомнение, Томас видел, но как объяснить язычнику, что с рождением Христа пришел на землю совсем другой мир, не знал.
Посередке обширной поляны высился мощный дуб о трёх стволах, исполинский, древний, с корой в ладонь толщиной, дуплами, наплывами размером в щит, а ветви расходились так широко, что накрывали всю поляну. В коре дуба виднелись вбитые камни, уже почти поглощённые наплывами деревянной плоти, торчали концы медных стержней. У подножья белели седые валуны, такие же древние, закруглённые.
У Томаса зашевелились волосы на загривке. Он ощутил запах крови. Похоже, пролитой совсем недавно, вон тёмные вожжи засохшей крови, в этом капище всё ещё режут пленных, приносят в жертву красивых девушек и младенцев!
Он тяжело задышал, схватился за меч и дико огляделся. На него сумрачно и безлико смотрели вековые деревья.
— Где они?
Олег поморщился:
— Кого тебе надобно?
— Демонов, что режут людей!
— Стоило так далеко ходить? — буркнул Олег с неприязнью. — В твоем походе за Гробом резня была всем резням резня.
— Там за веру! — сказал Томас люто. — За веру можно. И даже нужно! С верой в сердце всё можно. Там мы резали неверных в угоду Господу нашему, а тут режут чёрт-те кому.
Он шагнул к дубу с мечом в руке. От потёков засохшей крови навстречу взвилась стая злобно жужжащих зелёных мух. Воздух завибрировал, слюдяные крылышки во множестве звенели так, что на Томасе мелко-мелко задрожали доспехи. Он невольно отшатнулся:
— И это ваш рай?
— У каждого свой рай, — буркнул Олег, явно задетый. И добавил, подумав. — И свой ад.
Томас отступил ещё, злобно жужжащие мухи пытались лезть в щели доспеха, он попробовал отмахиваться, понял как глупо выглядит, отбиваясь мечом, с сердцем сунул в ножны:
— Такой гадости ещё не видел!
— Поглядим, что за рай у тебя, — ответил Олег уязвлённо.
Он пошёл, не оглядываясь. Томас, сердясь, что обидел друга, торопливо пошёл следом, напоминая себе, что не зря добрый дядя твердил: говорить правду — терять друзей. Да и сам калика говаривал предостерегающе: худая харя зеркала не любит.
Ноги начали подкашиваться, Томас ощутил, что доспехи принадлежали великому воину, простой бы уже свалился под тяжестью стальных лат.
За лесом потянулась высокая стена, уходящая вершиной так высоко, что края уже не видать. Томас разглядел широкие врата:
— А там что?
— Патала, — буркнул Олег, не поворачивая головы. — Потусторонний мир скифов. Но видишь, закрыт? А ключ у Барастыра. Не отставай, сэр король.