Четверорукий проводил взглядом падающего рыцаря, молния ударила ему самому в затылок, он вскинул руки, вспыхнул свет, запахло свежестью как после грозы. Со скалы вниз полетела, покачиваясь на ветру, белая хламида с растопыренными как у привидения широкими рукавами. А Олег, рассадив ему сзади голову, парировал удары огненных мечей, пока тяжёлый наконечник его посоха не достал противника по колену. Тот на миг застыл, превозмогая боль или же пытаясь понять, как это его смели ударить, если раньше бил только он…
Остриё вонзилось ему в переносицу. Олег ожидал услышать хруст тонких костей, но щёлкнуло, словно лопнул туго натянутый бычий пузырь, ослепительно вспыхнуло. Он успел прикрыть глаза, и на камень медленно осел нелепый балахон.
— Эх, Томас, — прохрипел Олег, — Томас…
Грудь его часто вздымалась, в горле сипело. Шатаясь, начал спускаться, а когда дыхание почти выровнялось, побежал вниз, прыгая с камня на камень, с уступа на уступ как горный козёл, только что не бросался на рога, как делают самые лихие.
Внизу живописный грот приглашающе звенел серебристыми струями. В небольшом водопаде прыгали форели, крупные такие лобанчики.
Он был уже внизу, когда из-за скалы выбежали трое с огненными мечами. Олег оглянулся, чувствуя, что попал в западню, сзади неслись ещё двое. Он затравленно огляделся по сторонам. Передние выставили пылающие мечи на вытянутых к нему руках. Их свет был ослепляющ, Олег ощутил резь под веками. Перед ним поплыли тёмные пятна. Оглянулся, серафимы перешли на шаг, их мечи на локоть длиннее мечей архангелов, а пылали ещё ярче.
— Стой, — крикнул первый гневно. — Кто ты, посмевший?
— Я посмевший, — ответил Олег сдавленным голосом. Он лихорадочно искал выход, но не находил. С такими противниками встречаться не приходилось, и все его воинские трюки сейчас только псу на подстилку. — А кто вы?
— Здесь спрашиваем мы, — отрубил первый архангел.
— И караем, — добавил второй.
Лицо его было суровое, аскетичное, изрезанное глубокими морщинками. Глубоко посаженные глаза смотрели ненавидяще.
— А что вы хотите? — спросил Олег.
Он чувствовал, что вопрос звучит глупо, но мысли метались как вспугнутые воробьи в запертом сарае. Холодок ужаса сковал грудь, он силился раздвинуть губы в приветливой усмешке, но не мог. Впервые пожалел, что всё ещё в звериной шкуре, пора бы сменить к чёртовой бабушке, волосы отросли как у дикого человека, рыжий, а рыжих, как всем известно, в раю нет…
Архангел сказал звенящим голосом:
— Ты мог бы ответить… и прожить чуть дольше. Рафаил, убей его.
— Рафаил? — вырвалось у Олега. — Он же целитель!
— Он и от жизни исцелит, — сказал архангел. Он искривил губы в злой гримасе. — Он, кстати, не один такой целитель.
Рафаил шагнул вперёд, Олег затравленно оглянулся. Дорогу обратно загородили три серафима. Они не двигались, предоставив слово и дело архангелам, но три огненных меча были направлены в его сторону.
— Погодите… — вскрикнул Олег, — но вы не должны подниматься на седьмое небо! Это же… это…
Михаил бросил надменно:
— Сегодня день особый.
— Из-за нас? Из-за двоих людей? — вскрикнул Олег. — Почему такая суматоха? Почему нас пытались заманить сюда ещё на земле?
Михаил презрительно скривил губы. Если Олег и надеялся перед гибелью получить ответ, он ошибся. Рафаил вскинул карающий меч. Олег инстинктивно поднял над головой посох, в то же время понимая, что не устоит перед двумя архангелами, привыкшими общаться с людьми, самыми умелыми воинами на свете, успел увидеть возникшее за спинами архангелов что-то нелепое, железное, раздался могучий рык, и Олег, мгновенно поняв не умом, а чувствами, с поднятым посохом развернулся к серафимам, прыгнул, взревев ещё страшнее.
Грохот, крики, удары, на белоснежный песок медленно осели, колыхаясь в воздухе, белоснежные хитоны. Огненные мечи, коснувшись земли, превращались в тени, проседали вглубь, и снова песок был безмятежно чистым.
Он обернулся, всё ещё озверелый, с колотящимся бешено сердцем. Железная фигура в могучем взмахе взметнула над головой тело Михаила, ударила оземь с такой силой, что в стороны брызнули длинные струи огня, а белая хламида разлетелась на лохмотья. Тело Рафаила уже расплывалось, Олег успел увидеть только разрубленную голову и грудь. Зу-л-Факар разрубил архангела так же, как Томас рубил простым англским мечом сарацин: от макушки и до пояса.
Томас хрипел, пошатывался, хватался за грудь. Из разбитого рта текла кровь, на правой щеке пламенела широкая ссадина.
— Ого, — выдохнул Олег, — Томас…. уф… а ты выглядишь просто замечательно. Как будто по тебе проскакала ваша знаменитая тяжёлая конница. Рыцарская конница! У каждого коня задница в сто пудов весом.
— Иди ты, — ответил Томас, он дышал тяжело, сплёвывал кровь, железо доспехов погнулось, в трещины набилась грязь, на щеке из ссадины выступили крупные капли крови.
— Куда?
— Я не сказал куда, — огрызнулся Томас, — и не дождёшься, чтобы я сказал такое в святом месте. Но ты знаешь, куда бы я послал, так что иди!
— А как ты уцелел? Голова, понятно, чугунная, лоб медный… но остальное…
Томас отмахнулся с небрежностью, но в глазах блеснули гордые огоньки:
— Я ж катился, цеплялся за камни… А внизу вцепился в шерсть на пузе первой же зверюки. Престол хоть и завопил как Полифем, но вынес, даже не отстал.
— Первой же? — изумился Олег.
Его зелёные глаза мигом пробежали по вмятинам доспехов, трещинам, изучающе остановились на ссадине.
— Или второй, — ответил Томас досадливо. — Какая разница?
— Да вообще-то нет, — согласился Олег чересчур поспешно. Он снова оглядел помятые доспехи. — Может быть, лучше без них?
— И что же, пойду голым?
— Зачем голым? Я ж не голый.
Томас буркнул с неприязнью:
— Только язычники выставляют волосатую грудь на обозрение. Христиане должны выставлять свой несгибаемый дух! Ладно, я появился вовремя, верно?
— Спасибо.
— Всё в долг, всё в долг…
— Если идти сможешь, — сказал Олег, — что-то хромаешь как неподкованный бобер, то пора в хехалот.
Томас вопросительно посмотрел на Олега, опять какая-то гадость, слово-то мерзкое, а употребляет уже не первый раз. Олег серьезно объяснил:
— Вон тот дворец… Присмотрись, вон сияние!.. и есть хехалот. Там бесконечные залы, переходы, на пороге каждого — стража с крыльями. И не только с крыльями. Проверяют достоинства каждого… А у нас, сам понимаешь, достоинства из ушей выплёскиваются. Направо и налево раздаём, один пар остаётся. Но я не знаю, какие им подойдут, а какие нет. Я не всё запомнил, когда мне один ученый иудей… или христианин рассказывал, больно слёзы пускал да умилялся. За охами и воплями о величии Всевышнего я не разобрал какие тут замки и как охраняют.
Томас не отвечал, его трясло. Зубы стиснул, чтобы не опозориться стуком… Наконец-то проклятый хехалот… вообще-то божественный дворец самого Творца, но здесь пленницей его невеста, а калика, хоть и язычник, тоже подтвердил, что за красивую женщину можно разнести два таких хехалота. А то и три.
По-прежнему, перебежками, но он чувствовал, что приближаются к цели упорно и неотвратимо, как две падающие звезды.
Сияние от небесного дворца шло вверх и в сторону, он выглядел окружённым радугой, только эта радуга состояла из белого чистого цвета разных оттенков. Массивные колонны поддерживали широкую кровлю, широкие ступени блистали белым, как снег, мрамором. Томас рассмотрел высокие ворота, медные, судя по цвету. Они оставались чуть в тени, потому он не мог разобрать узора на половинках створок.
Дворец горделиво высился посреди роскошного двора, а сам двор был окружен высоким ажурным забором. Сколько Томас не всматривался, ворот не заметил. Впрочем, обитателям дворца ворота ни к чему, крылья перенесут и через забор, но, с другой стороны, Томас ощутил, что в порхании через забор есть нечто и унижающее рыцарское достоинство. Конечно, обитатели хехалота… ну и придумали же имя!.. не рыцари, но даже домашние куры и гуси стремятся ходить достойно через ворота, а не пытаются взлетать на забор.
— Должны быть, — сказал он убеждённо. — Это я говорю как рыцарь, который не один дворец брал! Обойдём с той стороны..
— Обойдём, — согласился Олег.
Зелень пахла свежестью и необыкновенной чистотой. На листьях ещё вздувались капельки росы, хотя утро давно миновало, ни тли, ни гусениц, лишь худые поджарые муравьи носятся стремительно и ошалело, сяжки так и секут воздух. Олег задержался на миг, не в силах понять, чем же питаются бедные насекомые, проследил взглядом за цепочкой толстых, с раздутыми брюхами. Наверху, где кора потоньше, самые сильные прогрызли кожу, там выступил сок, и муравьи припали как поросята к матке, пили жадно и торопливо, не давая перелиться через край и течь по ветке на землю.
— Все равно глупо, — пробормотал он.
— Что? — не понял Томас.
— Я говорю, муравьи, как и люди, всё едят. Кроме травки и ягод, им бы и мяса… Нет, недосмотр. Нет-нет, сэр Томас, я не заговариваюсь. Вот там впереди что-то хлопнуло! По-моему, крыльями…
Томас не успел вспылить, муравьи, видите ли, не тем питаются, а что сами не ели сутки, впереди в самом деле из-за угла мелькнуло белым. Словно ветерок колыхнул краем одежды. Стиснул зубы, потом рассчитается, медленно начал продвигаться за кустами.
С той стороны в самом деле оказались ворота — тяжёлые, широкие. С навесом, чтобы переждать дождь, хотя какой дождь на седьмом небе… а может и бывает, Всевышний может любить дождь, почему нет, ручки из чистого золота, блестят. По обе стороны стоят, как две белые статуи, серафимы с огненными мечами. Томас заметил под белыми хламидами добротные доспехи, похоже, миланской работы, лёгкие и удивительно прочные. Сапоги скорее парадные, для верховой езды непригодные, каблуки высоковаты, за стремя будут цепляться, а голенища приспущены, что мешает и при ходьбе.
— Опять драться? — прошептал Томас. — Не будет мне вовек прощения…