— Отступишь?
— Ты что? — удивился Томас. — Сам же говорил, что за красивую женщину… А тут не просто красивая, тут Ярослава!
Он поперхнулся, попятился в кусты. По усыпанной золотым песком дорожке навстречу шло, пока что не видя их, массивное животное ростом с раскормленного теленка, с оранжевой шерстью, сплошь усыпанное круглыми, как у совы, глазами, только с длинными ресницами, человечьими веками. Глазами покрыты морда, бока, спина, ляжки, вплоть до копыт. Увидев копыта, Томас перевёл дыхание, уже знал, что любой зверь с копытами разве что лягнёт, но уж не кинется и не покусает.
— Что это? — спросил он поражённо.
— Кто из нас христианин? — огрызнулся Олег. Он дернул Томаса вглубь кустов, и животное медленно прошествовало мимо. Пахнуло слабым ароматом мускуса и чесночной колбасой. — Это… как их… помесь престола с властями. Только чего они здесь? Я уж подумал было, что ислам отвоевал у твоих христиан эти земли. Ты можешь пробежать во-о-он до тех кустов, без своего конского топота?
Томас обиделся:
— Я смогу, но эти всё равно увидят?
— Хрен они увидят.
Олег пошарил под ногами, Томас видел, как из его ладони выскользнуло что-то сверкающее, на той стороне колыхнулись ветви, стражи немедленно повернулись в ту сторону, вытянули шеи. Томас сорвался с места, с похолодевшим сердцем помчался через открытое место, чувствуя себя не просто голым и беззащитным, но со снятой кожей, клятвопреступником и святотатцем, хуже сарацина.
Глава 11
Затаившись за створками ворот, Томас с бешено бьющимся сердцем ждал, обливаясь жарким потом. По ту сторону ворот опять шелестнули ветви, потом словно бы стражи переступили с ноги на ногу… или сдвинулись в сторону посмотреть, Томас затравленно ждал, только сейчас ощутил во всей полноте свое святотатство, богохульство, пренебрежение святынями, архипреступность…
Но мимо прошмыгнуло серое, он ощутил запах кислой псины, и, встрепенувшись, душа вскинула его на ноги, заставила догнать калику. Они пробежали на цыпочках уже вдоль внутренней стороны ограды. Томас прошептал в бессильном страхе:
— Нас же видно из окон хеха… небесного дворца!
— Видно, но не видят, — буркнул Олег.
— Как это?
— Когда размышляешь, сэр Томас, то не видишь, что ешь, во что одеваешься, с кем спишь, кто перед тобой скачет…
Они перебежали к мраморным ступеням, настолько широким, что нужно три длинных шага, чтобы достичь следующей. Томас сжимался от грохота своих гремящих шагов, будто всё ещё в каменоломне крушит молотом стену. У величественных врат, украшенных золотом и драгоценными каменьями, высился широкий в плечах шестикрылый серафим. Ноги расставил, огненный меч на плече. Белоснежная туника распахнулась на груди, открывая стальные доспехи дивной работы, от совершенства которых у Томаса защемило сердце. Лицо было надменное, а когда вперил грозные очи в набегающих пришельцев, Томас содрогнулся, будто поражённый молнией.
Пурпурные веки поднимались все выше, открывая невиданные оранжевые глаза цвета расплавленного золота, Томас остановился, перестал дышать, в душе возникла щемящая тоска, понял, что никогда не сможет не то, что причинить вред этому небесному существу, но даже оскорбить словом, взглядом, дыханием…
Голос серафима прозвучал как серебряные фанфары, которыми возвещают о начале королевского турнира:
— Кто такие?
Томас содрогнулся от сладкой боли, душе открылись незримые высоты, и совсем некстати с другой стороны прозвучал запыхавшийся голос:
— Эй ты, с крыльями!.. Стоишь, а в наши святыни проник язычник!
Серафим отшатнулся, в оранжевых глазах вспыхнули белые молнии:
— Язычник? Невозможно!
Олег крикнул торопливо:
— Имеющий очи да видит!
Он хладнокровно указал на Томаса. Рыцарь онемел от такой наглости. Серафим грозно вперил в него оранжевые очи, они тут же заполыхали огнём, сделал шаг к Томасу. Тот беспомощно мекал и разводил руками, а Олег с тем же хладнокровием ударил серафима по затылку с такой силой, что тот, падая, едва не сбил Томаса.
— Ну ты и свинья, — сказал Томас с отвращением.
Олег подхватил на лету ниспадающую красиво хламиду, взгляд стал задумчивым:
— А что, ежели нам переодеться?
— Что? — ужаснулся Томас. — Чтобы я сменил доспехи на это… это?
— Это ангельское облачение, — возразил Олег, но увидел гневное лицо рыцаря, добавил, — серафимье! Ты мог бы одеть поверх своего побитого железа.
Томас на миг задумался, в синих глазах промелькнуло сомнение:
— И в таком виде покажусь Ярославе? В белом хитоне и с дурацкими крыльями? Да еще с шестью, как у урода? Меня засмеют все рыцари.
— Я никому не скажу, — пообещал Олег.
— Бабушке своей скажи, — зло бросил Томас. — Тебя из Британии и в шею не выбить, пока всем не нашепчешь.
Олег пожал плечами, как хошь, снова мраморные плиты отзывались на их шаги, как показалось Томасу, грохотом лавины. Большие ворота начали распахиваться бесшумно и достаточно легко, хотя плечи калики вздулись горами мышц. Самому ему, успел заметить Томас, переодеться даже не пришло в голову. Хотя мог бы, дабы посмеяться над величием ангелов и всего небесного воинства.
— В хехалот! — закричал Олег.
Грудь его раздулась, плечи напряглись. Преображение кроткого отшельника в озверелого воина было таким разительным, что Томас не мог оторвать глаз, хотя надо было мчаться по переходам дворца и рубить всех, а там Господь разберётся, кто прав, а кто виноват. Калика стал выше, шире в груди, мышцы заиграли как молодые удавы, и теперь было видно, что в теле калики нет ни капли жира или дурного мяса, а только тугая плоть, которую не всякий топор возьмёт.
— В хеха… — закричал Томас тоже, запнулся, взмолился. — Олег, как-нибудь обзови по-другому! Все-таки там наш Господь Бог, не пёс какой-нибудь подзаборный…
— Хехалот, — отрезал Олег люто. — Хехалот, он и на небе хехалот.
Он на бегу сорвал со стены факел. Серые стены слились в полосы, тишь коридоров и залов взорвалась грохотом сапог. За ним неслась струя огня, яркого и бесшумного, мелькали статуи и барельефы, темные провалы боковых коридоров.
На бегу налетели на дверь, Олег ударом ноги распахнул створки. Мелькнули мечи, но страшная дубина уже описала сверкающую дугу. В безумном восторге, вымещая гнев и ярость, унижения и недостойное рыцаря прятанье за кустами, Томас орал и распахивал двери ногой, ибо руки заняты… совсем не подарками.
Был грохот, вспышки, в стороны падали блистающие тела, вспыхивали и пропадали. Меч Томаса звенел и рассыпал изумрудные искры. Рядом неслась блистающая скала, все сшибала и размётывала. Томас не успевал видеть ни рук, ни ног, калика двигался втрое быстрее, чем когда спешил к обеду, и впятеро быстрее тех, с кем дрались.
Залы отзывались гулким эхом, их топот превращался в грохот копыт скачущей рыцарской конницы. Томас чувствовал, что он и есть всесокрушающая тяжелая лавина конных рыцарей. Меч в его руках доставал до правой и левой стены, хотя зал широк как турнирное поле. На мраморный пол с грохотом рушились разбитые статуи, падало сбитое со стен оружие.
— Что-то пусто, — вскрикнул он, — а у меня руки чешутся!
— Это тебе не ад, — ответил Олег на бегу. — Там не спят…
В следующем зале двое коленопреклонённых серафимов пребывали в раздумье перед пустой стеной. Меч Томаса и посох Олега разом обрушились в тот миг, когда те в испуге начали оборачиваться. Томас успел увидеть бледное лицо, вскинутые в изумлении брови, оранжевые глаза, полыхнувшие огнём, и тут лезвие меча рассекло мыслителю лоб. Томас зажмурился, пережидая короткую вспышку ослепительного света, даже сквозь веки ослепило, несколько шагов пробежал вслепую, а затем рубил и крушил сквозь плавающие в глазах оранжевые пятна.
Олег услышал, как рыцарь вдруг вскрикнул как закоренелый грешник, вместо ада неожиданно попавший в рай. Олег бросил злой взгляд в ту же сторону. На фоне освещённого окна мелькнул женский силуэт. Светильник ясно высвечивал её фигуру на шторах: стройная, высокая, она лёгким движением сбросила сарафан, подхватила другое платье. Тень изламывалась на шторах, Олег только успел рассмотреть, как женщина сунула руки в одежду, похоже — рубашку, легко и красиво набросила на себя, мелькнул ее точёный профиль, тут же она сместилась в сторону.
— Туда! — закричал Томас как раненый зверь, к которому внезапно вернулись силы. — Я снова её потеряю!!!
— Здесь мир тесен…
Но Томас уже несся по переходам, коридорам, ревел как безумный, сшибал и вышибал, орал, сыпал проклятиями. Олег поспевал еле-еле, хотя и не тащил на себе столько железа, любовь зла, посох в его умелых руках мудреца и отшельника мелькал как крылья ветряной мельницы, расшибая головы, ломая спины и крылья.
Они поворачивали, взбегали по лестницам и сбегали вниз, пока Томас не замедлил бег. Лицо было растерянным, в глазах отчаяние:
— Черт побери этот хехалот! Я запутался в этих залах!
— Надо бы всё спалить, — предложил Олег. Он тяжело дышал, зелёные глаза хищно блестели как у волка в лесу. — Чтоб по второму разу не бегать… Вон какие светильники… В каждом масла по ведру!
Томас повел очами по сторонам, Олег услышал его сдавленный крик. Совсем близко, в соседнем зале горел свет, по прикрытому шторой входу медленно прошел знакомый силуэт. Женщина села, наклонив голову. Одна рука мерно двигалась, Олег почти увидел в собранных в пучок пальцах иголку. Потом она вскинула голову, подняла иголку на уровень глаз, начала тыкать в нее нитку.
— Яра!!! — закричал Томас как тысяча воинов на поле брани. Олег бросился за ним со всех ног, но рыцарь и в железе нёсся как могучий тур, полог отлетел в сторону, Томас на миг исчез, а когда Олег ворвался следом, там в испуге вскочил из-за стола со свертками пергамента седой старик, краснорожий и с косматыми бровями.
— Кто? — вскричал он в испуге. — Кто вы?
— Где Яра? — заорал Томас бешено. Он огляделся дикими глазами. — Где? Тут только один выход!!!