— Томас! Сзади…
Страшный удар в затылок потряс как удар топора молоденький ясень. В глазах вспыхнули звёзды на чёрном небе. Он смутно чувствовал, что руки и ноги зажаты словно в тисках кузнеца-оружейника. В ушах длился затихающий звон, будто со всей дури ударили молотом по листу железа, и тот ещё вибрирует, медленно затихая. Он смутно понял, что звенит от удара по шлему.
Звёзды медленно гасли, а из темноты выступили стены, почему-то потолок. Сверху нависла торжествующая харя. Томас ощутил, что лежит на полу, рванулся, но руки остались прижаты к телу, а ноги не слушались. Он с трудом приподнял голову, его железное тело было так скручено толстыми верёвками, что те почти закрыли весь металл.
Громкий насмешливый голос произнес:
— Вот теперь, когда обе птички в моих руках…
Сильные руки подхватили Томаса, прислонили к стене. В трех шагах стоял, широко улыбаясь, тот самый серафим, который указал дорогу. Томас с содроганием смотрел в светлое лицо. Глаза, огромные и пылающие, теперь налились багровым. Брови изогнулись как изломанные стрелы, отчего лицо выглядело не только величественным и грозным, но и злым, даже злобным. Пухлые губы растянулись в торжествующей усмешке, в них появилось нечто змеиное, а ровные белые зубы показались Томасу зубами хищного зверя.
Ярослава сидела рядом с Томасом, туго связанная, но, похоже, её пальцем не тронули. Она прижалась к нему плечом, и Томас, сразу ощутив прилив сил, потребовал надменно:
— Назови себя, презренный, который бьет в спину!
Серафим всплеснул руками, ворох белых крыльев за спиной заколыхался, распространяя с сильным ароматом фимиама и лёгкий запах серы:
— Рыцарь с головы до ног! Не в спину, кстати, а в затылок. Я и есть Уриил, если тебе это что-то говорит, меднолобый.
— Ничего не говорит, — бросил Томас надменно. — Безродный плебей! Если твои слуги сейчас же развяжут меня, я постараюсь, чтобы тебя не наказывали слишком жестоко. Поторопись… иудей!
Уриил хохотнул:
— Уже не иудей. И здесь, и в исламе я больше, чем иудей. А завтра весь мир будет в моём кулаке… Но ты, меднолобый, оказался прав насчет Николая-угодника. Конечно же, этот простак не мог стоять во главе заговора. А твой звероватый друг, что показался мне умнее… впрочем, умнее тебя даже твои сапоги… он промахнулся.
— И чего ты хочешь от нас? — потребовал Томас. — Выкупа?
Уриил ответил рассеянно, он всё время к чему-то прислушивался:
— Выкупа? Какой выкуп можешь предложить ты… тому, кто уже и так владыка мира?
— Владыка — Господь, — сказал Томас твёрдо, — а ты… пар, пыль. Я не знаю сколько таких помещается на острие иглы, но на острие моего меча поместится побольше, чем десять тысяч!
— Гордая речь, — ответил Уриил рассеянно, он все еще прислушивался к тому, что происходило за дверью. — Да, Сатана внедрил в вас такое, что ничем не выбить… Эй, это не его поступь?
Оба стража разбежались по сторонам двери. Томас напрягся, уже и он уловил торопливые шаги, в этот миг раздался грохот. Дверь слетела с петель с такой мощью, что грохнулась на середину комнаты, Уриил едва успел отпрыгнуть. В дверном проёме стоял, окутанный тончайшим облаком пыли, красноволосый волхв. В руках был боевой посох, он стоял в боевой стойке. Томас раскрыл рот, пытаясь предупредить, но сильные пальцы стиснули горло, а с другой стороны шею кольнуло острым. Скосив глаза, увидел отточенное как бритва лезвие, что надрезало кожу прямо над сонной артерией.
Даже не поворачивая головы, со смертным холодком понимал, что другой страж точно так же держит острый нож у нежного горла Ярославы.
Уриил сказал очень быстро:
— Застынь!.. Даже не дыши. Одно движение, и твои друзья умрут.
Томас видел, как зелёные глаза изучающе пробежали по всему помещению. Он не взглянул на связанных, но Томас был уверен, что калика увидел всё, и от стыда стиснуло дыхание, а кровь ударила в голову с такой силой, что в ушах зашумело, а в глазах встала красная пелена.
— И что ещё? — проговорил калика медленно, почти не двигая губами.
— Ты сейчас сложишь оружие… Просто разожми пальцы, пусть дубина упадет на пол.
Олег прорычал:
— А если не послушаю?
— Умрут, как я уже сказал, раньше, чем шевельнёшь пальцем, — бросил Уриил резко. — Ты не успеешь, разве не понятно?
Томас прохрипел:
— Олег, не слушай… Всё равно убьют…
Олег проговорил медленно:
— Он прав. Если сложу оружие, всё равно убьешь их, а кроме того, ещё и меня.
Уриил нехорошо улыбнулся:
— Я не пытаюсь обмануть. Убью, бросишь оружие или нет. Я к этому шёл слишком долго, мой упорный враг. Но я не убиваю торопливо, как трусливый волк. Ты и твои друзья проживёте чуть дольше… Правда, всего лишь, пока я, торжествуя, отвечу на твои вопросы. Ведь победа не в тот миг, когда сносишь голову врага, не когда вырываешь его окровавленное, ещё трепещущее сердце! Торжество в те минуты, когда видишь связанного и поверженного, когда сравниваешь его жалкие попытки сопротивления со своим грандиозным замыслом, со своим предвидением, когда он корчится в муках больших, чем если бы посадили на кол или заживо сдирали кожу!.. А кроме того, у тебя останется крохотная надежда, что пока разговариваем, что-то произойдёт, случится чудо, вас спасут. На этом все попадаются!.. И хотя помощи ждать неоткуда, а всяк на что-то надеется…
Олег поколебался, зелёные глаза затравленно перебегали с одного лица на другое. Уриил широко улыбался, в глазах уже было торжество. Томасу зажимали рот, он прохрипел:
— Дерись… Олег!.. Забудь о нас…
Ярослава исхитрилась вонзить зубы в ладонь стража, тот с воплем сдвинул ладонь, она отчаянно вскрикнула:
— Дерись! Нас здесь нет…
Ее пронзительный голос перешел в хрип, толстые пальцы другой руки сомкнулись на её горле. Лицо покраснело, но глазами умоляла Олега драться, им уже не поможешь, но отомстить он должен…
Томас хрипел. Его свалили, Уриил наступил сапогом на горло. Томас стал багровым, глаза выкатывались из орбит, грудь судорожно дёргалась, гоняя взад-вперёд отработанный воздух. Олег сказал угрюмо:
— Ладно, сдаюсь… Но не души их, пусть тоже узнают, как было.
Уриил расхохотался:
— Конечно! Пусть узнают о величайшем плане… прежде чем проститься с жизнью.
Олег медленно положил под ноги посох. Уриил покачал головой, осторожный, сделал выразительный знак, и Олег нехотя пнул ногой. Посох подкатился к Уриилу, серафим поднял, с пренебрежительным интересом оглядел:
— Такой палкой сражался?.. Связать его!
Олег не противился, руки скрутили за спиной жёстко, едва не выворачивая суставы. Один встал на стол, перебросил веревку через крюк на потолке, а другой конец с петлёй одели на шею Олега. Страж дёрнул за свой конец, петля потянула Олега вверх. Он ощутил как сдавило горло, теперь уже он побагровел, невольно поднялся на кончики пальцев.
Уриил захохотал:
— Вот теперь ты не опасен. Давит? Хорошо. Теперь весь мир ощутит такую петлю на горле. Здорово я вас натравил на этого дурака. Конечно же, какой из Николая-угодника бог? Да еще Всевышний? Но он на виду, о нём говорят, мужики взывают к его помощи, детям раздаёт подарки… Но вам пора бы знать, что из тех, о ком говорят, редко кто в самом деле добивается власти. Приходит другой…
— Ты? — спросил Олег и, не дожидаясь ответа, сам ответил, — Конечно, ты умнее… К тому же он недавно пошёл по людям, а ты с ними общался с начала начал.
Уриил кивнул с победной усмешкой:
— Это ты сейчас такой умный! Не так ли?
— Так, — признал Олег. Голос его был хриплым. Страж, то ли опасаясь могучего противника, то ли из жажды потешить хозяина, натягивал верёвку так, что лицо калики из багрового становилось синюшного цвета, нехотя чуть приотпускал, когда с губ пленника вместо слов срывался только хрип.
— Значит, Сатана ни при чём?
— Конечно же, дурачьё, — сказал Уриил брезгливо. — Понятно, старик был рад, что двое таких сами забрели, но, конечно же, это не он заманил вас в своё царство.
Калика прохрипел, как показалось Томасу, даже с некоторым облегчением:
— Тогда многое понятно… А то думал, что с ума схожу… слишком много глупостей, никакой логики…
Томас перебил:
— А какой резон тебе, мерзновеннейший из предателей?
Уриил холодно посмотрел на железного рыцаря, перевел взор на калику:
— Пересмотр взглядов, скажем так. Ты разве никогда не пересматривал?
Калика подумал:
— Пожалуй, нет.
— Ну и дурак. Хотя врёшь… Я помню тебя совсем другим, — он коротко взглянул на связанного рыцаря, хмыкнул, — знал бы этот меднолобый с каким чудовищем… по нынешним меркам… идёт! И вовсе не в эйнастии дело. Он виновен в делах гораздо страшнее. Ну, пусть не пересматривал, но ты менялся. Так и я не тот, каким на свет… тогда, в Начале.
Он начал поднимать карающий меч, Томас задержал дыхание, а калика сказал торопливо:
— Я понял, почему. Ты был единственным, кто постоянно общался с людьми. С Адамом, Каином, Авелем… Ною передавал весть о потопе, Моисею сообщил повеление вывести евреев, Навину являлся, пророкам… Словом, посмотрел на людей, кое-что понравилось… Но больше то, что люди взяли от Сатаны… Ты же опускался и в ад…
Уриил засмеялся, даже меч слегка опустил:
— Достаточно и людей. В них столько… что в ад спустился в первый раз уже… как бы сказать точнее, уже подготовленный. От людей набрался! От них ощутил, что это великолепно — нарушать запреты, грешить, брать чужое, какое наслаждение ломать, рушить, жечь!
Олег сказал тоскливо:
— Но ваш верховный бог… Что с ним? Почему молчит?
Уриил засмеялся:
— А есть ли он? Сатана есть, видно. А тот, кого называют Всевышним?
Томас прошептал в муке:
— Но он должен быть! Как же без него?
Уриил вместо ответа лишь насмешливо оскалил зубы:
— Эх, рыцарь… Это язычнику вера велит сражаться до конца, а ты, христианин, должен смириться со своей участью. Ты был побеждён ещё в тот день, когда выехал из замка! Идти против небес…