то нас связали и угрожали, у меня возникло возбуждение. Башня была высокая, походила на тюрьму – и потому тот случай мне особенно запомнился. От полной беспомощности я сексуально возбуждался. Позднее мне все время хотелось потихоньку проникнуть туда и испытать то же самое еще раз.
Когда мы собирали шнурки и лески, я научился вязать узлы, со временем я развил эти навыки, будучи бойскаутом. Я освоил свой любимый выбленочный узел, а также двойной полуузел, квадратный и бантовый узлы. По мере увлечения бондажом в дело пошли веревки, канаты, ремни, скотч, цепи, разные устройства и пластик. Со временем я увлекся петлей висельника – вероятно, из-за вестернов и детективов и фильмов про хулиганов. Я использовал его на мелких животных, чтобы усилить свое сексуальное возбуждение, еще до десяти лет или когда мне исполнилось десять. Потом я использовал его для самоэротики [удушения], почти лишаясь чувств. Я оборачивал шею простыней или полотенцем, чтобы не появлялось красных следов и царапин, и всегда оставлял возможность освободиться, но узел затягивал туго и вешался так, что пальцы ног едва касались пола, либо делал шаг со ступеньки, и сразу наступало сексуальное удовлетворение.
В нашем доме 4815 на Сенека-стрит мы играли в бывшем курятнике. Там у меня случился важный сексуальный опыт. Ребенком я часто садился в отцовский «Форд» и притворялся, что веду машину. И однажды я нашел там журнал. Его купил отец. В журнале была статья про Харви Глатмена и фотографии с его связанными жертвами».
Рейдер, скорее всего, увидел номер «Фронт-Пейдж Детектив» от февраля 1959 года. Он схватил журнал: на обложке была перепуганная женщина, крепко связанная и с кляпом во рту. Статья про нее называлась «Помешанный на сексе фотограф и его кладбище моделей».
«Это были именно те образы и тема, о которых я фантазировал. Старый курятник стоял совсем близко, я держал там веревки и крючья и кое-какую мамину одежду. Я взял одеяло. Я читал статью и мастурбировал на одежду, которую прятал.
Женщины на фото знали, что умрут. Глатмену нравилось связывать их голые ноги над коленями, а руки за спиной. Он пропускал им через рот перевитые тряпки вместо кляпов. Одна женщина была только в узких белых трусиках; она лежала на одеяле, связанная над коленями, по щиколоткам и по рукам, еще одна веревка была на талии.
Девушка в белых трусиках в пустыне – это меня по-настоящему завело. Трусики возбуждали меня. Они были из мягкого шелка, как те ленточки, которые я любил гладить, – у моей бабушки, тетки, мамы, из того материала, который я нашел у мамы в спальне, на трусиках, которые она припрятала для отца. Глатмен ребенком тоже играл с веревками и так удовлетворял себя».
В статье описывалась жалкая жизнь Харви Глатмена. Отсидев в тюрьме за нападение и несколько мелких преступлений, Глатмен занялся фотографией. Когда он познакомился с моделью Джуди Энн Далл, его посетила идея: если сказать ей, что ему нужны фотографии для детективного журнала, на которых девушка позирует связанной, он сможет делать с ней что захочет, а потом убить. Глатмен попробовал. Мечтающая о модельной карьере, Далл сама пришла к нему и согласилась, чтобы он связал ее и вставил в рот кляп. Глатмен сделал несколько снимков якобы для журнала, а потом схватился за пистолет. Он приставил дуло к ее голове и заглянул ей в глаза, расширившиеся от осознания того, что это никакая не фотосессия и она полностью в его власти. Потом он изнасиловал ее.
Погрузив Далл в свою машину – она была еще жива и пыталась сопротивляться, – Глатмен поехал в сторону пустыни, на восток от Лос-Анджелеса. Всю дорогу она знала, что скоро умрет. Она тяжело дышала и вырывалась, что возбуждало его (и Рейдера). Несколько часов он наслаждался контролем над ней. Наконец, настал финальный момент. В уединенном месте Глатмен положил Далл на одеяло, придал ей нужную позу и сделал несколько снимков, прежде чем убить девушку и закопать в неглубокой могиле. Он сохранил фотографии, чтобы наслаждаться ими снова и снова. Однако постепенно ощущения притупились, и он решил повторить этот опыт.
Со второй жертвой Глатмен использовал ту же уловку, а третью нашел по объявлению о знакомстве. Обеих он с легкостью заманил и убил. Он связывал, фотографировал, насиловал и убивал девушек, а трупы выбрасывал в пустыне. Однако четвертая жертва, Лорейн Виджил, которую он связал не полностью, сумела разоружить его, пока они ехали по шоссе. Она привлекла внимание проезжавшего мимо патрульного, и тот арестовал Глатмена. Преступника судили и казнили. По иронии судьбы фотографии Глатмена со связанными женщинами, глаза которых выдают безудержную панику, оказались впоследствии в детективном журнале – том самом, что попался Рейдеру.
В восторге от такой удачи он прочитал журнал от корки до корки. Потом еще раз вернулся к фото. Он ощущал ужас приговоренных жертв, связывая сам себя, – больше всего его привлекала та девушка в белых трусиках. Позднее он говорил, что тогда получил самое сильное сексуальное возбуждение в жизни.
«Ключ был в веревке, – говорил он. – Я положил журнал назад, где нашел, но он оказал на меня огромное влияние. Фотография с перепуганной женщиной, сознающей приближение смерти, навеки запечатлелась у меня в мозгу. Она стала частью меня на многие годы. Лучшее самоудовлетворение». Он искал другие детективные журналы, потому что там печатали «фотографии и рисунки со связанными девушками». Они превратились в его основной эротический образ. «Фотографии Глатмена стояли у меня перед глазами». Во взрослые годы наибольшего возбуждения он достигал при виде ужаса в глазах жертвы.
«Журнал «Экшен-Мен», который обычно лежал в парикмахерской, стал моим любимым чтением. Помню, тогда еще был популярен «Стэг», но я никогда их не покупал. Зато в аптеке на углу 53-й Северной улицы и Сенеки я покупал «Популярную науку» и «Популярную механику» и заодно пролистывал «Стэг» и другие детективные журналы. В основном на обложках были полураздетые связанные девушки – большая коробка с печеньем для меня. Я не мог ими насытиться.
Из нашего шкафа вела потайная лесенка на чердак; достаточно было приподнять крышку люка. Чердак стал моим первым Тайником, где я хранил материалы по бондажу или непристойные рекламки. После переезда папа починил там проводку, установил телевизионную антенну и изоляцию и больше на чердак не залезал. Он стал моей «Комнатой ужасов».
Во все тяжкие
Как уже упоминалось, Рейдер находился в машине, когда 15 ноября 1959 года по радио объявили об убийстве семьи из четырех человек в Холкомбе, к западу от Уичито. Ему было четырнадцать, и он был с девочкой, к которой испытывал «болезненную влюбленность». Рейдер сильно впечатлился, особенно когда услышал про детали убийства – как Херба Клаттера, его жену, сына и дочь связали веревками, прежде чем убить. Он так возбудился, что едва мог терпеть – и «представлял, как связывал и убивал ее прямо там, в машине».
Рейдер считает, что этот инцидент подтолкнул его в первый раз проникнуть в чужой дом.
«В 1959–1960 годах я совершил свой первый взлом с проникновением. Я понимаю чувства преступников, которые вламываются в дома с целью кражи. Это так же возбуждает, как секс, то есть больше всего на свете!
Пока [моя] семья спала, я скатал одеяло в валик, оставил его вместо себя в постели, а сам убежал. Я быстро пошел на север, в сторону школы Ривервью. В 1950-х там, как в большинстве школ, установили простую сигнализацию, чтобы предотвратить проникновения. Поэтому я заранее все продумал: здорово будет пробраться туда, покопаться в столе у кого-нибудь из учительниц, потрогать ее вещи. Мне хотелось побыть кем-то вроде соглядатая и, возможно, взять какую-нибудь мелочь.
Случай с Клаттерами возбудил мое воображение, плюс охотничий инстинкт. Как все парни в этом возрасте, я думал только о девочках. Я захватил с собой веревку, инструменты, фонарик (я заклеил стекло, оставив лишь маленькую дырочку). У меня был при себе охотничий нож и еще один, хороший перочинный. Кажется, я взял нитяные коричневые перчатки, которые впоследствии вошли в мой «шпионский чемоданчик».
Двери запирались на засов под сигнализацией, и я решил пролезть через слуховое окно. Я вытащил раму, закрепил веревку на металлическом коньке крыши, пробрался внутрь и пошел порыться в столе одной учительницы. Я как следует его обыскал. Кажется, я ничего не взял, но мог бы. Я проверил и другие столы и написал что-то на доске левой рукой. Не помню, какую именно надпись я оставил, но так началась моя игра в кошки-мышки. Потом я вылез по веревке, поднял ее за собой, вернул на место раму слухового окна и ушел. Все заняло примерно час – максимум два. Никто не узнал, что это был я. Тот случай был отчасти шуткой, но я воспринимаю его как свой первый проект.
Становясь более дерзким и агрессивным, я начал в те дни, когда люди уезжали куда-нибудь, забираться к ним в дома и трогать разные женские вещи. Я мог вытащить из глубины шкафа старые трусики или чулки, которых никто не хватится. Потом в своем тайнике я получал с их помощью удовлетворение.
Темная сторона взяла надо мной верх одной летней ночью; думаю, напряжение слишком долго копилось во мне. В автомобильном кинотеатре шел фильм про чернокожего, насилующего белую женщину. Потом публику просили ответить на несколько вопросов – в рамках социологического исследования. Снова передо мной оказалась коробка с печеньем! Официально я не мог присутствовать на сеансе из-за возраста, поэтому я сказал дома, что иду на рыбалку и заночую на берегу реки Арканзас. Я действительно разбил там свой маленький лагерь – к югу от моста на 53-й Северной улице. Когда сгустились сумерки и фильм должен был вот-вот начаться, я поехал к Чисхольм-Крик, на востоке от кинотеатра и на западе от Парк-Сити. Я припарковался подальше от дороги и прокрался к кинотеатру. Залез на дерево и посмотрел фильм. Я сильно возбудился и, вернувшись к реке, связал себя и наполовину зарылся в песок. Поскольку машина стояла у дороги, полицейский остановился ее проверить. Он посветил на меня фонариком, и я быстро накрылся одеялом и пробормотал: «Все в порядке». Он сказал, что просто проверяет, и уехал. Я едва не попался!