Влюбленность
Вскоре после возвращения в Уичито в августе 1970 года мать отвела Рейдера на церковное собрание, чтобы познакомить с «хорошей девушкой», Полой Дитц. Она была привлекательная, а он уже поборол свою стеснительность, поэтому пригласил Полу на свидание. Отец Рейдера тоже одобрил ее кандидатуру. Они начали регулярно встречаться. Рейдеру нравилось, что родители довольны его выбором и надеются, что они с Полой поженятся. «Они спрашивали меня, как идут дела, и мне было приятно».
«Осенью 1970-го я мало вспоминал про Темную сторону. Я был влюблен. Вы наверняка слышали выражение «потерял голову». Именно так я себя чувствовал. Как-то раз у нас было субботнее собрание в церкви. Родители Полы пришли, а она – нет. Я что, ей не нравлюсь? До того у нас было два свидания. Мне стало физически плохо. Я вышел на улицу, и меня стошнило. Позднее она как-то объяснила свое отсутствие. Я не сказал ей, что меня вырвало. Просто сказал, что скучал по ней.
Наши встречи продолжались. Мы вместе встретили Рождество, и в январе 1971 года я сделал ей предложение. Она согласилась, и мы купили кольца. Мы спланировали свадьбу и нашли дом, где будем жить. Под неусыпным контролем ее матери мы назначили дату: 22 мая 1971 года.
Одновременно я начал учиться в колледже Батлер в Эльдорадо, в 20–25 минутах езды от Сенека-стрит, где жил с родителями. Я подрабатывал в «Ликерс» с частичной занятостью. Для Черной Шляпы не оставалось времени.
В колледже я был очень занят. Я изо всех сил старался снова встать на путь образования. Первая Темная трещина пролегла, когда Пола попала в аварию. В феврале 1971-го, в снежное утро, она ехала на работу на своей машине. На мосту на 53-й Северной улице она потеряла управление и врезалась в машину ученика старшей школы. Ее отвезли в Уэслианский госпиталь со сломанной спиной. Машину списали по страховке.
Я тогда был в кампусе. Ее сестра, ходившая в тот же колледж, разыскала меня в библиотеке и сообщила плохую новость. Я сразу попросил разрешения уйти с занятий и поехал к Поле в госпиталь. Дороги были заснеженные и очень опасные.
Я навестил ее, а потом, на обратном пути, остановился на углу у аптеки. Рядом находился магазин с книгами и открытками, там был большой журнальный отдел. Журналы как магнитом тянули меня, в основном детективные, плюс книги в бумажных обложках. Пола лежала в госпитале, и когда я покупал для нее небольшие подарочки и открытки, то заглядывал и в отдел с журналами. Темная сторона подняла свою уродливую голову. Я покупал пару журналов и на скучных лекциях в колледже листал их или потихоньку читал дома. У меня снова появились Тайники.
Пола поправилась и ее выписали, но на работу она пока не ходила и сидела дома. Ей пришлось носить поясничный корсет.
В колледже, где я был одиночкой, трещина продолжила расти. Я ел в одиночестве, читал тру-крайм и наблюдал за однокашниками. Я нашел в Эльдорадо книжный магазин, который мне нравился. У меня был в машине «шпионский мини-чемоданчик», так что, думаю, подсознательно я уже планировал похищение.
Весной и летом я колесил по окрестностям Эльдорадо, высматривая заброшенные фермы или места, где можно рыбачить. Трещина расширялась. Я нашел несколько старых мостов – таких, с деревянными пролетами и железной рамой, которую можно использовать для связывания. Я получал удовлетворение от самосвязывания по рукам и ногам. Также я перевязывал себе паховую область, втыкал в рот кляп и надевал полиэтиленовый мешок на голову либо петлю на шею. Я достигал разрядки при звуках приближающегося автомобиля, когда он ехал по деревянным пролетам моста. Я нашел и старые амбары с крюками и с помощью веревок, которые привозил с собой, вешался на деревянных балках. Я проникал в брошенные дома и, обыскав их, занимался самоудовлетворением в шкафу, зацепив петлю за дверцу или полку. Но пистолет и «шпионский чемоданчик» были со мной, поэтому, если бы какая-нибудь женщина притормозила поблизости, это [серия убийств] началось бы до 1974 года.
После свадьбы мы поселились в съемном доме по адресу 6220 на Индепенденс-стрит в Парк-Сити. Домик был одноэтажный, около 85 квадратных метров, с большим двором. У нас был хороший арендодатель, но мы переживали из-за того, что в доме ничего нельзя менять. Я ездил на белом «Шевроле-Импала» 1962 года. У нас была хорошая сексуальная жизнь, но я хотел попробовать легкое связывание. Другие пары занимались этим удовольствия ради. Однажды я попытался придержать Поле руки за спиной, но ей не понравилось, и больше я ничего такого не предлагал.
Спустя некоторое время после свадьбы я получил тревожный звонок. У меня начались проблемы с зубами мудрости – они сидели глубоко в челюстной кости, и требовалась операция, чтобы их удалить. Мне надо было лечь в больницу. Я беспокоился, что будет с моими журналами и книгами тру-крайм. Что, если я умру? У меня набралось в Тайниках несколько папок с непристойными рекламами. Там были и рисунки со связыванием, короткие рассказы про бондаж и жертв бондажа, фантазии про них в амбарах, башнях и подвалах. Мои первые наброски «Дома ужаса».
Я нашел старую заброшенную ферму, где находилась свалка, которой пользовались местные жители. Я сложил свои вещи из тайников в полиэтиленовые пакеты для мусора. Позднее, после выздоровления, я забрал их и вернул в Тайники у нас дома. Я использовал чердак, пристроенный сарай, уличный навес и пустое пространство под домом. Позднее я сделал еще выдвижные ящики в кладовой под шкафом.
Я начал работать на заводе «Коулмен», занимался сборкой во вторую смену, с 15:30 до 23:30. У меня было отдельное рабочее место, и я проводил там время, погруженный в фантазии о том, что я шпион или убийца. На заводе неплохо платили, но я ушел оттуда, потому что мне было скучно. Работа позволяла просто оплачивать учебу. В 1972 году я выпустился – то ли в мае, то ли в конце лета [с дипломом техника по электронике].
В начале 1973-го я устроился на авиазавод компании «Сессна». Мы с Полой были очень счастливы. Начали думать о покупке этого [съемного] дома и о детях. Мы оба помогали в Лютеранской церкви Христа. То были прекрасные дни для нас обоих.
Но в «Сессне» я проработал всего девять месяцев, а потом настал экономический кризис. В октябре меня уволили. Весь мой мир рухнул. Я перешел на Темную сторону».
4. Период упадка
Я не знаю, в какой момент проснется монстр у меня в голове. Но он там навсегда… Общество должно быть благодарно, что у людей вроде меня есть способы выпускать пар, мечтая о какой-нибудь жертве, под пытками, в моей власти.
«Мозг у меня горит», – писал Рейдер в дневнике после убийства Отеро. Ему казалось, что его голову сдавливает, словно в тисках. Ничего подобного он не читал в историях о серийных убийцах. Никто не упоминал о таких ощущениях после преступления!
Боясь обнаружения и ареста, он сжег или выбросил вещи, которые могли связать его с Отеро (за исключением испачканной кровью армейской парки), но постепенно стало ясно, что никто за ним не придет. «Пятнышки крови на парке были практически незаметны; я всегда мог сказать, что они остались у меня после охоты.
Я начал вырезать и складывать газетные статьи про Отеро и завел первую папку у себя в Тайнике – использовал одну из тех разноцветных, для диплома, с тремя отверстиями. Я вырезал статьи и складывал туда. Я хранил папку в пристроенном сарайчике, куда жена никогда не заходила. Я слушал и смотрел все про убийство по радио и ТВ. Я точно знал, что с этих пор тот район [Эджмур] для меня закрыт, там можно разве что случайно проехать на машине. Кажется, к февралю или марту охота снова началась. Мне нравилось выслеживать добычу, днем или ночью. Мне легко было немного задержаться после лекций, чтобы побродить или поездить по ближайшим кварталам.
Университет служил мне отличным прикрытием. Я говорил, что занимаюсь в библиотеке, а сам высматривал новую жертву».
Прошло несколько недель, прежде чем Рейдер нанес следующий удар. Затруднения в «нормальной жизни» лишили его покоя. Убийство Отеро прошло успешно, и он хотел снова испытать тот прилив адреналина. Ничто в жизни не могло с этим сравниться. Он вышел на охоту.
«Я работал над многими проектами. Были разные люди в городе, за которыми я наблюдал. Я носил с собой нож с выкидным лезвием. Мой любимый был «Бак Хантер». Он достаточно большой и тяжелый, годится для вылазок на природу и рыбалки, и я носил его в кожаных ножнах. Позднее я купил ножи потоньше, в том числе «Эскейп». Оба были с кнопками. Я также носил с собой перочинный нож, даже по воскресеньям. Я брал его с собой в церковь; его легко можно было спрятать в кармане пиджака.
У меня было несколько мест, которые я любил проверять в поисках новой потенциальной добычи. Например, был проект «Розовый» на Першинг-стрит, возле 13-й и Оливер – дом розового цвета. Там жила молодая женщина с детьми. Мужчин я у нее не видел. Я рассматривал дом с заднего двора. Проект «Краска» – женщина, жившая в южной части 13-й улицы, возле поля для гольфа Макдональд. Ее муж управлял магазином красок возле госпиталя Святого Франциска, и она сидела дома одна по вечерам. Когда я следил за ней, она услышала шум и включила на улице свет, поэтому я убежал. Было еще несколько проектов на северо-востоке 13-й и Оливер и несколько на западе и северо-западе оттуда. Там проходила железнодорожная колея, используемая очень редко, и по ней можно было легко подобраться к домам сзади, так что тебя никто не заметит. Там у меня был проект «Задний двор». С ней я только начал планирование. Я выслеживал ее.
Как-то вечером после лекций я пошел по колее на юг 13-й улицы, проверил новый дом и немного изучил двор. Хозяева были дома. Я смотрел на них, стоя на заднем дворе. Потом я пошел обратно в сторону университета. На 13-й улице я увидел большую группу полицейских, проверяющих жилой квартал к юго-западу от железной дороги и 13-й улицы. Я решил, они ищут сталкера. Я пошел прямо на них, сквозь группу, как будто жил там. На выслеживание я никогда не брал с собой пистолетов, только нож таких размеров, какие разрешены законом, и если бы они меня остановили, то ничего бы не нашли. Я использовал оружие, только если собирался нанести удар. Останови они меня, я сказал бы, что пошел прогуляться, чтобы проветрить голову, что я студент университета и засиделся за работой в библиотеке.