моей среде, а не в ее. Потом, никогда не знаешь, какой у нее график и когда кто-нибудь может зайти. Такое часто случалось. Амбар, сарай или заброшенный старый дом были бы идеальным местом, но в том городке я нашел только небольшую рощу на южной окраине, где я мог бы припарковать ее автомобиль, затащить ее в лес, сделать с ней дело ВТК, спрятать тело и поехать назад к ее дому или пройти пешком до того места, где стоял бы мой фургон.
Итак, это было зимой 1987 года. Я заметил женщину, которая загнала машину в гараж и входила в дом. Она была чуть моложе сорока лет. Дом стоял особняком; сзади проходила соседняя улица. Рядом находился боулинг и росли деревья и кусты, где я мог спрятаться. Практически сразу стадия выслеживания перешла в преследование. Я проехал по городу, выискивая место, куда мог бы ее увезти. Я вспомнил про ту рощу на южной окраине и поехал назад. Я поужинал и припарковался возле боулинга. Я понаблюдал за домом и выяснил, что у нее есть дети, но присутствия мужчины я не заметил. Я прошел вдоль стены, от окна к окну, в темноте, заглядывая внутрь и подыскивая точку, откуда смогу все видеть, а еще телефонную линию и пути отхода. В ту ночь я больше ничего не предпринял.
Поздно ночью я вернулся в мотель, а на следующий день предавался сексуальным фантазиям о жертве – прорабатывал детали и планировал, – пока работал на мясоперерабатывающем заводе. Я был сильно возбужден.
Во вторую или в третью ночь я переоделся в темное – мои так называемые «шпионские» одежды, – взял свой шпионский чемоданчик, пистолет, скотч, наручники, полиэтиленовый мешок, шнур, веревку, шарф, нож, монтировку, плоскогубцы, инструменты для взлома, стеклорез, маску и перчатки, хлопковые и латексные. Самое необходимое – пистолет, наручники и шнур, а еще шарф – я разложил по карманам, чтобы их легко было достать. Остальное я нес в сумке. У меня всегда было при себе два пистолета, 22-й «магнум» и автоматический, 25-го калибра на всякий случай. Я использовал наплечную или поясную кобуру.
Я хотел, чтобы людям, которых я могу встретить на улице, казалось, будто я просто вышел прогуляться или на пробежку. Сумку, которую я нес с собой, можно было легко спрятать под курткой или свитером. Я всегда избегал ситуаций, при которых меня могли остановить полицейские. Мое шестое чувство [никогда] не дремало.
В ту ночь я припарковал фургон у боулинга. И пошел к дому. Было темно, свет не горел. Женщина либо рано легла, либо уехала из дома. Я проверил гараж. Пусто. Я постучал в двери. Никто не ответил. Передо мной стояла дилемма, и требовалось решить: продолжать или уйти? Было холодно. Все походило на ситуацию с Отеро. Может, подождать и напасть на них на улице? Или в доме? Или в гараже? Я чувствовал, что в доме их проще будет контролировать. В собственных стенах люди чувствуют себя спокойнее даже в плохих ситуациях.
Сначала я перерезал телефонную линию на северной стороне дома. Потом, с помощью стеклореза и скотча, проник в подвальное окно, стараясь не порезаться. Я оказался в доме и использовал фонарик, который заклеил скотчем, за исключением маленького лучика света, который мог прикрыть пальцем. Также у меня был с собой запасной фонарик, побольше.
Я проверил дом и решил, где на них нападу [когда они вернутся]. Когда я их свяжу и заткну рты, то посажу к ним в машину и повезу в лес. План [был] таков, что тела не найдут несколько дней. Они будут считаться пропавшими. Полиция сосредоточит поиски на Бельвиле. Да, найдут разбитое стекло и перерезанный провод, решат, что их похитили, но куда увезли? Скажет ли кто-нибудь: я видел возле боулинга белый фургон? Это была игра, и несколько раз я уже делал в ней ставки и выигрывал. Я оставлял машину возле торговых центров, где на нее не обратили бы внимания.
Я сидел в доме и ждал. Действительно ли я хочу это сделать или возбуждения от преследования, а потом проникновения в дом мне хватит для удовлетворения желания? Если они придут, бежать будет поздно. Я украл кое-какое белье, красный бюстгальтер и трусики, и несколько украшений. Становилось очень поздно, никто не приходил. Я понимал, что скоро мой фургон останется на парковке один, все остальные разъедутся.
Я принял решение уйти. Сложил вещи, которые взял в доме, в наволочку и черный полиэтиленовый пакет, оставил на улице в кустах и пошел к моему фургону. Я подъехал обратно, подобрал мешок и вернулся в мотель. Я взял вещи и выкинул в кювет, откуда забрал позднее на той же неделе.
Помешать угли
С началом применения анализа ДНК в полицейских расследованиях полиция Уичито получила надежный инструмент для сопоставления биологических образцов с мест преступления с ДНК подозреваемых. Впервые этот метод был использован в США в 1987 году и являлся куда более надежным, чем проверка на группу крови. Однако он дорого стоил, и мало какие юрисдикции могли его себе позволить. Полиция Уичито хранила биологические образцы с некоторых мест преступлений ВТК, но руководство следственной группы полагало, что отдавать их на исследование пока рано. Они не хотели уничтожить то, что у них есть. Вот если появится подозреваемый, можно будет воспользоваться этим ценнейшим ресурсом.
31 декабря 1987 года Мэри Фейджер вернулась из поездки за город. От ее дома на 14-й Восточной улице пропала машина; она подумала, что дочери могли уехать на ней. К своему ужасу, она обнаружила мужа Филиппа, лежащего мертвым на полу в гостиной. Его застрелили. Она позвонила в 911. В подвале полицейские обнаружили еще более страшную картину. Две дочери Фейджеров лежали в горячей джакузи, накрытой защитным тентом. Девятилетнюю Шерри раздели донага и задушили. Келли Джо шестнадцати лет связали и утопили.
Вскрытие показало, что тройное убийство произошло днем раньше, и девочки варились в горячей ванне все это время; Шерри умерла за несколько часов до Келли Джо. Первым подозреваемым стал Билл Баттеруорт, рабочий, недавно пристраивавший террасу к дому Фейджеров. По неизвестной причине он снял с банковского счета все деньги, купил новую одежду и угнал у Фейджеров машину. Полицейские нашли его во Флориде и вернули назад для следствия и суда. Баттеруорт заявлял, что он вошел в дом, увидел трупы и так перепугался, что убежал. Он с трудом вспоминал события того дня, хотя признавал, что проникал в дом несколько раз.
Немного позднее, 5 января, в дом Фейджеров по почте пришло письмо. В конверте лежал рисунок со связанной девочкой возле джакузи. Также там содержалось стихотворение под названием «О боже, Келли Шерри в ванне». Автор, похоже, восхищался преступлением, но ответственность за него на себя не брал. «Еще один бродит в глубокой пропасти злых мыслей и дел», – писал он. Письмо напоминало стиль ВТК. Детективы предположили, что он прочел об убийстве в газетах и решил добавить собственного садистского флера. Подпись под рисунком была такая же, как на других его посланиях, но рисунок не точно изображал место преступления. На этот раз он выступал в роли одобряющего соглядатая. Однако если письмо прислал ВТК, это подтверждало, что он местный и до сих пор на свободе.
Годы спустя Рейдер признался детективам, что отправил миссис Фейджер то письмо с рисунком. «Мне просто хотелось немного помешать угли», – сказал он. Вот его соображения насчет причин такого поступка.
«Давайте представим себе, что ВТК – это вулкан. На ранней стадии в нем возникает трещина. С годами от нее расходятся еще трещины с небольшими выплесками. Все это время в главной камере растет давление, но серьезных извержений пока не происходит. Из некоторых трещин лава вытекает наружу, и каждый раз происходит эффект охлаждения. Потом, осенью 1973-го, происходит случайность, которая ведет к большому извержению 15 января 1974 года. Далее период охлаждения и новое извержение в апреле, спустя всего несколько месяцев. Потом охлаждение до 1977-го, полная тишина. Но внутри давление растет снова. Что нужно природе: время, время на восстановление сил и новый прорыв. Лава по-прежнему там, в «ведьмином котле», но если она не созрела, то извержения не будет. Она созревала в период с сентября 1986-го по январь 1991-го. У лавы недоставало времени, чтобы расплавиться. Не было времени на выслеживание, на наблюдение, и приходилось искать другие способы стравливать пар, поближе к каменному дну.
Дома на рабочем столе я всегда держал чистые конверты и бумагу. Обычно в своих играх в кошки-мышки я ксерокопировал первоначальные письма. Делал копии с них несколько раз, на разных аппаратах. Для человека, который их получал, они копировались минимум трижды. Я использовал [ксероксы в] «Диллон», «Ликерс», «Квик-Трип», «Фуд-Март» и другие. Я хранил чистую бумагу в пластиковых папках и использовал перчатки или обрезал края листов. Работая у себя в спальне, я написал стихи [для Мэри Фейджер] и нарисовал картинку, на которой изобразил фантазии из своей головы.
Я делал это и раньше, когда читал журнал «Настоящий детектив» или книги о преступниках, либо статьи в газетах. Ключевыми элементами были связывание, утопление и удушение. Да, это происходило с молодыми женщинами, но [в моей голове] это могла быть миссис Фейджер. Жертва не имела значения. Связанные, утопленные, раздетые девушки были моей главной темой – тут тоже тройка. Я не помню, изнасиловали тех девочек или нет. Ближе всего к этому я оказался с № 4 [Джозефина]. Я трогал ее за грудь, когда она умирала. По какой-то причине я чувствовал, что изнасилование и прочие виды сексуального насилия мне не подходят, хоть я их и убивал. Я не издевался над ними сексуально. Это важно – я их связывал и душил, но для самоудовлетворения мне было достаточно моих фантазий.
Келли было шестнадцать, тут есть отсылка к тройке. Шерри было девять. Я часто испытывал возбуждение при виде бассейна, ванны или джакузи в доме, от связывания в воде, от утопления [в фантазиях]. Это было еще одной причиной поиграть в кошки-мышки. В доме Фейджер убийца провел несколько часов с Келли. Будь это ВТК, все произошло бы так же. В реальном мире восемь часов он себе не мог бы позволить, а вот в фантазиях отвез бы обеих девочек к себе, в логово ВТК, в амбар или башню Смерть Хорошеньким Девочкам. Я не хотел добавлять горя миссис Фейджер, мне просто надо было сыграть в кошки-мышки с полицией и прессой».