Шайлер хмыкнула и подумала, не переключить ли радио на другую станцию. Ей вдруг показалось вероломством слушать здесь песню, напоминающую о другом парне.
— Экий ты неромантичный.
— Да, я такой.
— Это потому, что ты никогда не влюблялся.
— Ты же знаешь, что это неправда.
Шайлер умолкла. За прошлый месяц они дважды исполняли церемонию Оскулор. Шайлер понимала, что ей следует взять других фамильяров — вампирам полагалось чередовать своих людей, чтобы не изнурять их чрезмерно, — но оказалось, что она способна протянуть, не питаясь, дольше, чем думала. И Шайлер воздерживалась от того, чтобы взять себе еще кого-то. Она не была уверена, одобрит ли это Оливер.
Но Шайлер не хотела думать об их отношениях — о дружбе или чем бы это ни было. После той неистовой вспышки Оливера в «Одеоне» такого больше не случалось. Девушке хотелось развеять напряженность, начавшую — она это чувствовала — сгущаться в салоне автомобиля.
— Да ты даже не сможешь назвать ни единого романтического фильма, который тебе нравится, — попыталась она поддразнить Оливера.
Прошло несколько минут, а Оливер все копался в памяти, и Шайлер исполнилась самодовольства.
— «Империя наносит ответный удар», — в конце концов, произнес Оливер и посигналил «тойоте-приус», мечущейся по ряду.
— «Империя наносит ответный удар»? Из «Звездных войн»? Вовсе он не романтический! — хмыкнула Шайлер, вертя в руках пульт от кондиционера.
— Напротив, радость моя, он очень романтический. Вот помнишь последнюю сцену, где Хэна засовывают в ту холодильную криогенную камеру, или как там эта штука называлась?
Шайлер буркнула в ответ нечто невнятное.
— А Лея наклоняется через край и кричит: «Я люблю тебя!»
— Фигня это полная, а никакая не романтика! — заспорила Шайлер, хотя ей и самой нравился этот момент.
— Дай я объясню. Романтика там в том, что Хэн говорит в ответ. Помнишь, что он ей сказал? Ну, после этого ее «я люблю тебя»?
Шайлер ухмыльнулась. Может, Оливер в чем-то и прав.
— Хэн говорит: «Я знаю».
— Вот именно! — Оливер легонько постучал по рулю. — Ему не надо говорить всякие банальности вроде «я люблю тебя». Потому что это и так уже ясно. В этом-то и заключается романтика.
На этот раз Шайлер пришлось-таки признать его правоту.
ГЛАВА 23
Когда Блисс проснулась, сидевшие впереди Шайлер с Оливером переругивались.
— О чем на этот раз спорите? — поинтересовалась Блисс, протирая глаза.
— Ни о чем! — хором отозвались они.
Блисс безропотно приняла их скрытность. У этой пары постоянно были какие-то секреты от нее, даже если они того и не хотели.
— Ладно, думаю, тогда мы можем остановиться перекусить, — в конце концов, сказала Шайлер.
А, так вот в чем было дело. Эти двое ссорились по любому поводу. А после того как Оливер стал фамильяром Шайлер, все стало еще хуже. Они еще больше сделались похожими на пару с солидным семейным стажем. Внешне, правда, они старались делать вид, будто их дружба ни в чем не изменилась. Блисс это вполне устраивало. Она не знала, смогла бы перенести, если бы Шайлер с Оливером принялись публично демонстрировать свои чувства.
Оливер пожал плечами.
— Я просто сказал, что Дилану не полегчает, если мы приедем к нему голодными.
Они свернули на площадку для стоянки и отдыха, присоединившись к усталым путникам в очереди к торговым автоматам и кафе «фастфуд».
Оливер заметил, что одна из новых особенностей тех, кто вырос в городе, — поголовное пристрастие к пригородным забегаловкам. На Манхэттене никому из них даже в голову не пришло бы зайти в «Макдоналдс» — там подобные заведения в общем и целом считались пригодными разве что для бездомных, — но стоило вырваться из города, как правила тут же изменялись и никто не трудился есть дорогие бутерброды «панини» и драгоценный органический зеленый салат. Всех так и тянуло к безразмерным порциям.
— Уф, меня аж мутит, — сказала Блисс, допив остатки молочного коктейля.
— А меня, наверное, сейчас стошнит, — заявил Оливер, скомкав обертку от жирного гамбургера, и вытер руки — на это ему понадобилось несколько салфеток.
— Да, есть это прикольно. Но вот потом... — согласилась Шайлер, все еще поклевывавшая жареную картошку.
— А потом такое ощущение, будто вот-вот сблюешь. Или будто твой уровень холестерина взлетел до небес, — согласилась Блисс, скорчив рожу.
Когда они вернулись в машину, их начало клонить в сон после плотной еды, и потому в салоне было тихо. Полчаса спустя на экране навигатора вспыхнула яркая надпись: «Вход справа, 500 метров», и Оливер, повинуясь указателям, поехал вверх по пандусу и дальше по дороге, на автостоянку.
Территория реабилитационного центра была безукоризненно чистой. Центр скорее походил на пятизвездочный курорт, куда отправляются знаменитости, чтобы спрятаться после даром пропавшего уик-энда, чем на дорогое лечебное заведение для сбившихся с пути вампиров. На лужайке им попалась группа, занимавшаяся тай-цзи; еще несколько энтузиастов тренировались в йоговских позах, а одна группа сидела кружочком прямо на траве.
— Групповая терапия, — прошептала Блисс, пока они шли к центральному входу главного здания. — Я спрашивала Хонор, как оно тут, и она сказала, что в центре много занимаются терапией, посвященной возвращению к прошлым жизням.
При входе с ними поздоровалась худощавая загорелая женщина в белой футболке и брюках. Выглядело это скорее модно, чем по-больничному, словно в каком-нибудь нью-эйджевском ашраме.
— Могу я чем-нибудь вам помочь? — дружелюбно поинтересовалась женщина.
— Мы приехали навестить друга, — сказала Блисс, как-то по факту оказавшаяся представителем их троицы.
— Как его зовут?
— Дилан Вард.
Женщина-консультант сверилась с компьютером и кивнула.
— У вас имеется разрешение сенатора на посещение этого пациента?
— Э-э... вообще-то я дочь сенатора, — сообщила Блисс и показала женщине свое удостоверение личности.
— Прекрасно. Он в северном кампусе, в отдельном коттедже. Идите по дорожке от двери, там будут указатели. — Она вручила им бейджики посетителей. — Время посещения — до четырех часов. Кафе в главном здании. Сегодня международный день — кажется, вьетнамский. Вам нравится суп-лапша?
— Мы уже поели, — отозвался Оливер, и Блисс показалось, будто про себя он подсмеивается. — Но все равно спасибо.
— А тут неплохо, — заметила Шайлер, когда они шли через территорию центра, густо засаженную зеленью.
— Комитет, надо отдать ему должное, хорошо потрудился. Для вампиров — только все самое лучшее, — кивнул Оливер, надевая солнечные очки.
Блисс прямо не верилось, насколько тут все спокойно и организованно. Так это сюда помещают представителей Голубой крови, у которых возникают проблемы? Возможно, она допустила ошибку, так долго пряча Дилана. Очевидно, ему и вправду могут тут помочь. Понемногу напряжение отпустило девушку, и настроение ее сделалось более оптимистичным. Некоторые пациенты махали им рукой, когда они проходили мимо.
Комната Дилана находилась в одном из самых симпатичных коттеджей, с белым деревянным заборчиком и кустами роз под окном. В прихожей сидела медсестра.
— Он спит. Но давайте посмотрим — может, он все-таки примет гостей, — сказала она.
Медсестра скрылась в главной комнате; слышно было, как она негромко, мягко разговаривает с Диланом.
— Он готов принять вас.
Медсестра улыбнулась и жестом предложила друзьям пройти внутрь.
Блисс выдохнула; она лишь сейчас поняла, что все это время стояла, затаив дыхание. Дилан определенно выглядел лучше. Он сидел на кровати. На Щеках его играл румянец; юноша поправился и уже не казался изможденным. Черные волосы были подстрижены и больше не спускались прядями на лицо, ныне гладко выбритое. Дилан выглядел почти что прежним — тем самым парнем, который в церкви изображал, будто играет на гитаре, лишь для того, чтобы позлить преподавателей.
— Дилан! Слава богу! — воскликнула Блисс.
Она была счастлива видеть, что ему стало лучше. Юноша любезно улыбнулся.
— Мы с вами знакомы? — спросил он.
ГЛАВА 24
— Иногда прошлое способно ослепить нас, застить от взгляда то, что происходит сегодня, — произнес глава стражей, начиная свою лекцию. — Именно потому мы так долго отрицали существование Серебряной крови. Наше прошлое говорило нам, что они более не представляют собой угрозы; ослепленные своим прошлым, мы даже не видели их существования. Мы забыли, какова была заря нашей истории. Забыли о Великой войне. О наших врагах. Мы стали самодовольными и уязвимыми. Зажравшимися, жирными, ленивыми и невежественными.
«Очень уместное замечание для того, у кого жилет на пузе так натянут, что пуговицы вот-вот отлетят», — подумала Шайлер.
Тянулось очередное понедельничное собрание Комитета. Скучное заседание — сегодня они не должны были отрабатывать мутацио.
Рядом с Шайлер сидели Блисс и Оливер. Судя по их лицам, им было так же скучно, как и ей самой. Посещение «Переходного периода» лишило их всех душевного равновесия, а на Блисс подействовало сильнее всего. Шайлер сама не знала, чего они ждали, но того, что воспоминания и личность Дилана окажутся полностью стерты, они не ожидали точно.
Ну да, по Дилану не похоже было, что он собирается пришибить их ментальным ударом или сыпать обвинениями, обзывая их приспешниками Сатаны, но он был вообще не похож на себя прежнего. Он был любезным, приятным и до невозможности нудным.
Никого из врачей, чтобы расспросить их, поблизости не оказалось, а медсестра не могла им ничего сказать, кроме того что Дилан, насколько она понимает, «в порядке». Он послушно ходил на все сеансы терапии и «делал успехи».
Шайлер знала, что Блисс винит во всем себя, но от них здесь ничего не зависело. Никто из них понятия не имел, как можно исправить то, что произошло с Диланом. Шайлер пыталась утешить подругу, как могла. Она понимала, как паршиво было бы ей самой, если бы она увидела Джека в таком состоянии. Если бы он и не смотрел в ее сторону, как будто вообще ее не знает. А ведь именно это и произойдет, как только он заключит узы с Мими. Он совершенно и бесповоротно забудет о Шайлер. Забудет обо всем, что они значили друг для друга.