Мы все время на сцене
Важный урок, который я извлек из съемок на телевидении, прост: мы все время выступаем. Каждый раз, открывая рот и ожидая, что кто-то будет вас слушать, вы ведете себя совсем не так, как если бы были одни. Смиритесь с этим. Это не делает из вас обманщика, наоборот: это честно. Человек — социальное существо и ведет себя по-разному в зависимости от ситуации. Приведу пример. Вспомните хорошо известный вам смешной случай или анекдот[60]. А теперь представьте, что пересказываете его:
• лучшему другу у себя дома;
• пятерым друзьям в ресторане;
• двадцати сотрудникам в переговорной.
В каждой ситуации вы хотите вызвать смех — это главное. Обстоятельства разные, поэтому и рассказывать вы будете неодинаково. То же самое справедливо каждый раз, когда вы начинаете говорить. У вас всегда есть цель: выразить мысль, задать вопрос или сделать замечание. Пытаясь достичь этой цели, вы в каком-то смысле выступаете. И чем больше зрителей, тем масштабнее нужно играть: голос должен быть громче, жесты — более театральными, а темп — бодрее. Особенно это актуально для телевидения. Поскольку вас будут смотреть на небольшом экране в гостиной или в окне браузера на компьютере, вы должны как следует играть, чтобы вас заметили на таком расстоянии.
Я выступал на публике в разных ситуациях и усвоил, что телевидение, интервью на радио, видео на YouTube, спектакли в школьном театре, подкасты или монологи — непохожие виды выступлений. Какие-то — например, на государственном телевидении — более напряженные, другие — например, исполнение роли в спектакле — требуют долгих репетиций и подготовки, но основные правила одни и те же. Многие говорят, что боятся аудитории, но это чушь. Если вы живете не в одиночестве на собственном острове, куда вам присылают продукты, то у вас постоянно есть зрители, с того самого момента, как только вы открываете рот, чтобы говорить. Если вы можете проговорить с мамой час по телефону или всю ночь ругаться с партнером, то уже знаете бо́льшую часть того, что необходимо для коммуникации. И понимаете, как играть. Вам известно, как выразить злость, страх, страсть, радость или смущение. Вы в курсе, как ярче проявить эмоции, привлечь внимание и, что самое важное, как обратить свои мысли в слова и действия. Вопрос только в том, как делать это правильно и соответствовать обстановке[61].
Опра, Конан О’Брайен и Кэти Курик знают, как говорить перед камерой, словно они беседуют с друзьями. Они обладают способностью, благодаря которой странный и нелепый мир телевещания кажется нам нормальным, даже, я бы сказал, комфортным. Этим и объясняется, почему зрители смотрят их передачи. Говард Стерн[62] разговаривает со зрителями, будто сидит за пивом с друзьями, за что одни его любят, а другие ненавидят. Часто успех приходит от умения вести себя проще и менее формально в любой среде. Заставить неестественное казаться естественным — это искусство.
Очень немногие считают выступление на радио или телевидении публичным, хотя это странно — просто представьте размер аудитории. По определению речь по трансляции означает, что вас увидит (услышит) куда больше народу, чем в любой другой ситуации. Впервые я оказался на телевидении в 1997 году на небольшой передаче кабельного канала CNET TV. Мой эфир длился всего 180 секунд. Я чувствовал себя совершенно убого, был скован и сильно смущен. Меня никто ничему не учил, к тому же я очень редко сталкивался со СМИ. Как бы там ни было, мне совсем не хотелось говорить, и я главным образом бормотал и каким-то образом пытался заставить руки перестать трястись. Помню, как странно я ощущал себя с гримом на лице (на телевидении гримируют всех), насколько нелепо чувствовал себя под ярким светом полудюжины ламп, направленных прямо в лицо. Помню, подумал: «Неужели они считают, что так я что-то увижу и тем более что-то произнесу?»
Выступая на телевидении или радио, вы говорите в пустой студии, при этом вас слышат или видят миллионы. Вместо зрителей вас окружают софиты и постановщики. На вас уставились холодные безжизненные камеры и большие блестящие микрофоны, а не заинтересованные и дружелюбные лица. Когда вы смотрите вечерние новости, видите Брайана Уильямса[63] или Кэти Курик за красивым столом на интересно оформленной сцене с нарядным фоном. Все кажется эффектным, стильным, оригинальным и будто бы тщательно подобранным. Но большая часть помещения, где сидят Кэти и Брайан, та, которую не снимает камера, скорее напоминает машинное отделение военного корабля.
Вокруг высокие черные стены, открытые кабели, электроника и оборудование. В студии нет ни интересной графики, которую вы видите за плечами ведущих, ни бегущей строки внизу экрана. Вместо них пустое место, специально отведенное, чтобы потом «в цифре» добавить нужные элементы. На полу студии перед Кэти или, в моем случае, Марией Бартиромо суетятся и шепотом переговариваются инженеры. Есть места, куда не стоит наступать, и вас предупреждают об этом; есть длинные промежутки времени, когда нельзя произнести ни звука. Здесь нет окон, нет растений в горшках. Обстановку трудно назвать комфортной или приятной. Проще говоря, телевизионная студия — это дорогая машина для создания передач. Все делается в интересах мифической аудитории, которой здесь нет. Телестудия — это неприятная и неприветливая среда, больше напоминающая фабричный цех или научную лабораторию, а не уютное теплое место, где можно дождаться поддержки. Несмотря на то что все постановщики и ассистенты веселые, умные и внимательные, они не могут пересилить этот механический процесс. Со съемочной площадкой CNBC для The Business of Innovation есть дополнительная сложность: она должна быть главным образом виртуальной, за исключением платформы и дивана. Мы снимали все на голубом фоне, а все остальное было добавлено позже с помощью цифровых технологий (на рис. 7.2 и 7.3 показано, как это выглядело до и после). Вам было бы удобно на таком диванчике, как на первом рисунке?
Рис. 7.2. Съемочная площадка CNBC для программы The Business of Innovation
Рис. 7.3. Вот так студия выглядит на экране. Я — в середине, в белой рубашке
Многие сцены и конференц-залы на самом деле тоже не располагают к выступлению, но, в отличие от телестудии, там я всегда вижу или слышу происходящее: кто слушает, а кто скучает. Восприятие работает мне на пользу. И если я случайно скажу глупость или что-то совершенно неуместное, например, забуду, что нахожусь в Нью-Йорке, и скажу, как мне нравится сейчас в Бостоне, то сразу же пойму, как аудитория к этому относится, даже если это желание меня убить. У меня всегда есть возможность среагировать. Но в большинстве телестудий нет никакой обратной связи. Это означает, что можно сказать ровно то, чего от вас ждут: скажем, как мгновенно сбросить вес или добиться мирового господства (или мира во всем мире, если вы пацифист), но вы не получите никакой реакции в реальном времени. Наоборот, это означает, что вы можете лгать, говорить чересчур много или слишком мало, выставлять себя идиотом или гением. Но почти не будете понимать, что делаете на самом деле.
Урок, который я извлек из этого опыта, следующий: находиться в пустой комнате без зрителей на телевидении во время съемки гораздо хуже, чем работать с самой «трудной» аудиторией в зале. Именно поэтому на некоторых передачах присутствуют зрители. Гости получают от них необходимую поддержку и энергию, которую могут дать только живые люди. Но в большинстве студий публики нет. И если вы хоть раз задавались вопросом: «Почему человек на экране кажется пустышкой или занудой, ведет себя раздражительно или неестественно?» — это отчасти потому, что он не получает обратной связи относительно своего поведения. На многих новостных передачах единственная компания — «говорящие головы» — те, кто находится за тысячи километров от вас и появляется посредством спутниковой связи.
Я впервые стал «говорящей головой», когда выступал на MSNBC (национальная вещательная компания Microsoft) по спутниковой связи в Сиэтле. Когда вы видите в новостях интервью с человеком, изображение которого помещено в небольшую виртуальную рамку на экране, на самом деле он говорит из небольшой студии, а она может находиться где угодно (см. рис. 7.4). Чтобы зрителю было понятнее, где находится человек, на заднем плане вешают картонный плакат с очертанием города на фоне неба. Вы никогда не увидите, как выглядят эти студии, отчасти потому, что это совсем неинтересно (для этого и нужен картонный фон). Говорить внутри них гораздо хуже, чем из главной, поскольку вы даже не видите людей, к которым обращаетесь. Вы просто застряли в маленькой комнате, столь же прекрасной, как и большая кладовка с инструментами для уборки, а в лицо вам направлена камера[64]. В тех случаях, когда канал не платит несколько дополнительных баксов за прямую трансляцию, я даже не вижу, что записывается на видео. Мне просто дают наушник, и постановщик, которого я также не вижу, в основном требует подождать, пока я тупо смотрю на свет. Знаете, есть особый вид тревоги: когда ты чего-то ждешь, сидя в комнате в одиночестве, и при этом знаешь, что в любой момент тебя начнут транслировать на всю страну.
Рис. 7.4. Что видно вам, когда вы — «говорящая голова»
Секрет выступления перед несуществующей аудиторией заключается в том, чтобы забыть о студии и игнорировать камеры (см. рис. 7.5). Перенеситесь мысленно туда, где вы последний раз выступали перед дружелюбно настроенной и заинтересованной публикой, и ведите себя соответствующим образом, проявляя энтузиазм. Говорите так, будто вас слушает точно такая же аудитория, и все будет в порядке. Хороший ведущий поможет, зарядит энергией и поддержит или даже задаст пару простых вопросов. Все ораторы умеют собраться, даже если все идет не по плану, и это им помогает. Из опыта съемок на CNBC я понял, что здесь, как и на выступлениях в зале, нужно отключить «беспокойную» часть мозга и смеяться над тем, как вокруг странно и нелепо. Я купил билет на шоу и должен получить по максимуму.