— Ах, как разумно все устроено в Божьем царстве! — воскликнул старичок. — А что вас привело ко мне? Я тому молодому человеку все сказал, он записал мой адрес, но меня никуда не вызывали. Наверно, отпала нужда.
— Скажите, много тогда было свидетелей?
Он задумался, прищурив глаза, будто вглядывался в этих людей.
— Девушка, которая шла за вами следом. Но ее почему-то товарищ не записал. Потом, полная женщина, она твердила, что водитель был трезвый. Я тоже не берусь утверждать, что он был пьян, хотя мне показалось сначала, что его покачивало. А при таком внешнем признаке ассоциация вывела меня на мысль, что я чувствовал запах алкоголя. Не могу утверждать, я не почувствовал. И потом, поймите сами, если водитель сбивает человека и хочет скрыться, то большая вероятность, что он был нетрезв. Полная женщина лучше разбирается в этом вопросе, а она утверждала, что он был трезвый. Ей лучше знать!
— Кого еще он записал в свидетели?
— Больше никого. Женщина, которая вас предупредила криком, сразу же ушла. Остались я и полная женщина — вот и все свидетели. А парень, что приехал на «Жигулях» и записал свидетелей, пошел и сел напротив в «Волгу». Я наблюдал за ним.
«Ну, молодец, папаша, в ЧК бы тебе работать с твоей наблюдательностью. Ошибаешься, дружок, там еще было пять человек, — где он их только набрал? В списке числилось семь». Вдруг меня осенило: он ведь искал в моей «Волге» что-то определенное, знал, что ОНО есть. Что же там могло быть у меня в машине, кому-то нужное позарез? Что этого при мне нет, знала Ангелина — она меня общупала, пока вела к машине. Книжка, записная книжка могла их интересовать…
Итак, круг замкнулся: кто-то сделал заказ на мое уничтожение. Записную книжку видел только один человек — «финансовый инспектор», и знал ее содержание о финансовых отчетах в КГБ. Значит, мое уничтожение — дело рук Абрамыча. Он мог даже получить официальную санкцию на мое устранение: стоило преподнести руководству идею, что моя осведомленность стала очень опасной и в определенных условиях нанесет вред Родине. Лучше, чтобы я со всей информацией, накопленной за годы, канул в небытие. Хороша перспектива! Дай Бог мне ошибиться!
Я рассказал Любе об удачных розысках свидетеля и обрисовал ей всю дальнейшую перспективу нашей жизни.
— Если так будут развиваться события, то ты скоро можешь стать молодой вдовой. Кстати, завтра или послезавтра я напишу на тебя завещание на все мое имущество.
— Нет! — воскликнула Люба, вся покраснев до корней волос. — Никогда! Не делай этого! Это будет дурным знаком!
— Какой уж тут дурной знак! Слава Богу, что мы все же разгадали этот проклятый ребус. Но будем делать вид, что мы лопоухие, ничего не понимаем. А про меня говори, что стал слаб на головку, многое забывает. Одного нельзя выпускать на улицу. Для верности нотариуса вызовем домой, чтобы он тут составлял завещание. Может, кто и поинтересуется. Глядишь, и отстанут. Хотя вряд ли Абрамыч мне простит предательство, если я даже и буду шизиком. Пока существует красная книжка…
Недели три прошли спокойно, я уже обходился без костыля.
Мы с Любой съездили на рентген. Чашечка хорошо срослась, но боль в коленке я иногда ощущал. Хирург сказал, что так будет целых полгода. Почти каждый день ездил в спортзал и хорошенько там разминался, потому что после травмы у меня ослабла прыгучесть, движения ног стали менее резкими. Моя жена, как верный оруженосец, ездила со мной в спортзал и тоже понемногу занималась спортивной гимнастикой: чтобы легко родить, надо иметь сильное тело — это ей внушил врач.
Так прошли еще две недели, я уже вышел на работу. Мои коллеги встретили меня радостно и сочувственно. Для них попасть под машину и остаться живым — это равносильно вернуться с того света.
— Ты в рубашке родился, — сказала Саша Алиханова.
— Англичане говорят: «с бриллиантом во рту». Отметим такое важное событие, как мое возвращение из небытия.
Саша улыбнулась и сказала мне тихонько:
— Мы думаем, это не случайно. Твои старые враги еще живы.
— Какие враги? — сделал я удивленные глаза.
— Твои секреты — это секреты полишинеля. Мы ведь читаем американские журналы, особенно когда речь идет там о наших людях. Вспомни художника Рогова, его имя было в статье рядом с твоим.
— Саша, то, что произошло, не имеет никакого отношения к тому, что было. Никакого! И нет ничего случайного, во всем есть своя закономерность. Такова философия.
Значит, в редакции давно знают, откуда я пришел в АПН, но деликатность не позволяла им лезть ко мне с вопросами.
Я перестал бывать на дипломатических приемах: ходить туда и затыкать уши от информации, более того, не иметь возможности выполнить ни одну информационную просьбу послов — лучше там не бывать и ни с кем не встречаться.
Однако не так-то просто разорвать дружеские отношения с Зурейкатом, Шаммасом, Хамидом. Первым позвонил посол Иордании Абдулла Зурейкат:
— Сегодня у нас небольшое торжество, мы бы очень были рады увидеть вас и вашу супругу. Будут только близкие друзья из арабских стран.
Люба не проявила особой радости и восторга, очевидно, на ней отложили отпечаток те несчастья, которые нас постигли. Поэтому и выбор одежды не занял у нее много времени. Ей очень шел голубой цвет; она знала, что мне нравится ее голубое платье. Люба выглядела в нем действительно как небесное создание, хотя глаза у нее были как у печального ангела.
— Люба, загляни в гардероб и подбери там себе соответствующие глаза. С такими глазами к друзьям не ходят.
Она улыбнулась, и мне стало приятно, что настроение, как ртутный столбик, сразу скакнуло у нее на несколько делений вверх.
Ужинали мы при свечах в небольшом зале и, кроме четырех пар послов с супругами, никого не было.
— Почему мы не видели вас на приеме в алжирском посольстве? — спросил господин Бузири. — Моя супруга жаждет познакомиться с вашей женой.
Мадам Бузири с блестящими украшениями в волосах подошла с приветливой улыбкой.
— Наджиб мне рассказывал о вас, теперь я вижу, в кого влюбился весь арабский мир.
Я перевел, и Люба-умница витиевато ответила:
— Я не предполагала, что выйду замуж за Анатолия, и поэтому пренебрежительно относилась к изучению иностранных языков. Сейчас я об этом очень пожалела. Я смогла бы выразить без переводчика свое восхищение вашей красотой!
Потом Шаммас познакомил Любу с Басимой, которая странным взглядом окинула ее и не смогла скрыть блеска в глазах. Свечи не позволили разглядеть, что это был за блеск, но я догадался, что в них была ревность.
Посол Судана приехал один. Хамид, мужественный красавец-мулат с ритуальными шрамами на щеках, поклонившись Любе, поцеловал ей руку и сразу же увел ее от меня. Он немного говорил по-русски, и Любе было приятно с ним общаться без переводчика.
Вечер был хорошим и приятным, но ничем не примечательным, разве что Басима все же снизошла до Любы и пригласила ее в субботу вместе побывать в магазинах, которые ей рекомендовали. Переводчицей с ними поедет Галя, секретарь посла.
Когда мы уже собрались уходить, нас вышел проводить посол Судана и, пожимая нам руки, сказал:
— Имейте в виду, на следующей неделе в четверг вы мои гости. Я не буду посылать вам официального приглашения, просто жду!
Мы уже сели в машину, и я полувопросительно заметил, что было бы неплохо пригласить Хамида в гости. Люба вместо ответа на мое предложение приказала:
— Пересядь, я поведу машину, ты пил вино.
Где-то около одиннадцати вечера мы подъехали к дому. У подъезда я вышел, а Люба проехала дальше, чтобы поставить машину.
Я подождал несколько секунд, наблюдая, как она лихо развернулась и стала подавать машину задом, и пошел к подъезду.
«Опять разбили лампочку, сволочи! В подъезде египетская тьма», — заметил я про себя. Мимо меня прошел Саша, молодой парень из квартиры прямо над нашей. Я стал ногой на первую ступеньку и не спешил, ожидая, когда Люба поставит машину. Вдруг из подъезда один за другим выскочили трое мужчин в спортивных куртках и, прыгая с самого верха лестницы, побежали за угол дома. До моего слуха долетели слова:
— Это не он! Слышите! Это не он!
Внезапно вспыхнувшая тревога толкнула меня в подъезд. Едва я переступил порог двери, как чуть не упал, зацепившись за что-то ногами. Я нащупал рукой голову человека. Волосы были мокрыми. Это могла быть только кровь. Выскочив из подъезда, добежал до угла и увидел, как от соседнего дома отъехала автомашина неопределенного цвета, но что это были «Жигули» модели 2104, я был уверен. Я кинулся к своей машине. Люба только что закрыла ее на ключ.
— Быстрее открывай машину! — крикнул я ей.
Что мне в Любе всегда нравилось — ее исполнительность. Не задавая вопросов, сначала исполняла, а потом спрашивала. Она открыла дверцу и быстро перелезла на пассажирское место. Я сел за руль, но какой-то импульс остановил меня. Неосознанная опасность удержала от опрометчивого шага. Преследование этих людей, которые только что нанесли, возможно, смертельный удар Александру, ничего бы хорошего не дало. Даже если я и настигну их на «Волге». Никаких сомнений, этот удар предназначался не Саше, а мне, меня они ждали в засаде, погасив свет в подъезде. Им было видно, что я вышел из машины и направился к дому. Укрывшись в темноте, ждали, пока я переступлю порог двери. Сашка обогнал меня и сразу подставил свою голову под лом. Вот почему один из них сказал: «Это не он!»
Я замер за рулем, не делая попытки завести машину.
— Ты видела этих троих мужчин?
— Да, они побежали к соседнему дому, там у них стояла машина. Наверно, пьяные.
— Это убийцы! Они по ошибке проломили голову Сашке Мазину. А должны были встретить меня. Сашка обогнал меня у входа.
Мы еще посидели минуты две, пока из подъезда не раздался женский крик. Вышли из машины и направились в дом. Здесь уже были трое жильцов. Мужчина держал зажженную зажигалку, и при ее свете я разглядел окровавленную голову Александра. Кровь медленно растекалась из-под головы по плитке, извиваясь зловещим черным ручейком. Я вспомнил, что трогал его голову, и мои руки должны быть в крови. Поэтому снова дотронулся до его головы и безнадежно развел руками.