споди, все очень просто!» — нашел решение Барков.
— Я знаю здесь двоих, — сказал он гостю.
Сатувье облегченно вздохнул и улыбнулся. Видно, это был чрезвычайно важный для него вопрос. Не для него, для ЦРУ. Алексей вспомнил, как, будучи в гостях у Леснякова, улыбался, когда его жена по домашней кличке Суня с гордостью говорила, что Леонард просто красавец, все зависит от того, как на него смотреть. А что? Он ведь как две капли воды похож на актера Мкртчяна. Обаятельный мужчина. Леснякова можно сдавать, порадовался про себя Барков, а вслух заметил:
— Вот этот известен на всю страну, знаменитый актер Мкртчян. Фильм у нас есть «Кавказская пленница», он там великолепно играет.
Пока Алексей объяснял, лицо у Сатувье поскучнело.
— Какая цель их опознания мной? Только не надо крутить. Играем по-честному, мы договорились еще в Брюсселе.
— Да, да! — машинально согласился Сатувье. — Они все из одесского КГБ. Возможность вербовки.
«Э-э-э… Нехорошо, мой друг Алан. А где же Георгий Варейкис и Влад? Может быть, с ними уже проведена необходимая работа? Теперь их надо держать в секрете?»
— Вербовки? — притворно удивился Барков. — Вы со мной, месье Сатувье, очень уж откровенны.
— Я неправильно выразился. Нам нужны люди, которые могли бы беспрепятственно что-нибудь привезти из СССР или завезти к вам. Нам не нужны шпионы, мы этим не занимаемся. У нас бизнес. Разве ты, Алекс, не оказывал мне услугу? Помнишь, привез альбом по живописи от нашего друга Макса Саблина? Это что, шпионское донесение? Но такой альбом мог привезти только ты как журналист с дипломатическим паспортом. И мы за это платим, и хорошо платим. Нам не нужны услуги на общественных началах. Это принято у вас в стране, а мы за все платим, чтобы не быть кому-либо обязанными.
«Да-да, господин Сатувье, в том альбомчике было такое донесение вашего резидента Макса, что оно стоило больших денег! От меня вы тоже будете получать „донесения“, которые будут стоить больших денег. Выражаясь вашим языком, чтобы не быть мне обязанным. Мы еще к этому вернемся», — иронически произнес мысленно этот монолог Алексей.
— Зачем вам этот артист Мкртчян?
— Он не Мкртчян. Это очень хитрый лис. Ему поручали в свое время вывезти из Ливана Донга, агента КГБ, глубоко проникшего в английскую разведку, отдел Ми-5. И он блестяще это выполнил.
«Откуда ты, Аланчик, об этом знаешь?» — вклинилась моя мысль.
— Вот такого бы надо нам для сотрудничества. А кто второй?
Барков взял фотографию Дениса, внимательно поглядел и сказал:
— Вот этот парень. Я как-то был с ним в одной компании в Одессе. Пьет и жаден до денег. Его жена обирает.
Алексею было стыдно клеветать на покойника, который вместе с ним устанавливал факт прилета в Одессу Сержа, агента, завербованного Максом. Но ситуация потребовала выдать именно такую информацию на Рубленко, чтобы попытаться укрепить доверие Сатувье.
— Он год как умер, — констатировал бельгиец, и Алексей понял, что кто-то из КГБ снабжает иностранную разведку информацией. Георгий или Влад? И все-таки не это главное, ради чего Сатувье примчался в Париж. Нанта и мое появление возле него. Совпадение? Смешно! И дуракуясно. Вот она и причина появления в Париже бельгийца. Я насторожил ЦРУ. Если бы не пленка, уничтожили бы свидетелей. Теперь меня обложат, как волка, красными флажками. Пока Нанта на свободе… Но он тянул за собой хвост, и его могли уже взять. Вывод: пока Нанта молчит, я могу перекинуть пленку.
Они посидели, немного выпили. Барков сварил кофе и взглянул на часы, тем самым намекая Сатувье, что им пора расстаться. Сейчас он уже знал, как переправить пленку.
Сатувье понял его намек и заметил:
— Мы еще увидимся. Вы оказали мне большую услугу.
— На общественных началах, — улыбнулся Барков, провожая бельгийца. Оба засмеялись. — Пожалуй, я пойду с вами. Мне надо в конгресс-холл. Вы на машине? Могу вас подвезти.
— Нет, нет. Мне тут недалеко, пройдусь пешком.
Они вместе вышли из гостиницы. Алексей поймал такси, перебежав на противоположную сторону улицы, чтобы избежать какой-либо случайности, когда ему подставят машину. Свой «пежо» он не взял — там наверняка приклеили «маяк» и поедут за ним. Не ускользнешь.
В конгресс-холле Барков сразу отправился в комнату, которую отвели для главы советской делегации.
— Петр Максимилианович, я хотел бы взять у вас интервью по поводу первых результатов конференции, — обратился к главе Барков, а на листе бумаги написал: «Я передам вам фотопленку с донесением для КГБ».
Петр Максимилианович побледнел, глаза его забегали, будто он искал, где спрятались иностранные агенты, которые сейчас выскочат и наденут на него наручники. Он даже подвигал кистями, словно проверял, не скованы ли они.
— Как насчет интервью? — уставился Барков в лицо главе. Тот, слегка заикаясь и почти пропавшим голосом, ответил:
— Нет, нет! — Он замахал руками, как бы отталкивая от себя Баркова. Его реакцию можно было истолковать и как нежелание давать интервью, и как нежелание принять донесение.
Алексей испугался, что сейчас он ляпнет про пленку, и микрофон сообщит в контрразведку то, что они упорно хотели знать.
— Что, нет? — мягко, едва сдерживая эмоции, спросил Алексей и приложил палец к губам. Потом он сунул под нос главе лист бумаги и ручку.
Наконец Петр Максимилианович овладел собой, первый испуг прошел, и он повторил:
— Нет! Нет! Это преждевременно! Могут истолковать как давление. — Он схватил ручку и размашисто написал, не соблюдая никаких знаков препинания, кроме восклицательного: «Занимайтесь своим делом! Не впутывайте меня! Я выполняю важное правительственное задание! Моя миссия превыше всего! Мне, наконец, поручило Политбюро, и я не могу отвлекаться и не оправдать доверия высшего органа партии! Я не могу заниматься мелочами!»
Барков хотел поправить его, что высший орган партии — съезд, но понял, что с этим истуканом не о чем говорить. Надо хотя бы дезинформировать контрразведку.
— Вы могли бы выполнить мою просьбу? — понизил он голос.
— Да! Но все зависит от того, какая просьба, — сопротивлялся этот идиот высокого ранга в звании посла. — Учтите, я не курьер! Но чем могу…
Алексей отчаянно сделал ему знак рукой, чтобы он заткнулся, и с улыбкой сказал:
— Невинная. Совсем невинная. Вот она. — Пауза. — Встретимся после заседания, может, будут какие-нибудь результаты.
Итак, замысел через дипломата переправить пленку провалился. Очевидно, Нанта все же взяли и он заговорил. Остался запасной вариант — «Ле бистро». Алексей три дня обживал это место. Он дважды в день пил здесь кофе, читал газету. Но вчера ему показалось, что в бистро его не контролируют. Утром он не обнаружил хвоста. То ли беседа в кабинете главы делегации и эта многозначительная фраза «Вот она!» убедили контрразведчиков, что пленки у него нет, он уже передал ее дипломату, и они потеряли к нему интерес, то ли что-то изменилось в их тактике, тогда они поняли весь микрофонный блеф и делают вид, что поверили версии о передаче пленки дипломату. Скорее всего, они приняли микрофонный блеф за истину и теперь переключились на главу делегации. «Если это Сюртэ, то будут действовать деликатно — все-таки в своей стране, может быть крупный международный скандал. А если все же ЦРУ? Надо научиться правильно переходить улицу. Такого провала оно мне не простит. Будет месть? Тогда зачем меня вербовали? Ведь практически я не раскрыт. Если только Нанта… Пока хоронить себя рано, я им еще нужен».
Знал бы Барков, что Нанта умер под пытками: у него оказалось больное сердце, он был бы более спокоен и ждал связь.
Часы отсчитали последнюю минуту. Сейчас появится тот, кого он ждет уже два дня. Сегодня самый благоприятный день, слежки не видно, значит, он все делал правильно. «Может быть, связник уже здесь, в бистро? Кто он? — подумал Алексей. — Вот этот в синем комбинезоне? Да, он внимательно посмотрел в мою сторону. Газета в правой руке — у меня все спокойно. Нет, не он. Может быть, тот, что так аппетитно ест гамбургер и запивает пивом? Никуда не смотрит, увлечен едой. Это может быть тактика. Не тот же, что переходит улицу с дебильной перекошенной рожей, пузатый и с собакой на руках. Черт возьми! А пароль: „Вас еще не кусала собака?“». Алексей внимательно поглядел на этого идиота и отвернулся — совпадение с собакой. Вдруг он уловил едва слышную фразу. Говорили по-испански за столиком позади Баркова. Испанский он знал не блестяще, но то, что сказала женщина, понял:
— Перестань пить и жрать, еще пропустишь связника.
Барков перекинул газету в левую руку, резко поднялся и шагнул к выходу. Это был приказ связнику: «Не подходи! Исчезни! Я в опасности! Не подходи! Не подходи!!!»
Едва Алексей ступил на тротуар, как из двора бистро вылетел черный «бьюик», завизжали на повороте мощные шины.
Всего секунда, и машина, как осаженный уздой конь, замерла с визгом тормозов. Справа и слева выскочили двое и бросились к Баркову…
Я уже миновал фонтан и давил несчастное животное, делая собаке больно. Она повизгивала, а я успокаивал ее:
— Потерпи, псина, сейчас ты дашь стрекача к своему сопляку-хозяину, который ждет тебя за углом рядом совощным базаром. Потерпи самую малость! Там у меня «мерседес».
Я говорил, а сам рыскал глазами, искал подкрепление тем двоим, мужчине и женщине, что вот уже три часа сидят у стены. Мужчина все ест и пьет, а женщина сидит, повернувшись спиной. То, что они тут не случайно, нет никаких сомнений. Знает ли Барков, что за спиной у него хвост? Где же укрылись остальные? Я ведь обошел все вокруг, машин стоит много, но людей там нет.
Мне оставалось пройти не более пятнадцати шагов — это двадцать секунд. Кругом все спокойно, никаких перемещений. Но вдруг Барков буквально выхватил газету левой рукой из правой и резко поднялся. Что-то произошло! Он отдал приказ не приближаться. Тут из-за бистро вылетела машина. Я видел ее, она стояла там прикрытая брезентом. Хитрые сволочи! Двое кинулись к Баркову. Один толкнул его к машине и заставил положить руки на крышу, быстро, профессионально обыскал. Сейчас наденут наручники и затолкают его в салон.