Наша дивизия выходит на отсечные позиции между Перьером и Фалезом. 85-й дивизии переподчинены несколько танков «тигр» 502-го батальона СС для боевого применения по обеим сторонам Потиньи.
Обстановка на западном участке фронта в Нормандии мне до конца неясна, однако не внушает сомнений, что не сегодня завтра линию фронта на участке Сены придется сдвинуть. Для длительной обороны у командующего группой армий «Запад» нет ни войск, ни материального обеспечения. С полуразбитыми пехотными дивизиями, довольствующимися конной тягой, невозможно успешно действовать против прекрасно оснащенных современных танковых дивизий противника.
Но пока этого не произошло, все штабы и костяк потрепанных в боях частей 12-й танковой дивизии СС, а также всевозможные интендантские части перебрасываются в район Эвре и Бернэ. Проводится подготовка для переброски не участвующих в боях частей и подразделений на восточный берег Сены.
Уцелевшие бойцы ударной группы Вальдмюллера приданы ударной группе Краузе. 13 августа боевая численность дивизии такова:
20 танков (включая и самоходные противотанковые установки);
1 взвод бойцов-мотопехотинцев на бронетранспортерах;
1 разведывательный дозор на бронеавтомобилях;
300 бойцов-мотопехотинцев;
1 батарея 8,8-см зенитных орудий — 4 орудия;
1 батарея 3,7-см зенитных орудий на самодвижущихся лафетах — 9 орудий;
1 рота 2-см зенитных орудий на самодвижущихся лафетах (14/26);
1 батарея тяжелых полевых гаубиц;
1 батарея 10-см орудий.
Смена позиции проходит неравномерно — отсутствуют тягачи. Со вчерашнего дня нет подвоза боеприпасов для артиллерии. Использовать огневую мощь в полной мере мы не имеем возможности.
Боеспособность 12-й танковой дивизии СО в целом составляет 500 бойцов, унтер-офицеров и офицеров.
Мы все сознаем, что все завершится либо нашей гибелью, либо пленом, но никто и не помышляет о прекращении сопротивления. Тезис о безоговорочной капитуляции Германии, принятый в Касабланке, гонит всех нас в бой. Разумеется, эту войну Германия проигрывает, но фронт необходимо удержать. Союзники должны усвоить, что нереальный принцип «безоговорочной капитуляции» здесь не сработает и что для переговоров с нами следует избрать иную основу.
Фанатиков среди моих боевых товарищей не было и нет, они хотят выжить и вернуться домой, по возможности, не калеками. Нет, нет, не фанатизм придает нам силы для дальнейшей борьбы, как это утверждает враг! Мы просто не имеем права сложить оружие до тех пор, пока чувствуем, что можем сражаться во имя нашей родины.
За день 13 августа штаб дивизии получает некоторое представление об обстановке на данный момент. Положение наших войск плачевно. Между Аржентаном, Фалезом и высотами Трюна и Шамбуа явно намечается обширное кольцо окружения, куда неизбежно угодят разгромленные немецкие дивизии. Явно просматриваются и готовые сомкнуться клещи. Единственная дорога, на которую еще можно рассчитывать, — шоссе, ведущее через Трюн и за ним крутыми изгибами взбирающееся на подъем. Но даже сейчас это шоссе не выручит нас, поскольку не подходит для отвода войск. Наскоро сколоченные из остатков частей и подразделений пехотные дивизии с их гужевой тягой неизбежно послужат помехой для пока еще сохраняющих подобие мобильности танковых частей. Катастрофа неумолимо приближается.
В ночь на 14 августа мы, в конце концов, получаем возможность хоть немного выспаться. Для многих моих верных боевых товарищей это последняя спокойная ночь в кругу своих. Глухие раскаты канонады — отзвуки бушующего западнее сражения долго не дают нам уснуть, но, в конце концов, усталость берет свое.
14 августа с утра я вместе с Вюнше, Краузе и Ольбеттером еду на участок северо-западнее Фалеза для определения новой линии обороны. Высота 159 севернее Фалеза — господствующая, и мы решаем расположить на ней ряд опорных пунктов. Далее наш «фронт» отмечен и другими заметными пунктами восточнее высоты 159 и до реки Див около местечка под названием Жор.
Мы не верим в «миролюбие» канадцев и сразу же приступаем к оборудованию опорных пунктов. Как следует из оценки обстановки в целом и рельефа местности, наступления союзников следует ожидать на участке между Жором и Фалезом. Канадцы образуют северное полукольцо окружения, а южное создается американцами в районе Аржентана. Как только оба полукольца сомкнутся, для обеих немецких армий это будет означать начало борьбы не на жизнь, а на смерть. С учетом этого я и мобилизую своих боевых товарищей на последнее и решающее сражение. И я не удивлен, что они воспринимают сказанное как нечто само собой разумеющееся. Они все прекрасно понимают, что иного исхода быть не может.
Около 14 часов вновь переживаем уже выпадавшее на нашу долю. Сотни «галифаксов» и «Ланкастеров» превращают позиции 85-й пехотной дивизии в братскую могилу. Артиллерия и противотанковые вооружения смяты, уничтожены бомбами. Наступление против 85-й пехотной дивизии проводится силами 1-й польской танковой дивизии, 4-й канадской танковой дивизии и 3-й канадской пехотной дивизии.
Танки 2-го канадского корпуса выстроились как на парад — каре к каре. Танкисты ждут приказа своих командиров. А командиры используют тактику асфальтового катка — они рассчитывают просто раздавить обороняющихся. Отчего канадцы решили избрать именно такую, инертную тактику, мне до сих пор не ясно. Вместо того чтобы бросить на противника разрозненные группы танков, давая им возможность для маневра, для использования огневой мощи в полной мере при подавлении оборонительных позиций противника, они заставляют их, переваливаясь с боку на бок, тащиться по заболоченной местности. В результате бездарно растрачивается драгоценное время, а проку — ноль.
Оснащенные самым современным оружием канадские дивизии вечером первого дня наступления севернее своих намеченных целей. И на этой фазе наступления канадцы предпочитают использовать танки исключительно для непосредственной поддержки пехотинцев. Ни огневая мощь, ни мобильность в полной мере не используются.
Канадское командование каким-то образом обходится без долгосрочного планирования. Не было ни одной наступательной операции, где присутствовала бы оригинальность решения, присущая по-настоящему одаренному полководцу. Их планирование сводится к массовому использованию крупных сил уничтожения. И никогда еще разгром находящихся в обороне дивизий не приводил к значительному прорыву. Как только авангард наталкивался на яростно обороняющегося вне пределов зоны уничтожения, он сразу же терял инициативу и начинал распыляться, увязая в мелких схватках. И весь ход боевых действий только подтверждает мою точку зрения.
Во второй половине дня ближе к вечеру первые танки канадцев атакуют слабо обороняемые позиции севернее Фалеза. Атака сил 4-й канадской танковой дивизии и 3-й канадской пехотной дивизии захлебывается, натолкнувшись на сопротивление нашей некогда непревзойденной по части боеспособности 12-й танковой дивизии СС. Боевой дух 500 бойцов-мотопехотинцев переламывает ход наступления двух неприятельских дивизий. Высота 159 остается в руках горстки бойцов.
Ночью объезжаю все опорные пункты фронта и объясняю моим ребятам положение двух наших армий. Теперь они знают, что им поручена оборона северного крыла вытянутой, словно шланг, линии и что от их упорства впрямую зависит возможность благополучного отвода наших измотанных в боях частей и подразделений.
На рассвете 20–30 человек из 85-й пехотной дивизии добираются до опорного пункта высоты 159 и, не дожидаясь приказа, занимают оборону. Под покровом ночи этой группе удалось незаметно миновать позиции противника. Мы на своем «Фольксвагене»-вездеходе встретили несколько отставших от остальных бойцов, среди них был и один раненый.
Канадцы продолжают наступать. Скоро высота 159 уподобляется кипящему котлу. Снаряд за снарядом вгрызаются в землю, оголяя некогда поросшую деревьями горку. Наши танки стоят в засаде, дожидаясь, пока из-за пелены дыма выползет стальная стена бронированных чудовищ противника. И вот — первые вражеские танки уже дымятся на подходах, а вражеские пехотинцы норовят вжаться в землю от вездесущего прицельного огня наших пулеметов. Неужели у нас еще остаются нервы? Неужели нас еще можно считать людьми? А ведь мы уже просто не слышим ни разрывов, ни бесконечного воя мин и снарядов. Но зато любое шевеление, малейшее движение на той стороне заставляет нас затаить дыхание. Что это там? Не танки? Уж не повторяется ли вчерашний спектакль? Или секунду спустя над нами залязгают гусеницы? Но ничего похожего не происходит. Вражеские танки предпочитают держать дистанцию — не идут на наши позиции, и все. Так и остаются на подступах к высоте 159.
У Жора и Перьера противник проводит серию атак, пытаясь овладеть переходом через Див.
Немногие боеготовые танки уже переброшены на наиболее серьезные участки, благодаря умелым действиям их экипажей атаки врага захлебываются.
Значительный вклад в успех обороны внесли артиллеристы 3-го дивизиона, случайно обнаружившие небольшой склад боеприпасов в районе Фалеза — так что теперь снаряды экономить не приходится. Позиции севернее Фалеза остаются в руках наших бойцов.
Задолго до восхода солнца мы уже готовы встретить врага восточнее Фалеза. Логика нашего противника для нас непостижима. С какой стати пускать на ветер такую уйму бомб и снарядов только ради разгрома несчастной 12-й танковой дивизии СС? Вполне достаточно пустить на нас и по нам танки на полном газу, и все — можно считать, что нас нет. Но враг не предпринимает ничего подобного. До второй половины дня мы успешно отражаем все атаки. В боях за высоту 159 гибнет командир 2-го батальона 12-го танкового полка штурмбанфюрер Принц. И снова на моих глазах гибнет мой еще один старый боевой товарищ. Мы с Принцем, начиная с 1940 года, прошли все поля сражений. Он погиб при артобстреле.
Штурмовики союзников атакуют лесной массив Буа-дю-Руа, вгоняя ракету за ракетой в полусгоревший лес. Самолеты подбивают и несколько наших танков восточнее высоты 159. Между Версенвилем и высотой 159 встречаю Макса Вюнше, который докладывает о том, что на нашу высоту надвигаются танки неприятеля. Макс Вюнше уезжает. И вдруг меня пронзает страшная, жгучая боль, кровь заливает лицо. Инстинктивно отпрыгнув в сторону, я оказываюсь позади моего вездехода. Осколок снаряда попал мне в голову, разорвав кожу на ней. Тупо оглядываю дорогу и не вижу нашего вездехода. Машина исчезла. Нет нигде и Макса Борнхефта — я один. Но ни на минуту я не задумался о том, что меня бросили. Мои товарищи меня никогда не бросят.