О судьбе Александра Васильевича ПЫЛЬЦЫНА написано множество статей, отсняты целые телепередачи, настолько ярка и насыщенна биография этого человека. Дело не только в том, что Александр Васильевич сам является талантливым писателем, автором нескольких потрясающих книг о войне, и даже не только в том, что он генерал-майор в отставке, награжденный боевыми орденами и медалями различных степеней. Пожалуй, самый невероятный факт в судьбе этого человека заключается в том, что в годы Великой Отечественной войны он на протяжении полутора лет воевал на должностях командира взвода, а потом и командира роты в 8-м штрафном офицерском батальоне 1-го Белорусского фронта.
Литвинов А.: Александр Васильевич, не могли бы вы рассказать нам, как вы попали в штрафной батальон? Вообще, что представляли собой эти подразделения, в чем были их особенности и отличия от остальных частей Красной армии?
Пыльцын А.В.: В штрафбат я попал молодым лейтенантом в 1943 году, после того как окончил военное училище и послужил на Дальнем Востоке. Это было необычно, поскольку на должности командиров взводов и рот в штрафбаты назначали только офицеров с боевым опытом. Меня, вероятно, посчитали фронтовиком, так как после училища я более полугода служил в войсках Дальневосточного фронта, хотя и недействующего. А до училища в войсках того же Фронта — с первых дней войны сразу после окончания средней школы полгода рядовым разведподразделения.
Штрафбаты вообще не имели ничего общего с укоренившимся неверным представлением о штрафных ротах. В армейские штрафные роты отправляли бойцов, рядовых и сержантов, а в штрафбаты — исключительно офицеров. На период пребывания в штрафбате они лишались воинского звания и наград и становились обычными рядовыми.
Литвинов А.: То есть я правильно понимаю, что вы, молодой лейтенант, без боевого опыта, должны были командовать теми, кто в прошлом были капитанами, майорами и даже полковниками?
Пыльцын А.В.: Не только в прошлом, но и в будущем. Было несколько возможных вариантов выйти из рядов штрафников: совершить подвиг, искупить вину перед Родиной кровью, то есть получить ранение, или провоевать в штрафбате 1, 2 или 3 месяца, кому какой срок определён. В каждом из этих случаев им возвращались воинское звание и все ранее полученные боевые награды. И я хочу отметить, что, несмотря на существующие мнения о том, что в штрафбатах были одни уголовники и преступники, озлобленные на советскую власть, именно подвиг был для них на первом месте. И не было там отъявленных преступников и уголовников, это все миф. В подразделения штрафбатов входили именно офицеры, настоящие, боевые офицеры, хотя те, кто из них побывал в плену или под оккупацией, — боевитость утратили.
Литвинов А.: За что же они попадали туда, и как в таком случае обстоял вопрос с дисциплиной и субординацией, ведь вы были молодым лейтенантом, а они опытными офицерами, каждый со своими амбициями?
Пыльцын А.В.: Попадали туда по разным причинам. Кто-то с формулировкой «за трусость», кто-то за драку, кто-то за утрату оружия, аварию боевой техники, но в отдельные периоды большая часть офицеров была из числа тех, кто попал в плен или оказался в окружении. Что же касается дисциплины, то здесь все оказалось проще, чем я представлял себе, направляясь на эту должность. Конечно, поначалу я тоже думал, что это все уголовники, да еще и старше меня по возрасту и званию, но после стало ясно, что настоящий офицер в любых условиях остается офицером. Он привык подчиняться и действовать по приказу, у него в голове четко уложено понимание субординации «начальник-командир», а если этот начальник еще и заботится о своём подчиненном, то здесь уже совершенно неважно, сколько кому лет и кто в каком звании.
Изначально даже высшее руководство, которое и создало штрафбаты, не в полной мере представляло себе вопрос о руководстве и управлении такими подразделениями. Я могу судить об этом исходя из того, что, согласно организационно-штатной структуре, первое время в командовании каждого взвода штрафного батальона должно было быть три офицера не из числа штрафников: командир взвода, заместитель командира взвода и политрук взвода. Но впоследствии, спустя полгода, когда выяснилось, что в заместителе и политруке нет необходимости, эти должности попросту упразднили. Вместо них ввели должности двух заместителей командиров взвода из числа штрафников. Им даже присваивали воинские звания сержантов, но лычек на погонах они никогда не носили, не хотели выделяться из братства своих сослуживцев. Зато многие из штрафников — боевых офицеров в потаённых местах своих вещмешков прятали свои офицерские погоны, надеясь снова получить на них право.
Литвинов А.: Александр Васильевич, со штрафбатами связано множество мифов и, скажем так, легенд. Вот, например, правы ли те, кто утверждает, что личный состав этих подразделений для высшего командования был, по большому счету, «пушечным мясом», и штрафбат с легкостью могли послать на ответственный рубеж или участок фронта вовсе без оружия?
Пыльцын А.В.: Конечно, это абсолютная глупость и вымысел. Не имеет совершенно никакого смысла посылать людей на верную смерть, если их можно использовать в бою с толком. Наши подразделения обеспечивались точно так же, как и все остальные, порой даже лучше, чем обычные стрелковые. У нас было всегда достаточно оружия, нам его выдавали на весь личный состав, но при этом существовали и свои тонкости. Например, штрафники тщательно затачивали малые сапёрные лопатки, причем не только их лезвия, где у них существовала заводская заточка, но и по боковым граням. В рукопашном бою это было очень эффективное оружие, им можно было не только колоть противника, но и рубить, как топориком. Еще штрафники вставляли их себе за пояс, черенком вниз, так что получалось, в зависимости от роста, у кого-то металлическая часть лопатки защищала живот, а у кого-то грудь, сердце.
Литвинов А.: Да, действительно, с таким оружием в рукопашном бою, да еще и с опытными офицерами, желающими проявить себя, вряд ли кто-нибудь хотел бы повстречаться! Александр Васильевич, а боялись ли немцы таких подразделений, как ваше, знали они, что перед ними штрафбат?
Пыльцын А.В.: Далеко не всегда, но в одном случае знали точно. Мы тогда стояли в обороне на южном фланге Первого Белорусского фронта, шла операция «Багратион». Стояли в обороне перед немцами примерно месяц. Жестких столкновений и боев не было. Так вот, за это время они узнали, что перед ними офицерский штрафбат, причем не урезанный, а полноценный — из семи рот: три стрелковых, рота автоматчиков, рота пулеметчиков, минометная рота и рота противотанковых ружей. Это была очень солидная боевая единица. И вот, когда они об этом узнали, то начали бросать нам листовки. Они называли их «ШВЗ» — «штык в землю». В этих листовках они называли нас «бандой Рокоссовского», призывали бросать командиров и переходить на их сторону, обещали сохранить офицерские звания, а соответственно и офицерский паёк и жалование. Подразумевалось даже, что эти листовки были для нас как пропуск на их сторону, мол, берем их в руки и переходим. Но эти листовки штрафники даже на самокрутки брать брезговали, использовали только по известной нужде.
А когда мы пошли в наступление, то они, зная, что мы штрафбат, начали отступать, каждый раз оставляя заслон на бэтээрах. Мы к этому заслону подходили, растягивались в цепь, начинали обстреливать, а как подбирались совсем близко — немцев уже не было, удирали они на машинах, и так на протяжении трех дней, пока не замкнули кольцо окружения Бреста. За это время преодолели порядка 100 километров.
Литвинов А.: А непосредственно в штурме Бреста ваш батальон участвовал?
Пыльцын А.В.: Нет, перед нами поставили задачу замкнуть кольцо окружения вокруг Бреста на самом ответственном направлении и стоять насмерть, не пропустить ни одного немца. Предполагалось, что они попробуют прорваться именно на нашем участке в сторону Варшавы. Мы заняли оборону, а остальные войска продолжали наступать и сжимать кольцо окружения. В итоге, как и ожидалось, немцы пошли на прорыв на нашем участке. Это были страшные бои, потери были очень серьезные. Запомнилась та операция еще и тем, что наш батальон фактически смешали с гвардейским полком. Это было необычно, потому что мы всегда воевали отдельно, а теперь офицеры-штрафники оказались в одних окопах с солдатами-гвардейцами. В тот момент каждый из штрафников понимал, что завтра он, пройдя штрафбат, может оказаться офицером именно в этом гвардейском полку. Они понимали, что этот бой особенный, в нем нельзя проявить даже капли смятения и трусости, и поэтому выкладывались по максимуму, старались, у них уже и страха в глазах не было, каждому хотелось показать себя достойно перед солдатами. В свою очередь, этими действиями и боевой дух солдат поднимали. Кстати, за эти бои командующий 70-й армией генерал Попов В.С. «за образцовое выполнение боевых задач командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество» наградил орденами и медалями 66 бойцов-переменников (штрафников).
Литвинов А.: Да, это действительно настоящие офицеры, самоотверженные… Александр Васильевич, вопрос, может быть, несколько надоевший и тысячу раз обговоренный, но все-таки: с какими словами вы поднимали своих подчиненных в бой, что нужно было им сказать или прокричать, чтобы заставить встать из окопа под пули?
Пыльцын А.В.: Да, на эту тему тоже много пересудов. Некоторые «знатоки» нашей военной истории утверждают, что штрафники ненавидели власть в лице Сталина и никогда, идя в атаку, не кричали «За Сталина!»: А я Вам скажу, что это тоже неправда, — кричали.
Я не знаю, что они понимали под этим, наверное, каждый свое. Сам же я, когда поднимал взвод, а потом и роту в атаку, во-первых, вставал и кричал: «За мной!», это значило, что я действительно должен был быть впереди, не в середине, не позади, а именно впереди. Потом кричал: «За мной, за Родину, за Сталина!», со временем это стал почти стандартный лозунг или призыв.