Розочка сглотнула слюну, глядя, как вытекает кровь из распоротого живота ее сыночка, – и помешалась.
Она таскала его тело на руках уже пять дней – кутала, пытаясь согреть, вправляла обратно выпадающие из маленького живота кишки и, опасаясь, что он закричит, баюкала, уговаривая не открывать глаза.
Никто не мог отобрать у нее Марека. Соседки выгоняли полоумную Розочку на улицу, потому что от трупа ее сына в помещении уже попахивало. А в набитых битком комнатах, где ютились все еще многочисленные еврейские семьи, и без того было не продохнуть.
Увидев Розочку с Мареком на руках, Кастусь не выдержал.
– Ну, ты-то куда приперлась?! У тебя ж ребенок уже мертвый! Брось его! Оставь!.. Матка Боска! Господи Христе! – схватившись за сердце, крикнул он. И закусив рукав, разрыдался. – Чертовы жиды! Чертова эта жизнь! Прости меня, Господь, Всеблагой, Вседержитель!
Ругаясь, причитая, плача и жалуясь, он выволок из грузовика все привезенные мешки с картошкой, вывалил весь свой драгоценный урожай прямо на холодные камни мостовой так, что розовые клубни-поросятки прыснули и, прыгая, раскатились во все стороны. Матери и дети кинулись расхватывать картошку, а Кастусь, торопясь и глотая слова, бегал вокруг них и толкал матерей в спины, с плачем заглядывал им в глаза и уговаривал, бессвязно и нервно:
– Скорее! Давайте скорее! Сажайте своих детей в мешки. Вывезу их отсюда. Нельзя здесь оставаться. Хотя б ребятишек надо увезти… Давайте скорей, пока никто не явился сюда. Я вам жизнью клянусь! Чем хотите клянусь! Шевелитесь! Скорее… Нельзя же так. Нельзя…
У охранников гетто развлечений было немного. Роман с напарником надеялись поржать над Кастусем, над его деревенской глупостью.
Когда грузовик вернулся и встал перед воротами, они первым делом заглянули в кузов. Этого они и ожидали: все картофельные мешки до единого оказались на месте – точно, как были.
– Ну что, лапоть, распродал картошку?! Озолотился?!
Охранники засмеялись, глядя, какое напряженное и красное лицо сделалось у незадачливого крестьянина.
– Чего гогочете?! Отчиняйте ворота! Не у этих же нехристей мне ночевать! – сердито крикнул Кастусь. А когда ворота открылись, рванул свой старый грузовичок с места так, что охранники едва успели отскочить в стороны.
Роман с напарником веселились и хлопали себя по ляжкам, глядя грузовичку вслед. А Кастусь гнал машину на полной скорости, не останавливаясь, до самого дома.
Он еще не знал, что ему делать дальше. Хватит ли урожая прокормить до весны всю его новую семью? И во что одеть их всех. И как прятать ребятишек, если вдруг… Мысли, путаные и колкие, мотались туда-сюда, звенели в его голове. Но он не обращал на них внимания.
Он знал, что все сделал правильно.
Падал снег, укрывая поля и черную землю, наполняя мир своим сиянием. Кастусь ехал домой и впервые за долгое время чувствовал себя почти спокойным, умиротворенным. Чистым. Как этот первый снег перед Рождеством.
Татьяна ЛевановаДьявольский пластилин
Как всегда перед Новым годом, у меня запарка. На работе – закрыть квартал, дома – генеральная уборка. Потом все украсить. Раздать долги, купить подарки и продукты. Наготовить много вкусного. И все ради сомнительного удовольствия ночью поесть, утром не выспаться, снова поесть, дрыхнуть до вечера, потому что из-за напряжения в последние дни и сбитого режима чувствуешь себя разбитой. На улицу все равно не выйдешь – там холодно, много пьяных, на каждом углу петарды взрывают… Вот честное слово, если бы не дети, гори этот Новый год синим пламенем. Радости только – закрыть квартал да выспаться за несколько выходных. Все остальное – лишнее.
Но когда Тимур пишет письмо Деду Морозу, тянется украшать елочку мишурой, а Лика, забыв про подростковые понты, скачет, как коза, развешивая гирлянды, и рисует на печенье глазурью AC/DC, я чувствую угрызения совести. И пытаюсь вспомнить, каково это – ждать праздника, радоваться блесткам и разноцветным лампочкам. Бесполезно. Не помню. Новый год – это труд в три смены, огромные расходы и никаких чудес. А дети, когда им примелькаются мишура и блестки, надуют губы из-за того, что мечты не сбылись, а стоимость подаренных гаджетов и игрушек на пару нулей короче тех, брендовых, что были заказаны Деду Морозу. Ладно, заранее расстраиваться не будем. У меня тут длинный список того, что надо сделать, прежде чем я смогу глотнуть шампанского и отправиться под одеялко…
К счастью, на Новый год приехал мой младший брат из Перми. Младший бородатый брат. Холостой брат. С горой подарков от себя и от мамы с папой. Хорошо, а то у меня денег почти не осталось. А так под елкой появилась милая кучка разноцветных коробочек и пакетиков. Хотя, зная мою родню, там, конечно, не бренды и гаджеты, а канцтовары и книги, но зато все в отдельных разноцветных упаковках и обязательно пригодится. Так что я сосредоточилась на столе. Искупала кролика в молоке, начистила картошки, поставила закваску на пирог с капустой (знаю, что не новогоднее блюдо, я просто в интернете нарыла, как пирогами с капустой можно денег насиморонить), села селедку в шубу одевать. На очереди – оливье и грецкие орехи в черносливе. И все мне готовить, одной. Дети носятся то в дом, то из дома, братец с телефоном не расстается, планирует себе каникулы с друзьями из «Линейки», которые живут в нашем городе, муж ищет в быстро пустеющих магазинах горошек и мандарины. Конечно, я покупала заранее, просто они уже куда-то подевались.
– Мамочка, а можно Вадик у нас будет встречать Новый год? – нарисовалась сияющая Лика. Вадим – сосед, одноклассник, друг детства.
– Новый год – семейный праздник, – осторожно начала я, прикидывая, как разрезать кролика на шесть частей. Никогда не ела кролика раньше, ну конечно, надо было еще один рот привести.
– У него родители в ресторан ушли, ему одному скучно. Или можно я к нему пойду встречать?
«Ага, щас, так я тебя и отпустила, в пятнадцать» и «вот буржуи» – две мысли атаковали мой мозг, занятый кроликом, пирогом, отчетом и мандаринами.
– Ну что ты, конечно, лучше с нами! Я и говорю – семейный праздник же, чем больше народу, тем веселее…
Счастливая Лика унеслась за своим Вадиком, а я подумала, что очень уж в горле пересохло, стоит открыть шампанское, подбодрить себя, чтоб веселее руки двигались. С нарядным маникюром среди грязных овощей… Выкрутилась доча, сейчас будет щебетать с Вадиком и в интернете висеть, не припахать ее к готовке. Решено, открываю бутылку.
Пришел нагруженный муж. Тимур, как лапочка, побежал принимать у него пакеты. Потом, как заинька, помчался выкидывать свекольные очистки из дуршлага. Потом, как солнышко, принес мне собственноручно сделанную открытку, с переписанным стишком Маршака и кривыми елочками, уляпанными клеем. Бывают же золотые дети, подумала я, а вслух сказала:
– Подарочки-то дарят после праздника.
– А вы мне не разрешаете Новый год со всеми встречать никогда, отправляете спать.
– Ой, да пусть встречает, – отмахнулся замотанный муж.
– Сережа, он же уснет под столом.
– Уснет – сам виноват будет, – появился на шум и хлопок пробки братец. – Тогда, значит, еще маленький, чтобы встречать вместе со всеми…
– Спасибо! – Сияющий, как ангелочек, Тимур, дожевывая мандарин, подошел поцеловать маму, потом папу. Братец от мандаринового поцелуя увернулся, пожал руку.
– Мамочка, а раз уж я тебе подарок подарил, можно я свой тоже открою? – чистые, наивные глазки. Если бы я не знала, что в школе друзья его зовут Халком за любовь все крушить… Так вот чего он добивался примерным поведением!
– Ладно, – опередил меня муж. – Но только один! Остальные после полуночи! А то у всех будут подарки, а у тебя нет, обидно.
– Спасибо! – Тимур умчался. Как хорошо, подумала я, дети заняты, тишина, можно тихонечко резать салатики под любимые с детства комедии, попивать шампанское. Не тут-то было. Уставший муж вымыл руки и принялся щелкать пультом, братец вызвался помочь, покромсал колбасу огромными ломтями, соорудил себе бутерброд и тоже уткнулся в телевизор. Наедине с картошкой в мундире я решила, что вполне заслуживаю допить бутылочку, вот только кролика в духовку закину и тесто замесить надо…
– Мама! – На кухне показались сразу Тимур, Лика и очень скромный Вадим. Кричали мои дети так, что я чуть ножом себе по пальцу не заехала. – Мама, там Тимур слепил из пластилина человечка! И он двигается!
– Зачем так кричать, он всегда лепит человечков, а потом играет с ними, пока не развалятся.
– Мама, он реально двигается! – Человечек падает на разделочную доску. Обычная пластилиновая фигурка, не очень аккуратная. Черные волосы, желтое лицо, красные штаны, синяя рубашка. Сколько таких я отлепляла от стола и соскабливала с пола.
Вдруг он начал беспорядочно махать руками и ногами. Дети отступили в коридор. Я вскрикнула. Человечек сел и осмотрелся по сторонам.
– Что за хрень, – сказала я.
– Так, дети, вышли! – распорядился брат и закрыл кухонную дверь. Муж молча убавил звук на телевизоре.
– Напрасно я пила шампанское. – Я открыла окно.
– Но мы-то трезвые, – пробормотал брат. Муж напомнил, что он вообще только из-за руля.
Человечек внимательно посмотрел на него.
– Допустим, я слегка захмелела, но ведь он не должен так делать?
Человечек пожал плечами.
– Это точно пластилин? – Муж смял его голову двумя пальцами.
– Верни, как было, или в следующий раз из-за руля встанешь в таком же виде, – сурово сказал человечек. Голос был странный, с присвистом и шумом, но определенно мужской.
Я вечно переживаю за мужа, поэтому быстро привела пластилиновую голову в порядок. Даже попыталась загнуть уголки пластилинового рта, чтобы существо выглядело подобрее.
– Бред какой-то, – неуверенно сказал брат. Тут у него зазвонил телефон, и он вышел.
Человечек начал прохаживаться по доске, озираясь.
– Он же не должен так делать, – повторила я. – Может, его святой водой облить?