— Отец, — сказал Линдорес, вскакивая с постели, — вдвоем мы можем многое сделать. Дай мне слово очистить это проклятое логово тьмы сегодня же.
— Линдорес, тише, тише, ради всего святого!
— Я не стану молчать! Откроем двери — пусть все, кто хочет увидеть, увидят… Покончим с тайной… Уберем все: шторы, стены. Что ты говоришь? Окропить святой водой? Ты что, смеешься надо мной?
— Я ничего не говорил, — сказал граф Гаури, сильно побледнев и схватив сына за руку обеими руками. — Тише, мальчик, неужели ты думаешь, что он не слышит?
А потом рядом с ними раздался тихий смех — такой близкий, что оба сжались; смех был не громче дыхания.
— Ты смеялся, отец?
— Нет, Линдорес. — Лорд Гаури не сводил с него глаз. Он был бледен, как мертвец. Какое-то мгновение он крепко держал сына, потом отвел взгляд, его хватка ослабла, и он, внезапно ослабев, откинулся на спинку стула.
— Вот видишь! Что бы мы ни делали, это бесполезно; мы в его власти.
Последовала длительная пауза, означавшая, что озадаченные люди столкнулись с безнадежной ситуацией. Но в это мгновение в тишине утра послышались первые слабые шаги в доме — кто-то открыл окно, кто-то отодвинул засов, раздались шаги и приглушенные голоса. Лорд Гаури встрепенулся.
— Нас не должны застать в таком виде, — сказал он. — Мы не должны показывать, как провели ночь. Все кончено, слава Богу! И — о, мой мальчик, прости меня! Я благодарен, что нас двое, чтобы нести это бремя; хотя я смиренно прошу у тебя прощения за то, что так говорю. Я бы избавил тебя от этого, если бы мог, Линдорес.
— Я не хочу, чтобы меня избавляли, я этого не вынесу. Я положу этому конец, — сказал молодой человек, а его отец снова произнес: «Тише, тише». С выражением ужаса и боли на лице он оставил его; и все же, в душе он гордился им. Какой смелый мальчик! даже после того, как он там побывал. Неужели все это кончится ничем, как и все предыдущие попытки сопротивления?
— Полагаю, теперь ты все знаешь, Линдорес, — сказал его друг Ффаррингтон после завтрака. — К счастью для нас, тех, кто осматривает дом. Какое это славное старое место!
— Не думаю, что Линдорес сегодня в восторге от этого славного старого места, — пробормотал кто-то из гостей себе под нос. — Какой он бледный! Похоже, он вообще не спал.
— Я проведу вас по всем закоулкам, где когда-либо бывал, — сказал Линдорес. Он посмотрел на отца почти повелительным взглядом. — Пойдемте со мной, все вместе. У нас больше не будет секретов.
— Ты что, с ума сошел? — прошептал ему на ухо отец.
— Вовсе нет! — воскликнул молодой человек. — О, поверь мне, я сделаю это с полным правом. Ну что, все готовы? — В нем присутствовало какое-то волнение, наполовину пугавшее, наполовину возбуждавшее всю компанию. Все встали, нетерпеливые, и в то же время сомневающиеся. Мать подошла к нему и взяла за руку.
— Линдорес! Ты не сделаешь ничего, что могло бы огорчить твоего отца и сделать его несчастным. Я не знаю ваших секретов, но послушай, у него и так хватает забот.
— Я хочу, чтобы ты узнала наши секреты, мама. Почему у нас должны быть секреты от тебя?
— В самом деле, почему? — сказала она со слезами на глазах. — Но, Линдорес, мой дорогой мальчик, не делай ему хуже.
— Даю тебе слово, я буду осторожен, — ответил он, и она оставила его, чтобы присоединиться к отцу, который следовал за ними с тревожным выражением на лице.
— Ты тоже пойдешь? — спросил он.
— Я? Нет, я не пойду, но доверься ему, доверься нашему мальчику, Джон.
— Он ничего не сможет сделать, он ничего не сможет сделать, — пробормотал тот.
Наконец, гости отправились на экскурсию по дому — сын впереди, взволнованный и трепещущий, встревоженный отец — сзади. Они начали по обыкновению, со старых парадных комнат и картинной галереи, и вскоре вся компания уже почти забыла, что в этом осмотре присутствовало что-то необычное. Однако когда они были уже на полпути вниз по галерее, Линдорес резко остановился с удивленным видом.
— Значит, вы вернули его обратно? — сказал он. Он стоял перед пустым местом, где должен был находиться портрет графа Роберта.
— Что такое? — воскликнули гости, толпясь вокруг него, готовые к любому чуду. Но так как вокруг ничего не было видно, они просто улыбнулись друг другу.
— Да, конечно, ничто так не наводит на размышления, как пустое место, — сказала одна дама, присутствовавшая на вечеринке. — Чей портрет должен быть здесь, лорд Линдорес?
Он посмотрел на своего отца, который сделал легкий одобрительный жест, а затем уныло покачал головой.
— А кто его сюда повесил? — шепотом спросил Линдорес.
— Его там нет, но мы с тобой его видим, — сказал лорд Гаури со вздохом.
Гости поняли, что отец и сын чем-то взволнованы, и, несмотря на их горячее любопытство, повиновались предписаниям вежливости и разбрелись по группам, разглядывая другие картины. Линдорес стиснул зубы и сжал кулаки. В нем росла ярость, а не благоговейный трепет, наполнявший сознание отца.
— Мы оставим все это до другого раза, — крикнул он, обращаясь к остальным. — Пойдемте, я покажу вам кое-что более поразительное. — Он больше не делал вид, будто систематически осматривает дом. Он повернулся и пошел прямо вверх по лестнице, а потом по коридору.
— Мы будем осматривать спальни? — спросил кто-то. Линдорес повел их прямиком в старую кладовую — странное место для такой веселой вечеринки. Дамы следили за своими платьями. Здесь не было места и для половины гостей. Те, кто мог войти внутрь, принялись разбирать странные предметы, лежавшие вокруг, касаясь их пальцами и восклицая, какие они пыльные. Окно было наполовину завалено старыми доспехами и ржавым оружием, но это не мешало яркому летнему дневному свету проникать внутрь. Линдорес вошел с твердой решимостью на лице. Он подошел прямо к стене, как будто хотел пройти сквозь нее, но остановился.
— А где же дверь? — пробормотал он.
— Ты ошибся, — сказал лорд Гаури, обращаясь к нему поверх голов остальных. — Линдорес! Ты очень хорошо знаешь, что там никогда не было никакой двери; стена очень толстая; вы можете видеть это по глубине окна. Там нет никакой двери.
Молодой человек протянул руку. Стена была гладкой и покрытой вековой пылью. Со стоном, он отвернулся. В этот момент рядом с ним раздался сдержанный смех, тихий, но отчетливый.
— Это ты смеялся? — яростно воскликнул он, обращаясь к Ффаррингтону и хлопая его по плечу.
— Я… смеялся! И в мыслях не было, — сказал его друг, который с любопытством рассматривал что-то, лежавшее на старом резном стуле. — Взгляни! Какой чудесный меч с крестообразной рукоятью! Неужели это Андреа? Что случилось, Линдорес?
Линдорес выхватил меч у него из рук, и со сдавленным проклятием ударил им в стену. Гости застыли, ошеломленные.
— Линдорес! — предостерегающе произнес его отец. Молодой человек со стоном выронил бесполезное оружие. — Тогда помоги нам Бог! Но я найду другой способ, — сказал он.
— Тут неподалеку есть очень интересная комната, — поспешно сказал лорд Гаури. — Сюда! Линдорес был введен в заблуждение некоторыми изменениями, которые были сделаны без его ведома, — спокойно сказал он. — Вы не должны обращать на него внимания. Он разочарован. Он, пожалуй, иногда ведет себя слишком несдержанно.
Но лорд Гаури знал, что ему никто не верит. Он отвел гостей в соседнюю комнату и рассказал какую-то историю о привидении, которое преследовало ее.
— Вы когда-нибудь видели его? — с притворным интересом спросили гости.
— Я — нет, но мы и не боимся привидений в этом доме, — ответил он с улыбкой. После чего они продолжили свой обход старого дома.
Я не могу рассказать читателю, что сделал молодой Линдорес, чтобы сдержать свое обещание и спасти свою семью. Возможно, это станет известно не скоро, или вообще останется неизвестным, и мне не доведется написать заключительную главу; но если случится так, что ее можно будет рассказать, никто не скажет, что тайна замка Гаури была обычной историей о призраке, хотя некоторые склонны думать так и сейчас.
Маргарет ОлифантПОРТРЕТ(The Portrait, 1881)
В то время, когда произошли события, о которых пойдет речь, я жил с отцом в Гроув, — большом старом доме, расположенном неподалеку от маленького городка. Этот дом принадлежал ему в течение многих лет, так что, вероятно, я родился именно в нем. Сложенный из красного и белого кирпича, он был характерным представителем архитектуры времен королевы Анны, — сейчас такие уже не строят. Дом выглядел несуразным и непропорциональным: с широкими коридорами, такими же лестницами, лестничными площадками и просторными комнатами с низкими потолками; такая планировка говорила о полном отсутствии рационального использования пространства, что неудивительно, — дом относился к тому периоду, когда земля стоила дешево, и в этом отношении не было никакой необходимости экономить. Хотя он находился близко от города, рощу, окружавшую его, можно было назвать самым настоящим лесом; весной примулы высыпали в ней так же густо. У нас имелось несколько выгонов для скота и замечательный огороженный сад. Сейчас дом сносят, чтобы освободить место для улиц с маленькими убогими домишками, по соседству с которыми это унылое свидетельство пришедшего в упадок дворянского рода смотрелось бы просто ужасно. Дом действительно был унылым, под стать нам, его последним обитателям; мебель выцвела, даже немного потускнела, — похвастаться было нечем. Я, впрочем, не собираюсь утверждать, будто наш род пришел в упадок, ибо это было совсем не так. На самом деле, мой отец был богат, и если бы он этого захотел, то ему вполне хватило бы денег, чтобы дом и жизнь в нем обрели прежний блеск; но он этого не хотел, а я слишком мало времени проводил здесь, чтобы этим заниматься. Это был единственный дом, который я когда-либо знал; и если не считать самого раннего детства и школьных каникул, то в действительности я жил в нем очень мало. Моя мать умерла при моем рождении или вскоре после него, и я рос в суровым и безмолвном доме, казавшемся таковым в отсутствие женщин. Когда я был ребенком, кажется, с нами жила сестра моего отца, заботившаяся обо мне и о нашем доме; но она тоже умерла давным-давно, и мой траур по ней был одной из первых вещей, которые я могу вспомнить. Когда она умерла, никто не занял ее место. В доме имелась экономка и несколько служанок, причем последние, как правило, ненадолго появлялись где-нибудь в конце коридора или и