то, что оно есть, чья видимость полностью несвободна.
Ноуменальность, формирующая феномен, здесь не учитывается, поскольку в ней нет вещи (объекта), чтобы что–то испытывать или страдать при каких бы то ни было обстоятельствах. Если феномен кажется страдающим, это эмоциональная реакция на отождествление. Такое страдание феноменально, а ноуменальность остаётся незатронутой и неприкосновенной.
Лишь события, то есть следствия причин, могут становиться причинами, но ни причина, ни следствие не могут затронуть нас или дотянуться до того-что-мы-есть.
Поэтому, как обычно, вопрос исчезает, поскольку предпосылки были ложные.
Мы не можем быть затронуты причинностью, но каждое чувствующее существо может провозгласить: «Причинность — это то, что я есть».
Замечание: Нет никакого иного «мы», помимо речевого соглашения.
64. Ария
Модерато[41]
Есть только я, необусловленный, свободный от качеств или личности.
Любая мысль обо «мне» — мгновенная несвобода.
У несвободы нет длительности, кроме настойчивости концепции «меня», то есть её видимая длительность совпадает с такой концепцией.
Нет никакого «меня», никогда не было, никогда не будет и никогда не могло бы быть такой сущности.
Нет никакого «тебя», никогда не было, никогда не будет и никогда не могло бы быть такой сущности.
Нет нужды читать книги, повторять сутры, заучивать писания, проводить странные ритуалы, — нет ничего, о чём можно было бы поспорить, что обсудить или объяснить.
Нечему учить и нечему учиться.
Каждое живое (чувствующее) существо знает это и может осознать это и «жить» этим.
Всё остальное называется «связанностью», «несвободой», — и это иллюзорная мысль, концептуально препятствующая чистому (недвойственному) видению.
Форте[42]
Любой намеренный акт чтения, напевания, слушания, обсуждения, возражения, объяснения и т. д. неизбежно усиливает мысль, создающую «связанность».
Никакое намеренное действие не может «освободить» от «связанности», поскольку нет сущности, чтобы быть свободной или несвободной.
Возможно лишь осознание того, что уже известно, и сознательное проживание того, что уже проживается.
Всё остальное — видимость, то есть феноменальный сон.
Фортиссимо[43]
К чёрту, к десяти тысячам чертей все эти фантазии, основанные на концепциях «себя» и «других» — себя, судящего других, ведущего бой с тенью в ложном уме, «меня» и «тебя».
Только я могу говорить, но я не говорю того, что говорится мной–как–объектом.
Только я могу смотреть, но я не вижу того, что видится мной–как–объектом.
Я делаю всё, но я не делаю того, что делается «мной».
Я не сущность, не не-сущность, но отсутствие не-сущности, источник всего деяния, но не исполнитель действий. Я источник всех мыслей, но не мыслитель.
И снова: я есть, нет никакого я, кроме я, но меня нет совсем, нет тебя, нет его, её, этого, нас или их.
И любое живое существо — не существо, потому что всё, чем является существо, есть я. А я не есть.
Сказанное здесь может сказать любое чувствующее существо, поскольку любое чувствующее существо есть я.
И больше сказать нечего, вообще нечего — даже это уже слишком много!
65. Псевдопроблемы
Вопрос, является ли «X» свободным или несвободным — «непросветлённым» или «просветлённым», и вопрос, является ли «X» определённым или неопределённым — «предопределённым» или имеющим «свободу воли», — одинаковы.
Фактически это вообще не вопросы. Поскольку их предпосылки ложны, ни один вопрос не может возникнуть.
Нет никакого «X», никакой сущности, к которой могло бы быть применено какое–либо из условий — ни физически, ни метафизически, ни в повседневной жизни, ни в уме.
Психосоматика не способна практиковать свободу какого–либо сорта. Это видимость, подчиняющаяся либо системе видимой причинности, либо системе проявления, зависящей от статистической вероятности, — это просто два способа описания механизма феноменальности.
Ноуменальный аспект феномена «X» неотделим от ноуменального аспекта любого другого феномена, поскольку это и есть сама ноуменальность, которая, не имея объективного существования, отличного от её феноменальных проявлений, не может иметь никакого «бытия», которое могло бы подчиняться каким бы то ни было концептуальным условиям.
Если использовать это как стандартную точку отсчёта для всех предполагаемых «проблем», которым, как кажется, подвержены все предполагаемые сущности, — а это почти все проблемы, — то сразу станет ясно, что «проблемы» как таковые не могут существовать.
То, что думает, что оно несвободно, или «обусловлено», — это то, что думает, что оно подчинено причинности или неопределённости — то есть одному из режимов причинности.
Феноменально психосоматика не может быть свободной, поскольку нет «сущности», чтобы обрести свободу, как нет и такой вещи, как феноменальная свобода.
Но то, что думает, что оно несвободно или свободно, предопределено или проявляет свободу воли, — отождествлено в мыслях с феноменальным объектом и кажется зависящим от тех условий, к которым привязаны эти мысли.
Следовательно, тот, кто думает, что «он» свободен, (имеет свободу воли или «просветлён»), так же «несвободен», как и тот, кто думает, что «он» несвободен («предопределён» или «непросветлён»).
Предполагаемая «проблема» лежит не в присутствии или отсутствии объективных условий свободы или несвободы, определённости или неопределённости, а в присутствии или отсутствии субъекта этих или любых других условий. И такой субъект есть концепция я, которая кажется присутствующей, но ноуменально отсутствует. К тому, чем является каждое чувствующее существо, чьё единственное познаваемое «бытие» — это всё феноменальное проявление, концепции свободы, несвободы и вообще никакие другие просто неприложимы.
66. Поиск
Примерно 99,9% заинтересованных, по видимому, полагают, что сущность должна убедить себя, что на самом деле она — не-сущность.
Оставшиеся 0,1%, по видимому, полагают, что не-сущность должна убедить их, что она есть то, чем они являются как сущности.
Но и те и другие автоматически полагают, что есть некая не-сущность, которая в то же время является сущностью, которой они себя считают.
Феноменально не-сущность не может существовать без сущности, как и сущность без не-сущности, а ноуменально не может существовать ни одна из них, поскольку обе — просто концептуальные объекты.
Все эти 100%, однако, ищут отсутствия не-сущности (как позитивного, так и негативного аспекта сущности), но пока они ищут, будет оставаться сущность (или не-сущность), которая ищет, и они никогда не найдут отсутствия того, что присутствует.
Это единственная «проблема», и она — всего лишь видимость. Она — видимость именно потому, что те, которые ищут, остаются отождествлённостями, а отождествлённости не могут найти собственное отсутствие.
Привязанный к себе феномен не может найти ноумен, которым является, как тень не может найти то, что её отбрасывает. Вот почему любая практика тщетна и любое проявление воли неизбежно уничтожит собственную цель.
Объекту бесполезно искать собственный субъект, поскольку только субъект может искать, а он не может найти себя через поиск, поскольку искомое должно находиться отдельно от искателя, в другом моменте времени и в другом положении в пространстве.
Мнимый искатель, однако, есть то же, что время и пространство, — интеллектуальные концепции, как и искомое. Поиск и нахождение — также лишь концепции.
В тотальном отсутствии всех подобных концепций искать нечего, находить нечего, и нет сущности, чтобы искать и находить.
В прекращении поиска и всех вопросов вопрошающий исчезает, и там, где нечего находить и некому искать, есть «естьность».
Вот почему единственно возможная практика — это полное отсутствие практики и отсутствие непрактики, поскольку в полном отсутствии практики нет практикующего, и отождествлённости больше нет.
67. Непотерянный и ненаxодимый
Вся видимость (феномены) создаётся психосоматическим аппаратом и зависит от этого аппарата в видимой протяжённости и длительности.
Психосоматический аппарат представляет собой механизм.
Чувствующие существа в видимости являются его продуктом, как и вся видимость, но их восприятие — не видимость и не является продуктом этого механизма.
Мы, как восприятие, феноменально есть то, что производит психосоматический механизм, производящий феномены.
Поэтому то-что-мы-есть создаёт феноменальную вселенную, включая феноменальный аспект, видимостью которого является каждый из нас.
Но, как Будда и другие так часто повторяли, нет никакой познаваемой сущности нигде во всём этом устройстве.
И, таким образом…
68. Абсолютный символ
Я не имею объективного существования, кроме того, которое воспринимается с помощью чувств, поскольку такое чувственное восприятие — это всё, что может подразумевать термин «объективное существование».
Если бы чувственного восприятия не было, не могло бы быть и объективного существования, и наоборот, если бы не было объективного существования, не могло бы существовать и чувственного восприятия.
Чувственное восприятие, таким образом, раскрывается как субъективный аспект всей физической объективности.
Точно так же не могло бы быть ни какой–либо мысли (т. е. любого образа или концепции в сознании), если бы не было воспринимающей способности, чтобы её воспринять, ни воспринимающей способности, если бы не было объективных образов или концепций, чтобы быть воспринятыми.