онахини, срезая немного волос с их голов, а я бы не дал им покоя, оказавшись в женском монастыре. Жестом он пригласил нас сесть рядом, и мы впервые смогли поговорить с ним подольше. Он спросил о нашей родине, и я рассказал о датчанах, взяв за типичный образец своих друзей, брата и себя. Я, возможно, преподнёс всё так, будто мы всё ещё были отважными викингами, а не толкающими детские коляски "миллиметровыми демократами", в которых превратились многие из нас. Кармапа рассмеялся и сказал, что он тоже сильный.
Кармана с высокими тибетскими ламами на собрании в Дхарамсале
Он - кхампа, выходец из племени воинов в восточном Тибете. С этими словами он пару раз стукнул меня кулаком по плечу. Забыв, с кем имею дело, я стукнул его в ответ. Он чуть не свалился с сиденья, ревя от смеха. Смутившись, я начал понимать, что это я такое себе позволил.
Вдруг он спросил: "Что вы от меня хотите?" Я услышал, как отвечаю словами, которые мы вряд ли понимали или произносили раньше: "Мы хотим быть бодхисаттвами на благо всех существ".
Наши книги преподносили бодхисаттв как идеал буддизма Великого Пути, или Махаяны. Осваивая всё новые уровни проникающего видения, они помогают по мере возможности другим. Такое решение работать для блага всех существ подходило нам по всем статьям. Мы желали этого больше всего. Мой ответ, похоже, понравился ему, и он подарил нам по небольшому оттиску на белой жести: с одной стороны Будда, с другой - дордже, символ непоколебимого просветления. Повесив их нам на шеи, он сказал: "Ничего особенного, но это от меня". Мы носили эти кулоны, пока они не распались несколько лет назад, и один из них теперь содержится в коробке, которую я использую для передачи благословения Кармапы.
На следующее утро Лама Чечу прилетел за Кармапой на армейском вертолёте, и замечательно было снова его увидеть. Он не покидал наши умы, но мы редко видели его, из-за того что он много путешествовал. Кроме того, нам было немного совестно, так как мы чувствовали, что, вероятно, ослабляем связь с ним, поскольку следуем повсюду за Кармапой. Мы продолжали мыслить в западных, "личностных" категориях и считали себя особо одарёнными учениками, из-за которых один лама непременно будет завидовать другому. Ханна, наверное, и тогда была исключением, но я был агрессивным и заносчивым типом, бульдозером необузданной энергии, и по привычке сносил всё, что попадалось на моём пути. Понимая нашу дилемму, Лама Чечу неоднократно поощрял нас видеть в Кармапе учителя, и постепенно чувство смущения исчезло. Хорошо знакомые с абстрактным мышлением, мы всё же не раз ещё лишались иллюзий, прежде чем научились усваивать уроки жизни. Мы не сразу могли видеть сначала в наших учителях, а затем во всё большем количестве существ и ситуаций энергополя Карманы, способствующие нашей зрелости. Гораздо легче умничать о вездесущем Будда-уме, чем принять его силу в своей жизни.
Кармапа с высокими учителями школы Кагъю
В место для медитационного уединения, которое Кармапа должен был освятить в тот день, попасть было нельзя, и мы спустились вниз по горе вместе с остальными. В окружении Карма-пы было четверо подростков, которые нам сразу понравились. Они задавали множество вопросов, но часто, казалось, заранее знали ответ. Мы вместе прыгали с камня на камень вниз по склону, и с цомощью нескольких английских слов, которые они знали, и выученных нами непальских фраз мы смогли довольно хорошо пообщаться.
Хотя эти молодые монахи были особенными, мы всё же удивлялись реакции горцев при встрече с ними. Люди быстро снимали шапки и склонялись, в то время как юноши мимоходом касались их голов. Когда светит солнце, луны и звёзд не видно, и наше внимание было настолько занято Кармапой, что мы едва замечали другие четыре драгоценности школы медитации Кагью.
Хотя тибетское феодальное общество и наличие человеческого тела налагают свой отпечаток на жизнь почти всех воплощен-цев, эти юноши были неординарны. В течение последних восьми сотен лет, вместе или поодиночке, они помогали поддерживать передачу линии Карма Кагью в промежутках между воплощениями Кармапы.
Среди них к самому высокому уровню относится Шамар Ринпоче, чьи перерождения в течение 200 лет были под запретом со стороны гелугпинского, или "добродетельного" правительства; затем идут Ситу Ринпоче, Джамгён Конгтрул Ринпоче и Гьялцаи Ринпоче.
За это время нас навестило много старых друзей из "крутых лет" в Копенгагене, и благословение Кармапы ошеломило их. Хотя не многим удалось произвести большие изменения в своей жизни и люди предпочитали обильные посвящения медитацион-ной практике, всё-таки они, несомненно, получили пользу. Глубоко внутри их умов пробудилось трогательное доверие, и это позволило Буддам окружать их весьма заметной защитой.
В долине вокруг Сваямбху царило возбуждение. Люди прибывали из многих стран, и Кармапа выслушивал их, наставлял, благословлял, исцелял и помогал им днём и ночью. Всегда случалось так, что ему непременно нужно было куда-то пойти или сделать что-то, чего хотели люди, и мы никогда не слышали, чтобы он сказал "нет" или спросил: "А как же я?".
Из множества церемоний очень популярными у западных людей были "пуджи" - особенно те, где призываются защитники. В пуджах как вспомогательное средство для медитации используется музыка, и вибрация инструментов иногда столь глубока, что всё вокруг будто раскачивается. Звуки больших барабанов и ритмичное пение влияют на сердцебиение и овладевают сознанием. Обычно монахи сидят двумя рядами лицом друг к другу с рожками, трубами, инструментами вроде гобоя, маленькими и большими барабанами и различного рода колокольцами. Играя на инструментах, они в унисон декламируют тексты, лежащие перед ними на небольших столиках. Тихие пассажи декламации часто прерывались громким барабанным боем, звоном колокольцев и игрой на рожках. Голоса монахов и лам звучали будто из другого мира. Часто восприятие становилось расплывчатым, и было уже непонятно, откуда приходят звуки.
В конце ряда, на тронах в форме коробок сидели Кармапа и разные воплощенцы, в жёлтом одеянии поверх красного. К нашему немалому удивлению, держались они совсем не скованно и не церемонно. Пока всё шло своим чередом, они болтали, шутили и смеялись, посматривали вокруг, зевали, - но вот наступало время, когда все они становились очень сосредоточенными. А потом расслаблялись опять.
Едва выдавалась возможность, мы вели друзей на эти пуджи. При погружении в звук сами собой распускались узлы ума. Вспоминалось давно прошедшее, чувства возникали и рассеивались в такт с рёвом длинных рогов. Хотя мы и не ведали, что такое благословение, посвящение, декламация и так далее, нас привлекала цельность и энергия, которая на деле ощущалась.
Некоторые мантры, являющиеся важной частью этих декламаций, мы уже знали. Чаще всего мы произносили мантру КАР-МАПА ЧЕННО, которую дал нам сам Кармапа. Она имеет очень широкий спектр действия и означает: "Активность всех Будд, работай через меня". Мы чувствовали, что она объединяет нас с Кар-мапой, делает полезными для других и быстро приводит желания к исполнению. Мы также использовали мантру, данную нам Буддой Лаксими от Лопён Чечу Ринпоче (мы её твердили ещё в тюрьме), и, конечно, знаменитую ОМ МАНИ ПЕМЕ ХУНТ, которую тибетцы произносят главным образом для блага других существ. На внешнем уровне этот "царь мантр" является призыванием бод-хисаттвы Любящие Глаза (Ченрезиг или Авалокитешвара), соединённого сочувствия всех Будд, в то время как шесть слогов превращают шесть мешающих чувств в мудрость (привязанность и жадность имеют здесь одну и ту же природу):
Ом преобразует гордыню и самомнение; Ма - ревность и зависть; Ни - привязанность и эгоистические желания; Пе - неведение и запутанность; Me - жадность и алчность; Хунг - ненависть и злость.
Воздействие мантр подтверждало их хорошую репутацию. Подобно пуджам, они прекращали внутреннюю болтовню и приносили истинный покой.
В общем, почти все методы, с которыми мы встречались, получая при этом минимум объяснений, были полезны и привлекательны и являли собой здравый смысл. Но один фактор никак не вписывался в общую картину: часто призываемый Махакала. Это имя всегда звучало, когда энергия была наиболее сильна, и я знал, что это имя иссиня-чёрной мощной формы, изображаемой на тибетских свитках и в виде статуй, либо в одиночестве, либо в союзе, и окружённой языками пламени. С тремя налитыми кровью глазами, клыкастый, в двух, четырёх или шести руках держащий оружие, облачённый в тигриную и слоновью шкуры и украшенный ожерельем из отрубленных человеческих голов, он обладает столькими признаками силы и свирепости, что его просто нельзя не заметить.
Энергия этих форм всегда заставляла мои кулаки сжиматься; мне думалось, что так представляется абсолютная негативность, и возникало желание добраться до всех этих ужасов и раз и навсегда с ними покончить. Затем, в то время как мой обусловленный западным воспитанием ум продолжал придерживаться этого мнения о Махакале, его энергия стала казаться мне настолько знакомой, что отношение к нему не могло не измениться. Я невольно чувствовал, как связь с ним усиливается, пока наконец не обнаружил, что он, фактически, нравится мне. При этом я надеялся, что это не свидетельствует о серьёзном изъяне в моём характере. Казалось, нет ничего лучше этих форм сырой силы и, "присвоив" мне титулы "кхампа" и "Дхарма-генерал", позднее Кармапа часто называл меня также Махакалой.
Тибетский новый год празднуется в новолуние в феврале или марте, и в этот день Кармапа должен был освятить и Сваямбху, и Бодху. В Сваямбху должны были проводиться традиционные "танцы лам", а в Бодхе намечалось народное празднование с местными танцорами в костюмах и масках.
Перед храмом Сваямбху стояла гигантская голова Махакалы, а над ней покачивалась замысловатая сеть из разноцветных нитей, переплетённых в узоре из квадратов и ромбов. Во время церемонии под открытым небом все вредоносные энергии прошлого года были связаны в сети; Махакала разрушил и вобрал их в себя, а затем его отнесли в сопровождении процессии к специальному месту сожжения. В разгар большого празднования зло посредством первоэлемента огня возвращается в пространство, тем самым обеспечивая новому году столь необходимое чистое начало. Нескольким из нас предложили отнести голову Махакалы к месту сожжения. Она оказалась неимоверно тяжёлой: с нас семь потов сошло, пока мы спустились с нею по ступеням ступы. Зато потом, когда образ был перевёрнут и его подожгли, мы ощутили победу над всем вредным, и я немного лучше понял, что такое Махакала. Я понял, что он является не чем-то негативным, а скорее силой, побеждающей негативное. Его безграничная энергия уничтожает как вредные чувства, так и внешние препятствия к нашему развитию. Несмотря на устрашающий облик, его суть - сочувствие всех Будд. Сегодня он и его энергополе представляют силу, поддержи-вающуюбуддизм Алмазного Пути во всём мире.