В половине первого часа, подошед близко к наружным каменьям, лежащим пред заливом Адмиралтейства, поворотили на правый галс к NO.
В 4 часа гора Эгмонт совершенно очистилась от облаков; она была от нас в 87,3 милях, и потому мы видели только возвышающееся над горизонтом гордое сребристое ее чело. Капитан Кук во втором своем путешествии вокруг земного шара, обходя сей мыс в 1774 году 6 октября, говорит: «Мы увидели на SO 1/2 О в восьми милях от нас гору Эгмонт, покрытую вечным снегом. Гора сия имеет вид величественный, не ниже известного пика Тенерифского, коего высота 12 199 футов, измеренная де Бордо».
Форстер, спутник капитана Кука в качестве натуралиста, говорит: «Во Франции на северной широте 46° найден вечный снег на высоте 3280 или 3400 ярдов сверх поверхности моря». Но, как Форстер испытал, что в разных широтах Южного и Северного полушарий, в первом холод сильнее, то и сравнивает климат мыса Эгмонта, почти на 39° южной широты, с Францией на 46° широты северной, и по сему линию снега на горе Эгмонт Форстер полагает на высоте 3280 ярдов, и как треть сей горы была покрыта снегом, то, по его мнению, высота оной 14 760 футов английских.
Я полагаю, что такое сравнение линии, где начинается снег на горах в разных полушариях, неосновательно, ибо известно, что в летнее время в Северном полушарии у берегов Гренландии на самом горизонте бывает всегдашний снег; на горах в Норвегии, в тех же широтах и в то же время, нет снега. Мне случилось у острова Сахалин, на широте 48° северной, встретить плавающий лед 27 мая 1805 года. Широта сия соответствует широте Бискайской бухты, где, вероятно, никто плавающего льда не видал. Из сего каждый усмотрит, что по снегам и льдинам невозможно определять высоты гор.
Капитан Кук, равномерно и соотечественники наши на судах Российско-Американской компании, в реке капитана Кука, или так называемой Кенайской бухте, льда не встречали. Напротив того, в соответствующих широтах в Гренландии на самом горизонте снег, и в море плавающего льда много. Примеры сии доказывают неравенство температуры воздуха на поверхности моря в одинаковой широте того же полушария, и потому я полагаю, что определять вообще высоту гор по снежной линии невозможно, исключая только те горы, которые на разных островах в недальнем между собой расстоянии.
Таким образом, ежели одна из гор находится на острове, а другая простирается во внутрь матерого берега, линия снега будет иметь неровное возвышение от поверхности моря, потому что берег, нагретый в продолжение дня солнечными лучами, сообщает теплоту окружающему воздуху, и сие во внутренности берега возвышает линию снега; напротив, море мало принимает, мало отражает теплоты в воздухе, и оттого на прибрежных или приморских горах линия снега ниже.
Натуралист Форстер, основываясь на сих неверных сравнениях двух полушарий, определяет высоту горы Эгмонт 14 760 футов, многим больше истинного. Ныне при проходе нашем капитан-лейтенант Завадовский с помощью измеренной секстаном высоты и расстояния до горы, основываясь на астрономических своих наблюдениях, определил возвышение горы Эгмонт 9947 английских футов от поверхности моря.
Лейтенант Лазарев определяет высоту сей горы 8232 фута. Сличая сии измерения, хотя и находим довольно разности, но все же высота горы многим менее определенной натуралистом Форстером и капитаном Куком, который гору сию равняет с пиком Тенерифским[129].
27 мая. К вечеру ветер утих, мы всю ночь и весь следующий день, т. е. четверг 27-го, старались держаться ближе к середине залива для того, что шел дождь и берега покрыты были мрачностью. В 2 часа пополудни прилетели на шлюп «Восток» два зеленых попугая, которые нас много занимали; они также посетили шлюп «Мирный», но никому в руки не давались и возвратились опять на берег. Мы видели одного пингвина, множество малых нырков и малых морских свиней.
28 мая. С утра установился ветер из SO четверти, мы успешно лавировали под всеми парусами; течение много нам способствовало. Погода благоприятствовала определить широту мыса Камара 41°5'10''южную и долготу 174°26'46''восточную. Мыс Джексон на широте 40°58'20''южной, долготе 174°23'50''восточной.
Мы лавировали смело, полагаясь на частную карту залива Королевы Шарлотты, сделанную в первое путешествие капитана Кука. В 4 часа пополудни, за совершенно противным ветром, течением и наступающею темнотою, я остановился на якорь по северо-западную сторону острова Матуаро, на глубине девяти сажен, грунт иловатый.
Мы были тогда окружены высокими крутыми горами, по большей части покрытыми лесом; к северу синелся южный берег северной части Новой Зеландии, который также довольно высок. На западной стороне заметили огороженное место, оно казалось обитаемым. Вскоре с сей стороны пригребли к нам две лодки, на одной было 23 человека, а на другой, которая поменьше, 16 человек. Лодки имели на носу резьбу сквозную, улитковыми линиями, и изображение человеческой головы с высунутым языком и глазами из ракушек. Кормовая часть возвышалась прямоугольным брусом около шести футов.
Весла подобны лопаткам, как у всех жителей южного моря; все сие выкрашено темно-красной краской. Люди сидели и гребли попарно, в нескольких саженях от шлюпа остановились; один человек встал и громко говорил речь, размахивая руками; мы ничего из его слов не поняли, и я ответствовал общим у всех народов знаком мира и дружбы: распустил белый платок и манил к себе. Островитяне, посоветовавшись между собой, вскоре пристали к судну.
Я позвал на шлюп старика, говорившего речь, который, по-видимому, был начальником; он взошел, дрожа от робости, и был сам не свой. Я его обласкал, подарил некоторые безделицы, как-то: бисер, зеркало, выбойки и ножик; подарки сии его весьма обрадовали. Потом я ему объявил, что желаю получить рыбы: слово сие произнес на новозеландском языке – «гийка» (рыба); он тотчас меня понял, громко засмеялся и сообщил своим товарищам желание наше, произнося слово гийка. Все в лодках обрадовались, повторяя то же слово, причем выражали свою готовность нам служить. Когда начало смеркаться, поспешили к берегу.
На всех зеландцах была одежда из тканей, почти до колена, и на груди застегнута костью или базальтом; все подпоясаны веревкой, а сверх сего платья накинут на плечи кусок ткани наподобие бурки. Весь наряд сделан искусно из новозеландского льна, которого здесь по берегам растет множество. Лица островитян испестрены накалыванием правильных фигур цвета черно-синего, но, по-видимому, украшение сие принадлежит более знатным и старшинам. Колена их необыкновенно толсты – вероятно, оттого, что сидят поджав ноги.
Шлюп «Мирный», имея ход посредственный, не успел до темноты войти в залив и лавировал при свежем противном ветре под всеми парусами. Когда сделалось темно, я приказал на шлюпе «Восток» поднять два фонаря, один над другим, и по временам жечь фальшфейры, дабы лейтенант Лазарев не принял берег, где жители местами разводили огонь, за шлюп «Восток», по которому он рассчитывал свои галсы. Течение, шедшее из залива, много ему препятствовало, а когда переменилось, он сделал несколько поворотов и в 11 часов вечера положил якорь поблизости шлюпа «Восток», на одиннадцати саженях глубины, грунт – зеленый ил.
Я приказал, чтобы стоявшие на вахте имели ружья заряженные, и все были в готовности к действию оными. Сия предосторожность нужна по известным коварным поступкам зеландцев, которые между собой в непрестанной войне и едят мясо неприятелей.
29 мая. Свежий ветер дул всю ночь от StO. Небо было покрыто облаками, и дождь накрапывал; теплоты 7°.
Якорное наше место не обещало совершенной безопасности от сильно дующих здесь NW ветров, и наливание бочек свежей водой, по дальнему расстоянию сопряжено было с затруднением, а потому около девяти часов утра оба шлюпа снялись с якоря и лавировали между островами Долгий[130] и Мотуар, при совершенно противном ветре от юга. Глубина между островами уменьшилась от десяти до семи сажен.
Сделав 25 поворотов, мы положили якорь в полдень за островом Мотуар, на глубине двенадцати сажен. Острова Мотуар W угол находился от нас на NO 16°, а южный мыс Корабельной бухты на SW 37°; якорное место наше было безопасно, закрыто от всех ветров, глубина небольшая, грунт хороший, и при всяком ветре можно сняться с якоря – вода и дрова под рукой. Для поверения хронометров, поблизости острова Ганка не было нужды ставить палатку.
Когда мы лавировали, две лодки, наполненные зеландцами, желали пристать к шлюпам. Они гребли за нами, следуя за каждым поворотом поперек залива – вероятно, не понимали движения шлюпов. Когда же мы положили якорь, вчерашние наши гости пристали к шлюпу «Восток»; они привезли для продажи рыбу. По приказанию моему комиссар выменял до семи пудов – за пронизки[131], зеркальца, гвозди и другие безделицы; при сем случае также выменены разные вещи их рукоделия.
Старика, которого я накануне одарил по-новозеландски так щедро, мы признали за начальника. Я встретил его со всей вежливостью Южного океана, обнялся с ним, и прикосновением наших носов мы как будто утвердили взаимное дружество, которое с обеих сторон сохраняли в продолжение пребывания шлюпов в заливе Королевы Шарлотты. Уже было время обеденное, я пригласил начальника к себе в каюту с нами отобедать. Его посадили на первое место между мной и лейтенантом Лазаревым.
Он все столовые вещи с удивлением перебирал и рассматривал, но есть не принимался, прежде нежели другие показали пример; тогда осторожно, и притом неловко, вилкой клал кушанье в рот. Вино пил неохотно. За столом уверяли мы друг друга во взаимной приязни знаками и несколькими словами, мне известными, а когда, желая еще убедительнее уверить его в моей дружбе, я подарил ему полированный прекрасный топор, он от радости не усидел за столом, бросился наверх на палубу, куда я его проводил. Отсюда прямо бросился к своим землякам и, обняв меня, с большой радостью повторял: «Токи! Токи!» (Топор! Топор!).