В начале ноября пришли олени, и мы с Базановым выехали на р. Рыбную, к Часовне, где будет формироваться караван. С нами пойдут пастухи Михаил и Афанасий Манто и долганин К. Лаптуков. Мы себе для ночевки берем нартяной чум. Это обычная, только большого размера, нарта, на которую поставлен легкий, из планок, прямоугольный каркас, обтянутый чехлом из выделанных оленьих шкур. Сверху от сырости надевается еще чехол из парусины, а внутри все обтягивается ситцем непременно яркой расцветки. Размер чума 3- 3,5 м длины, 1,7- 2,0 м ширины и 4,6- 4,7 м высоты. Внутри, в передней части, ставятся небольшая железная печка, в задней - разборные нары для спанья. Можно поставить столик, сделать одно -два окошечка. Везут такой чум б оленей. Нартяной чум меньшей величины без печки размером 2- 2,5 м длиной и 4,0- 4,2 м шириной зовется «болок». Его везут 4 оленя. Он употребляется для тяжелых дорог, где чум не пройдет.
Пока шли сборы аргиша, я определил у Часовни астропункт и решил съездить на легких санках с Костей Лаптуковым на Орон. Так зовется какой-то порог вверх по р. Рыбной.
До Орона было недалеко, всего один зимний переход - аргиш, километров 25, и мы рассчитывали попасть туда довольно быстро. Там стоит несколько чумов долган, промышляющих рыбу. Долина р. Рыбной, оказывается, еще шире Норильской, такая же бугристая, с грядами, сопками, болотами и озерами между ними. Все теперь, конечно, замерзло, и мы решили ехать напрямик, не придерживаясь реки, Костя впереди, я сзади, учусь управляться с оленями. Погода стояла пасмурная, пошел снег, спустился туман. Едем долго, а Орона все нет. По-видимому, мы его проехали стороной. Костя решил сделать большой круг с расчетом, что олени попадут на ветер от становища и сами повернут к нему. Такой прием в тундре, особенно в пургу, применяется часто. Начали кружить, и верно - в одном месте олени забеспокоились, потянули, мы их пустили свободно и скоро достигли стоянки чумов у Орона.
Порог возник в месте пересечения рекой свиты крепких коралловых известняков, образующих два трехметровых уступа, с которых низвергается поток метров 10 шириной. Под порогом большое озеровидное расширение, где по краям образовалось «улово» - обратное, довольно тихое течение. В нем-то и промышляют рыбу. Сейчас улово замерзло, и только посредине подпорожья бежит довольно быстрая талая струя от водопада. В улове подо льдом ставными сетями промышляют нельму, чира, муксуна. За зиму на сеть добывают до 2000 штук. Переночевав в чуме, на другой день вернулись в Часовню, где Базанов уже заснял р. Рыбную до устья. Глубин меньше 2- 3 м нигде не оказалось.
Теперь отправляемся на съемку. Мы с Базановым едем по обоим берегам порознь, зарисовываем, пишем. Караван идет посередине. По временам долбим лунки, мерим глубины. Они везде хорошие - более 2 м. На второй день достигли устья. Здесь стоянка и определение астропункта при устье р. Еловой. На пункте поставили четырехногую пирамиду и столб с железным листом, где указаны номер Пункта, дата и название экспедиции. Озеро при устье оказалось мелким, во многих местах лед лежит прямо на дне, торчат камни, Но фарватер от реки есть, его Ширина метров 200-250, а глубина 1,5-2,0.
Отсюда выезжаем уже из Норильской Горной долины в тундру на озеро. Ширина его большая, поэтому пойдем всем аргишом сначала по западной стороне, потом, обогнув, вернемся по Восточной. Озеро и тут мелководно, поэтому самое важное для нас - найти фарватер, проследить его и промерить. Оказывается, сейчас, зимою, по низкой воде глубокие Места на озере выделяются ямами от просадки льда, а фарватер - желобом, отчетливо видным на поверхности льда, лежащего на дне мелководья. Это явление подметил еще Харитон Лаптев, который в отчете о поездке из Дудинки к Пясинскому побережью писал: «А река Пясина вышла из озера Пясинского. Озеро это мелкое, но токмо серединою идет глубокая вода от реки Норильской в него впадающей». Поэтому я свое внимание сосредоточил на поисках фарватера, его съемке и промерах, для чего с Костей Лаптуковым ездим на санках по желобу, долбим лунки, измеряем ширину и глубину; Базанов же снимает береговые очертания озера.
По вечерам на стоянках у нас в чуме комфорт. Стоит стол, на нем керосиновая лампа, есть две табуретки. Когда топится печь, можно сидеть даже в рубашке. Но на полу вода в ведре, конечно, мерзнет. За столом можно спокойно привести в порядок свои записи, вычертить их и занести на карту.
Питание у нас своеобразное, к нему надо привыкнуть. Хлеб, конечно, не годится: он так промерзает, что от него топор отскакивает. Остаются только сухари и сушки да чай. Обед варить долго, хотя для скорости мы взяли с собой примус. Остается строганина - основной продукт питания северян зимой. Берешь с санки мерзлого чира или нельму килограммов на шесть, сунешь на минутку в печку, чтобы кожа чуть обтаяла, снимаешь ее пластом и начинаешь строгать вдоль острым ножом в стружку. Берешь ее, макаешь в соль, заедаешь сухарями и запиваешь чаем, непременно крепким и черным, как смоль. Вот и обед. После него первое время в желудке появляется ощущение пустоты и холода, как -будто ничего не ел. Однако вскоре оно надолго сменяется чувством большой сытости. Утром после такого завтрака можно спокойно весь день работать, несмотря на большой мороз.
По вечерам к нам приходят в чум наши пастухи «гостевать» - попить чайку с сушкой, поговорить. Расспрашиваем, какие еще реки, кроме Еловой и Листвянки, падают в Норильскую. Костя говорит, что есть еще речка, в которой водится круглый, как валек, сиг, оказавшийся после определения в Красноярской ихтиологической лаборатории новым видом: корегонус цилиндратус.
Мы тогда назвали и эту речку «Валек». Теперь против е устья, на левом берегу, стоит пристань и поселок, тоже Валек.
По мере продвижения на север берег озера становится более приглубым и начинает отворачивать на северо-восток. Тут на стоянке нас захватила жестокая пурга с юго-запада, которую ничто не предвещало. Было тихо, слегка пасмурно, барометр не падал. Пурга с юго-запада налетела внезапно ночью. Мы только почувствовали, как затрясся чум и загудел его брезентовый чехол. Однако чум не опрокинулся, так как был поставлен по правилам, вдоль заструг, обозначающих направление господствующих ветров в этом месте. Ветер бушевал трое суток, и мы знали, что делается у наших пастухов, хотя до их чумов было не более 100 м. Из-за снежного вихря их стоянку не видно, да и ветер валил с ног. Даже нарты с грузом в 3-4 шагах от нас еле видны, и до них, чтобы взять продовольствие или керосин, приходилось добираться ползком.
Пурга кончилась, стало ясно и тихо. Надо искать оленей. Где? Только на ветер, на юго-западе. В сильную пургу олени сбиваются в плотную массу лбами против ветра, наиболее сильные быки впереди, послабее и важенки сзади. Так и стоят против ветра, подаваясь вперед при сильных порывах. Кто не выдержал, повернулся по ветру, тот погиб: снежная пыль забьется под шерсть и заморозит. Обычно на стоянках пару-другую оленей держат у.умов на аркане. На них утром и ездят собирать стадо. Искать пропавших оленей поехали Костя с Афанасием и вскоре пригнали все стадо без потерь. Оно ушло к Норильским горам километров на 15.
Через два дня, обойдя озеро с севера, подошли к истоку р. Пясины. Здесь будет стоянка и определение астрономического пункта. Исток перегорожен высокой валунно-галечной грядой, которая тянется вдоль северного края озера в широтном направлении. Ее наши пастухи называют Ньяпан. Она-то и создала подпруду, образован мелководное озеро. Фарватер-желоб на озере представляет русло той же р. Норильской, которая ниже гряды вытекает уже под названием Пясины. Русло реки по озеру - его фарватер вполне судоходен, меньше 1,5 м даже сейчас, по низкой зимней воде, мы не находили.
Недалеко от нашей стоянки находится стойбище нганасан. Эта народность в то время еще сохраняла своеобразие в своих обычаях, покрое одежды и речи. Русский язык они понимают, но говорят на нем оригинально, понять его можно не сразу. Нганасаны - исконные оленеводы, кочуют зимой у границы лесов, а летом - у Таймырского побережья. Увидя нашу стоянку, они пришли в гости. Угощаем их чаем, сушками, всем, что у нас есть. Один нганасанин - И. Горнок летом, оказывается, откочевывает к устью Пясины. Я воспользовался этим и расспросил его о глубинах и времени вскрытия там льда. Он уверяет, что устье очень мелководно: «дикий бежит, глаз-мера, все бежит», т. е. вспугнутый дикий олень бросается в воду, но не плывет, а бежит по мелководью, пока не скроется из глаз. А о вскрытии реки он сказал так: «Гусь-щенок вода-место узнал, лед не живет». Это значит, что, когда выведутся гусята и спустятся на воду, лед на устье исчезает. Я с Горноком договорился, чтобы он ждал нас на устье до осени, т. е. до начала полетов молодых гусей, и помог или вернуться, или выйти в море, если устье так мелководно.
Закончив работу на истоке, повернули вдоль восточного края озера на юг и вернулись в Норильск в самом конце декабря. Здесь все здоровы, штольня понемногу движется вперед, прошли метров 6, уголь идет хороший, отлично горит в камельках.
В маршрут на восток по Норильским озерам мы пойдем уже в феврале-марте, когда появится солнце и дни станут длиннее. А тем временем мы с Левковичем съездили в Дудинку подобрать лодку, на которой поплывем по Пясине. Она должна быть легкой, грузоподъемностью пудов на 100 (1,5 т), чтобы ее можно было завезти на оленях на исток Пясины. Там, километрах в 25 от озера, есть старинное, ныне нежилое, с. Введенское, через которое ранее шел зимний путь из Дудинки на Хатангу. Там и будет наша весенняя Пясинская база.
В феврале установилась ясная морозная погода. Можно трогаться в маршрут. Сначала обследуем самое крупное озеро системы, которое называют Лама. Оно, говорят, лежит глубоко в горах и связано протокой с другим озером - Мелким, из которого как раз и вытекает р. Норильская. Всего этого на имеющейся у нас карте нет. Озера, по рассказам, все лежат в горах, снега там глубокие и рыхлые. Заверяют, что наши тундряные нганасанские олени там не пройдут, нужны крупные, таежные. Поэтому договорился с долганином К. Сусловым и И. Седельниковым (Нягдой), кото