Пришел Манто со всем стадом и стал километрах в 15 у речки Ямной. Я съездил к нему выяснить состояние экспедиционного стада. Оно не блестяще, хотя Исаак Михайлович - оленевод отменный, человек исключительно хозяйственный и добросовестный. Его, конечно, ни в чем упрекнуть нельзя, но в стаде годных для работы оленей сохранилось не более половины. Тех 150 голов, что работали в партии Рыбина, фактически не существует. Непрерывная работа с постоянными переездами изыскателей с места на место для оленей была не под силу. Все они к осени оказались больными копытной болезнью, сильно исхудали и зимой большей частью погибли. Стадо нашей экспедиции в лучшем состоянии. Летом оно не работало, а отдыхало на плато. Болели копытницей олени меньше, но в стаде имеется мало важенок, так что пополнения почти не было. В общем теперь сохранилось 250-260 голов, годных к упряжке, а зимних перевозок у нас будет довольно много. С подготовкой прошло еще дней пять. В половине октября подогнали нарты, поставили их под погрузку, с тем чтобы на следующий день привести оленей и без задержки сразу же с утра тронуться в путь. Ведем пока одну из лошадей. Вторую по просьбе исполкома временно оставляем в Дудинке для вывоза с берега важных грузов кооперации. Динамит собираемся забрать сразу весь, но, как только стали выяснять, кто его повезет, все каюры в один голос решительно отказались. Распущенный нами для сохранности слух об особой опасности груза возымел свое обратное действие. Все его теперь в Дудинке боятся, как огня. Придется, видно, мне взять перевозку на себя. Выбрал я хорошую, крепкую нарту, подтащили мы с Клемантовичем ее к штабелю и уложили свой теперь мерзлый и потому опасный груз. На низ постелили две толстые оленьи шкуры, ящики переложили и закрыли войлоком и брезентом, крепко увязали веревками, чтобы в дороге ящики не смещались и не стукались. Опасливо подвел сюда Василий Тынка мою санку и оленей; запрягли их в нарту, и я поехал в хвосте каравана, от него по меньшей мере на километр, чтобы каюры не волновались. На остановках приходилось нарту оставлять вдалеке и самому подходить к лагерю пешим.
Добраться нам до Норильска в один переход все же не удалось. У Амбарной пришлось заночевать. Ночи стали уже темными, снегу здесь мало, так что дальше по предгорьям идти будет тяжело. Вблизи Норильска некоторые речки не совсем промерзли, и в них еще бежала вода.
В Норильске у Клемантовича работа шла своим чередом. Штольню углубили почти на метр, несмотря на то что проходка велась вручную кайлами. Идет все та же сыпучка, так что кровлю надо было крепить особенно основательно колотыми плахами. Олени с пастухами ушли на отдых в Часовню. Через неделю часть каюров вернется, чтобы пойти в Дудинку к Манто, который остался у р. Ямной. Потом все, забрав в Дудинке груз, доставят его в Норильск и уйдут на зимовку в долину р. Рыбной,
По прибытии сразу же принялись устраивать свой поселок. Чтобы перейти к нормальной проходке штольни с отпалкой, надо в первую очередь наладить кузницу и слесарную. Под них решили занять старую избу, где сейчас находится склад, а для него выстроить новое помещение из леса, оставшегося от прошлого года. За это срочное дело принялись плотники Морозовы и все, кто умел держать в руках топор. При избе когда-то была пристройка. В ней Комынкин стал выкладывать горн и делать из взятых кож хорошие меха. Это было важно. Ежедневно для работы в штольне надо иметь наготове смену двух комплектов исправных буров, каждый из 5 штук, от короткого забурника до длинного конечного в 60- 70 см. После работы они, затупленные и выщербленные, доставляются в кузницу, где должны опять приводиться в рабочее состояние, а вместо них на другой день берутся два комплекта готовых запасных. Работы кузнецу будет немало. Что касается дома, то он особого ремонта не требовал, надо только подправить завалинку.
Динамит решили хранить, как и в Дудинке, на улице. По приезде сложили его штабелем в стороне от дороги, на сопке у подножия горы Шмидта, примерно в километре от нашего поселка. Динамит нам дали «гремучий студень» - раствор пироксилина в нитроглицерине. Он представляет желеобразную массу серо-желтого цвета, которую можно мять и резать. Формируется он в стержни толщиной и длиной в мужской палец, которые обертываются пергаментом, укладываются в коробки, а эти последние - в ящики весом около 15 кг. При положительных температурах этот динамит безопасен и взрывает только от детонации специальным капсюлем с гремучей ртутью. При температурах ниже нуля, на морозе, «гремучий студень» замерзает, твердеет и становится взрывоопасным из-за выпота на его поверхности налетов и даже капелек нитроглицерина. А этот последний может взорваться самопроизвольно от удара, искры и даже трения. Поэтому в зимнее время динамит оттаивают в специальном помещении и употребляют только в талом виде. У нас такого помещения нет. Посоветовавшись с Феодором Александровичем, решили оттаивать и хранить динамит у меня в комнате под кроватью. Будут стоять два ящика: один расхожий, другой ему на смену. По мере надобности из штабеля приносится новый ящик. Рядом у кровати я поставил сундук с бикфордовым шнуром и чемоданчик с капсюлями. Теперь мы с Елизаветой Ивановной ограждены со всех сторон. Для работы Ф.А. Клемантович сшил себе кожаную суму, выложенную внутри войлоком, с двумя отделениями. В одной будут храниться холостые динамитные патроны, в другом - патроны боевые, снаряженные капсюлями с бикфордовым шнуром. Сумку на работу он будет носить на груди под полушубком, чтобы динамит не замерз по дороге.
К Октябрьским праздникам приготовительные работы были закончены, склад построен, Кузница и слесарная смонтированы, мы намеревались организовать работу в штольне так, чтобы взрывом была разбита и оторвана вся площадь забоя на глубину
0,3-0,4 м. Для этого шпуры, или, как их называют горняки, «бурки», должны располагаться по углам, по бокам и в центре забоя, имея уклоны внутрь. Все искусство здесь заключается в том, что, учитывая трещиноватость породы, ее крепость, нужно расположить шпуры так, чтобы при взрыве не оставалось углов по краям и выступов посередине, иначе их придется удалять дополнительными взрывами. Дальнейшая работа будет заключаться в зачистке забоя, креплении и откатке породы на поверхность. Клемантович ежедневно вместе с рабочими шел на штольню и там точно намечал мелом места закладки шпуров, их наклон, чтобы получить максимальный эффект. И нужно сказать, что в этом деле он оказался большим мастером. Рабочим редко приходилось бурить дополнительные скважины.
Обычно в забое работали две пары. Один держал бур, периодически его поворачивая вокруг оси, другой бил молотом по головке. Время от времени работы приостанавливались, чтобы люди могли отдохнуть и выскрести железной ложкой раздробленную породу из шпура. Освещались штольни свечами, которые удалось достать в Москве. Путь от дома и общежития до штольни хорошо обвешили и протянули веревку, чтобы в пургу люди не заблудились. В такую погоду снежные вихри бывают столь сильны, что уже в двух шагах человек исчезает из виду. А пурга захватить людей может неожиданно во время их работы на штольне и даже в пути.
Тем временем пришли олени, и Левкович отправился в Дудинку за очередной партией грузов. Поехал и я с Елизаветой Ивановной, чтобы забрать медикаменты, свои оставленные вещи, выяснить, что надо погрузить и что отложить на будущее. Оленей пришло немного, только доставить пустые нарты под груз и привезти немного угля в исполком. Груз из Дудинки повезут олени, оставшиеся у Манто, и потом все вместе будут Зимовать в долине Рыбной около Часовни.
В Дудинке груза еще много. Решили взять буровой станок со всем оборудованием, лебедку, насос и комплект штанг с обсадными трубами до глубины 40- 50 м. Поедет со всем этим Батурин. Будем начинать бурение. При погрузке на нарту ящик со свечами треснул, и из него побежали мыши. Тогда ящик опрокинули, и его содержимое вытряхнули на снег. И вот из него посыпались, как горох, и побежали во все стороны кучи мышей всех возрастов, большие и малые. Мы уж испугались, что они опять убегут на склад, но вот, откуда ни возьмись, налетели собаки и устроили себе пиршество, всех поели. Свечи были толстые, в промежутках между ними имелись большие зазоры, где мыши устроили себе многочисленные гнезда. Во избежание потерь решили тотчас же вывезти всю муку, сухарь, сушку и прочие доступные мышам грузы. Штанг и обсадных труб придется поэтому взять только минимум, чтобы забуриться. Остальное повезем потом. В Норильске продовольственные грузы будут в полной сохранности. Там есть хорошие сторожа - горностаи. Семья их поселилась на складе еще прошлый год. А основным питанием этого маленького хищника являются всякого рода мышевидные грызуны. Где есть горностаи, там мышей не будет. Они пролезут в любую порку, куда кошке никак не добраться. Поэтому в Норильске я всех просил горностаев не пугать и тем более не убивать. Они - наши лучшие друзья, которых надо беречь.
В Норильск добрались за два перехода, заночевав у Амбарной. Утром на Амбарной, пока собирали да запрягали оленей, я предложил Е.И. Урванцевой поехать на легкой санке вперед, не дожидаясь всего аргиша. До Норильска тут всего километров 30, погода хотя и пасмурная, но тихая, так что часа через три можно быть уже в Норильске. Однако вместо этого попали туда только на следующий день. Вскоре после нашего выезда погода стала портиться. Задул ветер с юга, поднялась поземка, а потом пошел снег, и началась настоящая пурга. Все скрылось в снежной мгле, исчезли все ориентиры, ехать приходится, руководствуясь только направлением ветра, который должен нам дуть с правого бока. Едем час, другой, а Норильска с его горой Шмидта все нет. И стало меня брать раздумье: а что, если ветер отошел, и мы едем не на восток, в Норильск, а левее, куда-то в тундру, к оз. Пясино. Проверить это нельзя, компаса нет, я его по оплошности не взял. Придется переждать непогоду, авось, к утру стихнет. Я уже знал, как это делается в случае пурги. Опрокинул санку боком к ветру, оленей привязали вожжей к полозу и под защитой сиденья улеглись оба головами против ветра. Одеты мы тепло: поверх полушубков надеты оленьи сокуи. Лежим, слушаем вой пурги, снег нас засыпает. И говорю я Елизавете Ивановне: «Пурги здесь бывают разные, иногда день-два, а бывает дует неделю и больше. Иногда и люди пропадают». А она: «Ну до этого еще долго, будем пережидать, посмотрим, что будет». К утру стало потише. Вылезли мы из своей норы, стали осматриваться. Олени тут, на привязи. Вдруг слышим, как будто где-то вдали, откуда приехали, идет шум. Вслушались, и порыв ветра отчетливо донес звуки человеческих голосов. Подпряг я оленей, стали ждать. И верно, немного погод, подошел наш аргиш. Они тоже пережидали пургу и тронулись, как только она утихла. С ними мы и добрались до Норильска, С тех пор, куда бы я ни поехал, хотя совсем ненадолго, куда бы ни пошел, Компас беру с собой.