? После всего, что мы пережили!
- Что ты имеешь в виду?
- Немцы убили миллионы евреев. Тебе не кажется, что наш долг - позаботиться о том, чтобы наш народ жил дальше?
Это прозвучало как обвинение. Юдит села спиной к стенке палатки, согнув колени и подтянув их к груди.
- Значит, я должна выйти замуж за еврея и родить еврейских детей?
- Да, должна.
- Еврейские дети, арийские дети - какая разница?
- Как можно сохранить память, если будешь как все?
Память. Память о маме. «Она жива до тех пор, пока живы мы с Нелли, - подумала Штеффи. - А когда у меня будут дети, я покажу им ее фотографии и расскажу о бабушке. Тогда она станет жить в их памяти. Кем бы ни был их папа».
- Я люблю его, - сказала Штеффи. - Меня не волнует, откуда он. Важно, что он - Свен.
- Значит, по-твоему, неважно, откуда мы родом?
- Неважно.
- Не понимаю, - сказала Юдит. - Я бы на твоем месте чувствовала себя так, словно топчу все, что родители заложили мне в детстве.
- Ты же знаешь, наша семья не религиозна. Мои родители были бы рады, что у меня есть любимый человек, который любит меня.
- А те, кто погибли?
- Я скорблю о них так же, как и ты. Но я живу своей, а не их жизнью.
- Мы слишком разные, - сказала Юдит. - Иногда я совсем тебя не понимаю. Но все же...
Она замолчала.
- Что?
- Все же ты мне очень нравишься, Штеффи.
- И ты мне. Хотя ты самый упрямый человек из всех, кого я знаю.
Смех разрядил напряжение. Штеффи и Юдит заснули в своих мешках, тесно прижавшись друг к другу.
Утром снова светило солнце, но палатка намокла под ночным дождем. Девушки встряхнули ее и повесили на дерево сушиться, а сами пока собирали вещи. Слегка подсушив брезент, они скатали палатку и привязали к багажнику Штеффи.
- Как я хочу есть! - сказала Юдит. - Я бы даже съела две порции овсянки, хотя терпеть ее не могу.
- Остановимся и перекусим по пути в больницу. Наверняка нам встретится какое-нибудь кафе.
Они скатились с холма и въехали в город. После дождя воздух был свеж и прохладен. Людей на улицах в это раннее воскресное утро было мало.
Они отыскали кафе, где сервируют завтрак.
- У них есть овсянка, - сказала Штеффи. - Заказать тебе двойную порцию?
- Спасибо, я лучше бутерброд.
Женщина за стойкой с любопытством слушала, как подруги разговаривают между собой по-немецки.
- Вы из Маргретегерде?
Штеффи узнала название. Там была школа, служившая временным госпиталем.
- Нет, мы едем туда.
- Я так и подумала, - сказала женщина. - Их-то ведь не выпускают в город.
Девушки заказали по чашке кофе и по бутерброду и сели за столик у окна. Женщина исчезла за занавеской, отделявшей зал от кухни. Через некоторое время она вернулась, неся две чашки кофе и четыре огромных бутерброда.
- Простите, - сказала Штеффи. - Мы заказали только по одному бутерброду.
- Мне показалось, вы голодны, ответила женщина. - А если нет, отдайте два бутерброда кому-нибудь из этих несчастных в больнице. Я угощаю.
Она не взяла плату за заказ. Штеффи с Юдит съели два бутерброда, а еще два попросили завернуть. Пригодятся на обратном пути.
- Мы очень вам благодарны.
- Не за что. На здоровье.
- Вот видишь, - сказала Штеффи Юдит, садясь на велосипед. - Есть шведы, которые умеют сочувствовать.
Юдит кивнула.
- Да, добрая женщина.
Женщина из кафе объяснила, как доехать до маргретегердской школы. Школа находилась в центре города неподалеку от парка с живописными клумбами и фонтаном в виде обнаженной женской фигуры.
Это было трехэтажное здание из коричневого кирпича. Длинный фасад, обращенный к парку, выглядел мрачно из-за высоких темных окон. Школьный двор окружала низкая кованая ограда, перед ней - выше человеческого роста забор из колючей проволоки с табличкой:
ЗАКРЫТАЯ ЗОНА.
ВХОД ЗАПРЕЩЕН.
ШТРАФ - 100 КРОН
За колючей проволокой по школьному двору, усыпанному гравием, передвигалось несколько фигур в серой одежде. Еще какие-то люди стояли в тени двух высоких деревьев - другой растительности во дворе не было. Хотя на противоположной стороне улицы щеголяли красотой цветочные клумбы на фоне ухоженного паркового газона.
- Пойдем поближе, - предложила Штеффи - Спросим, как войти.
Они прошли вдоль забора и остановились напротив группы под деревьями. Это были пятеро мужчин. Все курили. Издалека они казались дряхлыми стариками, но, подойдя ближе, Штеффи увидела молодых парней, почти своих ровесников. Их лица были желтовато-бледными и худыми, движения медленными, словно мужчины экономили силы.
Один из парней увидел девушек и что-то крикнул. Штеффи не поняла, но Юдит приблизилась к забору из колючей проволоки и что-то сказала на идише. Парень ответил ей и улыбнулся. Во рту у него не было зубов.
- Что он говорит?
- Если мы раздобудем ему пачку американских сигарет, он обещает сделать для нас все что угодно.
- Спроси его, как нам войти. Или лучше спроси, не знает ли он что-нибудь о наших родных.
Юдит повернулась к парню и снова заговорила. Штеффи расслышала имена своего папы и родителей Юдит. Лицо парня стало серьезным. Он обратился к своим товарищам. Все заговорили разом, оживленно жестикулируя.
- Эти люди прибыли из Берген-Бельзена, - перевела Юдит. - Туда свозили узников из разных лагерей. Женщин и мужчин всегда держали отдельно, они говорят, что ничего не знают о женщинах. Даже о своих матерях и сестрах. Имя твоего отца им не знакомо, моего тоже. Но они спросят у других. Может, кто-то их встречал. Они предлагают нам вернуться сюда через час, они постараются что-нибудь узнать.
- Что происходит?
Высокая женщина в халате медсестры внезапно появилась около группы мужчин.
- Разве вам неизвестно, что тут закрытая зона? Надеюсь, вы не угощали их сладостями? Они этого не вынесут, их желудки повреждены. Девушки, вам нельзя здесь оставаться. Идите домой.
- Мы ищем родных, - объяснила Штеффи.
Она чувствовала, что вот-вот заплачет. Медсестра была такой строгой.
- Пожалуйста, позвольте нам войти!
Медсестра покачала головой.
- Мне нельзя никого впускать. Тут карантин. Многие тяжело больны.
- Мы приехали на велосипедах из самого Гётеборга, - сказала Штеффи.
Ее голос дрожал.
- Кого вы ищете?
- Моего папу, Антона Штайнера. Родителей Юдит и ее сестру. Их фамилия Либерман.
Медсестра достала блокнот и карандаш из кармана фартука.
- Вот. Напишите имена, я спрошу, тут ли они. «Антон Штайнер, - написала Штеффи. - Хаим Либерман, Ривка Либерман, Эдит Либерман».
Она протянула медсестре блокнот и карандаш через колючую проволоку.
- Спасибо.
- Подождите тут, - сказала медсестра. - Я скоро вернусь. Только ничего не давайте мальчикам. Все, что нужно, они получают.
Глава 24
Медсестра исчезла за дверью, молодые люди отошли в сторону, и Штеффи с Юдит остались в одиночестве. Сердце Штеффи колотилось. Она взяла Юдит за руку и крепко сжала ее.
Минута, две минуты, пять, десять...
Четверть часа спустя появилась медсестра. Юдит до боли сжала руку Штеффи и тихо произнесла несколько слов на идише. Или на древнееврейском? Молитва?
Медсестра остановилась напротив них.
- Я проверила наши списки, - сказала она, - и позвонила в Гётеборг в больницу Васы и в мёльндальский госпиталь, там тоже есть люди с этого корабля. Вы знаете об этом?
Штеффи покачала головой.
- Но, - продолжала медсестра, - я нашла лишь одного из тех, кого вы ищете.
Кого?
Ни Штеффи, ни Юдит не произнесли вопрос вслух. Он словно повис в воздухе между ними. Кого?
- Должно быть, это ваша сестра, - сказала медсестра, обращаясь к Юдит. - Эдит Либерман.
Лицо Юдит засветилось от счастья.
- Она здесь?
- Да, здесь.
- Можно мне к ней?
- Я поговорила с главврачом, - сказала медсестра. - Он считает, что в данном случае мы можем сделать исключение. Ваша подруга тоже может пойти с вами. Но обещайте не дотрагиваться до сестры. У нее туберкулез. И постарайтесь не волновать ее, это ей вредно. Подойдите к воротам, я впущу вас.
Юдит бросилась к воротам. Штеффи за ней. Она была рада за подругу. Жаль, папы тут не оказалось.
Юдит подпрыгивала от нетерпения на месте, пока медсестра открывала замок. Девушки проследовали за ней в здание школы.
Изнутри школа не выглядела такой мрачной, как снаружи. Лестничные клетки и коридоры были просторными и светлыми. Но на встречных людей было больно смотреть. Парни во дворе школы оказались самыми здоровыми. Странно, что эти худые как скелеты люди еще жили. Простой подъем по лестнице причинял им невыносимые страдания.
В коридоре они увидели мальчика. На вид он был не старше двенадцати лет. Как Нелли. Лицо так исхудало, что остались одни глаза, большие и темные. Тело тонкое, как тростинка. Но, проходя мимо Штеффи, он улыбнулся ей.
Медсестра открыла дверь класса, служившего теперь больничной палатой. Двенадцать кроватей, по шесть с каждой стороны. Белые шторы. На подоконниках - цветы.
Две кровати пусты и застелены. На других лежат человеческие существа. Глядя на их бритые головы, с трудом можно поверить, что это - женщины. Их истощенные тела почти исчезли в просторных больничных сорочках.
- Вторая справа, - сказала медсестра Юдит.
Штеффи осталась у двери. Ей было не по себе. Но тут она увидела, как засветилось бледное лицо женщины, когда Юдит подошла ближе. Услышала шепот:
- Юди!
- Эди, Эди!
Голос Юдит звучал нежно и ласково. Штеффи никогда раньше не слышала, чтобы подруга так разговаривала.
Медсестра поставила стул для Юдит подальше от кровати. Сестры тихо разговаривали между собой на идише. Юдит что-то спросила. Эдит ответила. Юдит заплакала. Эдит хотела протянуть к ней руку и утешить, но медсестра опередила ее. Не прикасаться.