Через несколько дней «Дон» под командованием Анны Петровны Воронцовой вышел в рейс на Гавр.
Команда встретила нового капитана дружелюбно. Многие о ней слышали. Кое-кто уже плавал с ней, а Ремель часто любил вспоминать «знаменитый» американский рейс.
— Это капитан! — говорил он, затягиваясь самокруткой из голландской махорки «Добельман» и поднимая большой палец кверху. — Шли мы из Америки во Владивосток. Попали в такой штормягу, какой редко бывает. Шли против зыби. Начал наш пароход ломаться Один лист лопнул, второй. Аннушка не растерялась. Вызвала старпома и меня — я у нее боцманом был, — приказала тросами стянуть корпус. Сама положила судно по волне. Так мы продержались, пока ветер не утих. Подзаделали повреждения и дошли до Владивостока благополучно. Не всякий мужчина сообразит. Хладнокровная!
Только Дергуненко относился к ней презрительно, был преувеличенно вежлив и за спиной называл «мадам».
Он недавно появился в Северном пароходстве и являлся типичным представителем юга, откуда был родом.
Неплохой моряк, он имел опыт, который позволял ему вмешиваться во все возникающие споры с безапелляционным мнением.
Дергуненко — худощавый, с тонким правильным носом, черноволосый, с живыми карими глазами, играл на гитаре и приятно пел песенки. Он слыл покорителем женских сердец и сам себя считал неотразимым. Буфетчица «Дона» Мария Афанасьевна сразу же нашла в Дергуненко своего кумира и подкладывала ему во время обеда и ужина самые лучшие куски, к величайшему негодованию остальных штурманов и механиков. Вячеслав Герасимович принимал эти знаки внимания снисходительно, как должное. Товарищи по судну подтрунивали над ним, недолюбливали за самомнение и упрямство, но всё же считали его «своим парнем».
С приходом Анны Петровны на судно он всем своим видом показывал, что относится к капитану, как к неизбежному злу, не уважает ее и подчиняется только в силу устава.
Раз во время обеда Дергуненко, передавая Анне Петровне блюдо с салатом, забылся и назвал ее «мадам».
Глаза у Анны Петровны сузились, и она ровным, но очень жестким голосом сказала:
— Вячеслав Герасимович, здесь не французский салон, а я не мадам. Попрошу вас не выходить из рамок приличия.
Второй помощник смутился.
— Я не вижу в этом ничего плохого, Анна Петровна. Это просто вежливое обращение, — обиженно пробурчал он.
Мария Афанасьевна в знак протеста и солидарности загремела тарелками в буфете.
— Может быть, это уместно на приеме в посольстве, но не на судне. Согласитесь, что будет звучать нелепо, если я назову вас «месье»?
— Слушаюсь, товарищ капитан, — иронически поклонился Дергуненко.
— Вот так будет лучше, — проговорила Анна Петровна, насмешливо смотря второму помощнику в глаза.
Как-то, сменившись с вахты, старпом восхищенно сказал:
— Ну и Аннушка! Астрономию знает прекрасно. Мы с ней одновременные наблюдения сейчас делали: место судна определяли по звездам. Так она на пять минут раньше меня задачу решила.
— Это показывает, что вы плохо знаете астрономию, Виктор Лаврентьевич, — съехидничал пивший чай Дергуненко.
— А вы, видимо, ее совсем не знаете. Не видел я вас с секстаном в руках, — не остался в долгу старпом.
— Когда будет нужно, возьму. Не беспокойтесь.
— Что астрономия! Этот капитан и в машине неплохо разбирается. Ей «очки втереть» трудно, — вставил второй механик.
— Начались дифирамбы. Поехали! Вчера вашего капитана третий помощник назвал «финансовым богом». Ведомости зарплаты, видите ли, быстро проверяет. Сегодня — «бог астрономии и машины». Что завтра, интересно, будет? — раздраженно проговорил Дергуненко и вышел из кают-компании.
И странно, чем больше нравилась Воронцова окружающим, тем сильнее становилась неприязнь Дергуненко.
Анна Петровна чувствовала это. Но ни одним словом, ни одним движением она не показала, что знает об отношении к ней второго помощника.
«Дон» пришел в Гавр без всяких приключений, если не считать удивления француза-лоцмана, который, увидя Анну Петровну, никак не хотел поверить, что перед ним капитан. Он обиделся, считая, что его разыгрывают, и хотел сойти с судна, требуя, чтобы его представили настоящему капитану. Он поверил только тогда, когда ему показали судовую роль[3]. Сомнения быть не могло! Теперь француз пришел в восхищение. Он без конца прикладывал руку к сердцу и говорил, что счастлив ошвартовать судно, которым командует «мадмуазель Воронцоф», и что он сделает это наилучшим образом, при помощи двух буксиров.
Анна Петровна вежливо отказалась от буксиров, на что лоцман сейчас же согласился. Теперь к его восхищению добавилось и уважение. Женщина кое-что понимает! Если говорить по-честному, буксиры в данном случае не нужны.
В Гавре «Дон» простоял несколько дней под выгрузкой. Анна Петровна ходила озабоченной. Груза для «Дона» в Гавре не было. Не хотелось делать балластный пробег. За несколько часов до окончания выгрузки на борт приехал представитель Торгпредства и попросил Воронцову спуститься с ним на причал.
— Вот что, Анна Петровна. Есть у меня груз на Ленинград. Его необходимо срочно вывезти. Кроме вашего «Дона», в ближайшие недели никого не ожидаем. Но вот я не знаю, возьмете ли вы его?
— Какой груз, Николай Николаевич?
— Вот посмотрите.
На специальных деревянных подкладках стоял огромный паровоз с тендером.
— Какой красавец! — воскликнула Воронцова.
— Да, красив. Производство одного из наших заводов, был как экспонат на международной выставке в Париже.
— А сколько он весит?
— Пятьдесят тонн.
Анна Петровна разочарованно покачала головой:
— Не знаю. Высота у него слишком большая. Без груза в трюмах брать рискованно.
Она еще раз окинула взглядом паровоз:
— Хорошо, Николай Николаевич, я подумаю и дам вам ответ.
Поднявшись на судно, Анна Петровна вызвала Дергуненко.
— Вячеслав Герасимович, предлагают взять на палубу паровоз весом в пятьдесят тонн. Надо подумать, как его разместить, и сделать расчет остойчивости.
— А в трюмах что?
— В трюмах — ничего.
Дергуненко с видом превосходства посмотрел на Анну Петровну:
— Паровоз брать нельзя. Неужели не ясно?
— Пока неясно. Сделайте расчет, тогда увидим.
— Тут без всякого расчета малому ребенку видно, что нельзя. Перевернуться хотите? Пустые трюмы, вся тяжесть наверху. Я отказываюсь грузить.
— А вашего согласия и не нужно, — сухо проговорила Воронцова, отпуская помощника. Дергуненко вышел, хлопнув дверью. Анна Петровна поморщилась.
Она подняла телефонную трубку и позвонила старпому:
— Виктор Ларионович, принесите мне чертежи «Дона» и кривые остойчивости.
Воронцова вынула из стола логарифмическую линейку и, не торопясь, принялась за расчеты. Аккуратные столбцы цифр постепенно заполняли листки, лежавшие перед ней.
Обозленный Дергуненко бродил по палубе с рулеткой и замерял места, где предполагали поставить паровоз. Каждому, кто подходил к нему, он раздраженно говорил:
— Наша-то совсем рехнулась: палубный груз при пустых трюмах решила брать. Но я против. Я грузить не буду. Отвечаю я.
Он был глубоко убежден в своей правоте. Какой же капитан примет такой груз на палубу, когда в трюмах пусто! Это противоречит хорошей морской практике. Не надо никаких расчетов. В его жизни встречались разные случаи. Он-то знает, как грузить суда! Сколько он произвел разных погрузок.
Подошедшему Ремелю Дергуненко тоже пожаловался на капитана.
Плотник с сожалением взглянул на него:
— Нет, брат, Вячеслав Герасимович, ты против Аннушки слабоват будешь. Уж если она сказала, то значит правильно. Мы с ней не такие дела делали.
— Старый осёл, — проворчал Дергуненко, когда Ремель отошел от него.
Всё же распоряжение о погрузке паровоза было дано. Дергуненко, разъяренный, ворвался в кают-компанию.
Анна Петровна сидела с механиками и оживленно разговаривала.
Дергуненко закричал:
— Паровоз грузят! Кто разрешил?
— Я разрешила.
— Нельзя его грузить. Я же говорил вам. И вообще, кажется, не за свое дело вы взялись…
Анна Петровна побледнела:
— Идите вон! Вы не умеете себя вести. И подайте рапорт о вашем уходе с «Дона». Вместе плавать нам больше не придется, — еле сдерживаясь, сказала она и стиснула пластмассовое кольцо от салфетки так, что оно впилось в ладони.
— Выйдите, Вячеслав Герасимович, некрасиво себя ведете. Недостойно! — сердито проговорил старший механик, с укоризной глядя на Дергуненко.
Как всё на судне, этот конфликт быстро стал известен всему экипажу в подробностях.
Второго помощника осуждали. В кают-компании с ним старались не разговаривать, отделывались короткими ответами. Он пытался найти единомышленника в лице старпома, доказывал ему свою правоту, рассказал несколько случаев из практики, но тот прямо сказал:
— Во-первых, вы зря волнуетесь: за палубный груз отвечаю я, а во-вторых, паровоз погружен не «так просто», а по расчету, сделанному Анной Петровной. Мы несколько раз проверяли. Вы-то свои расчеты не представили капитану.
— Ладно, посмотрим, что будет с «Доном» на зыби. Как бы не пришлось раскаиваться. Эти все интегралы и дифференциалы нам не нужны. Опыт решает все.
Но Дергуненко чувствовал, что теряет всякий авторитет среди товарищей. Только Анна Петровна со свойственной ей выдержкой держалась так, как-будто бы ничего не произошло.
По выходе из Гавра Дергуненко подал рапорт об уходе с «Дона».
На кормовой палубе монументом стоял паровоз, намертво затянутый стальными концами, расклиненный бревнами. Боцман с Ремелем удовлетворенно осматривали крепления и в один голос говорили:
— Никакая сила! Лучше, чем сварка.
Дергуненко поглядывал на небо и ждал шторма. Его покинул здравый смысл. Ему хотелось только одного: доказать Воронцовой и всем остальным, что прав он. А там будь, что будет.