Наконец, в Балтике подул ветер. При каждом сильном ударе волны в борт Дергуненко выскакивал на палубу и наблюдал за паровозом. Вот-вот он должен сдвинуться с места, и тогда… Но надежды его не оправдались. Паровоз неподвижно стоял на месте, судно в меру качалось, прекрасно всходило на волну, не испытывало опасных кренов. Погода ухудшилась, а «Дон» чувствовал себя прекрасно.
Дергуненко поник головой. Теперь для него стало ясно, что он позорно ошибся.
Расчеты Анны Петровны полностью оправдались. Он сам себе признался, что не приготовил расчетов остойчивости, потому что забыл, как их делать. Только в мореходке он решал такие задачи, на судах же избегал кропотливых математических выкладок, прикидывая всё на глазок.
Вячеслав Герасимович долго раздумывал над своим поражением. Несмотря на неприязнь к Воронцовой, он всё же должен был признать ее превосходство. Как не крути, а он отстал. И надо отдать должное Анне Петровне — молодец женщина! Факты говорили за себя. Приняла смелое решение, и не просто так, на авось, а со знанием дела. Вячеславу Герасимовичу очень трудно было сознаться в этом.
Что ж оставалось ему делать? Либо уходить с судна, либо плавать под командованием Воронцовой и поучиться у нее тому, чего он, Дергуненко, не знает.
Вячеслав Герасимович выбрал последнее.
Сменившись с вахты, он постучал в каюту капитана.
— Анна Петровна, я прошу извинить меня за все те грубости, которые я несправедливо наговорил вам, — сказал он, войдя в дверь и прямо смотря в глаза Анне Петровне. — С паровозом вы оказались правы. Не могли бы вы дать мне ознакомиться с вашими расчетами? Я не занимался ими с мореходного училища.
Анна Петровна слушала помощника молча.
— И потом… — продолжал Дергуненко, переступая с ноги на ногу, — я просил бы вернуть мой рапорт обратно. Если вы, конечно, не возражаете плавать со мной…
Воронцова секунду помедлила, раздумывая над чем-то, потом выдвинула ящик стола и подала Дергуненко рапорт, на котором красным карандашом размашисто была сделана надпись:
«Отпустить согласна.
Воронцова».
ГОЛУБЧИК
В комнате морской инспекции Н-ского пароходства шел экзамен. Проверяли знания штурманов, претендующих на занятие высшей должности.
За большим столом, заваленным картами, морскими пособиями и моделями судов, сидела комиссия, состоявшая из маститых капитанов, блестевших золотом нашивок и сединой. На другом конце стола, красный от волнения, с дрожащими пальцами, молодой человек лихорадочно листал какую-то толстую книгу в синем переплете. Это был сдающий техминимум на звание второго помощника капитана.
Председатель комиссии — маленький сухонький старичок, с огромной лысой головой, хищным горбатым носом, прикрыв глаза, откинулся в кресле и, сложив руки на животе, нетерпеливо вертел большими пальцами. За столом царила тишина, прерываемая шелестом страниц. Сделав еще несколько оборотов, пальцы председателя решительно сомкнулись; он поднял веки, из-под которых блеснули карие, совсем молодые глаза, и неприятным скрипучим голосом спросил:
— Ну-с, голубчик, какую же форму и цвет имеет башня маяка Слетнес?
— Я… я еще не нашел, Петр Петрович, тут… — приподнялся со стула штурман.
— Достаточно, голубчик, — почти ласково проговорил председатель. — Вы скажите лучше, это уж вы наверняка знаете, откуда выметывает сети рыболовное судно, дрейфующее по ветру? Не знаете? Ну, а что называется умеренным ходом для судна, идущего в тумане?
— Умеренный ход — это ход… тогда, когда… дали машине малый ход, — мямлил совершенно растерявшийся молодой человек.
— Конкретнее, конкретнее. Не знаете? Ну а…
Посыпался ряд новых вопросов. Чем хуже и неувереннее отвечал молодой человек, тем ласковее звучал голос Петра Петровича, тем труднее были задаваемые вопросы. Теперь штурман стал уже «уважаемым голубчиком». Наконец пытка прекратилась, и председатель отпустил экзаменующегося, напутствуя словами:
— Я пока не знаю мнения комиссии, голубчик, но мне кажется, что вам следовало бы еще поплавать третьим помощником. Вызовите следующего. Как ваше мнение, товарищи? Я считаю, что знания у него не твердые, а в море нельзя, некогда долго раздумывать. Как?
Члены комиссии согласились.
За дверьми инспекции неудачник очутился в кругу молодежи, ожидавшей своей очереди.
— Ну как, с победой? Какие вопросы задавал? Как он, здорово нажимает? Про малый ход спрашивал? — затормошили его со всех сторон.
Штурман махнул рукой:
— Спрашивал. Вот пойдете, тогда узнаете. Прямо безобразие! Откуда только такие вопросы выкапывает!
— Нет, я сегодня не пойду. Ну его к чёрту. Выберу день, когда его не будет, — сказал кто-то из малодушных и быстро пошел по коридору. Это решение было не лишено некоторого смысла: из семи экзаменующихся выдержало экзамен только трое. Остальным предложили поплавать еще месяцев шесть на старых должностях.
Комиссия закончила свою работу, и все стали расходиться. Собрался и Петр Петрович. Он надел старенький, выгоревший на солнце макинтош неопределенного цвета, кепку и совсем перестал походить на капитана. Он напоминал обыкновенного старика, каких часто можно видеть с кошелками, покупающих продукты на рынке, или в городских садах, прогуливающихся с внучатами. Но внешность часто бывает обманчивой.
Петр Петрович Мальцев, или, как его называли за глаза, «Голубчик», считался одним из лучших и опытнейших капитанов Советского Союза. С ним советовались инженеры, научные работники, он написал несколько специальных книг и интересных статей, вызвавших горячие споры среди моряков, он хорошо владел иностранными языками и был всесторонне образованным человеком.
Далеко за пределами пароходства гремела слава о его лихих швартовках, искусстве управлять судном и особом морском чутье.
Но, несмотря на все эти достоинства, Мальцева не любили. Помощники трепетали перед ним, и кто попадал к нему на судно, считался несчастным. Требовательный, желчный, придирчивый, вмешивающийся во все судовые мелочи, Петр Петрович был несносен. Редко кому удавалось «сплаваться» с Мальцевым. За малейшую оплошность он списывал с судна, не внимая никаким оправданиям. Правда, те немногие штурманы, которые сумели завоевать расположение Голубчика и проплавать с ним года два, получали от него такую прекрасную практическую подготовку, такие хорошие знания морского дела, что в морской инспекции на них смотрели с большим уважением, и любой капитан с радостью брал себе такого: «Как же, мальцевская школа, отличные помощники!..».
Пароходы, которыми командовал Мальцев, отличались строгой морской дисциплиной. Помощникам запрещалось курить на мостике, заходить в рубку во время вахты, облокачиваться на планширь, разговаривать с рулевым…
Горе было тому, кто нарушал порядок, заведенный Мальцевым. Он приходил в ярость. Бросал фуражку на палубу, топтал ее ногами и долго виртуозно ругался.
Однажды Мальцев находился на корме своего судна с одним из работников министерства. Тот закашлялся и плюнул на палубу. Голубчик круто оборвал разговор, вытащил белоснежный носовой платок, к величайшему смущению собеседника, вытер плевок и выбросил платок за борт. Москвич извинился. Петр Петрович пробурчал что-то вроде: «Ничего, ничего, голубчик. Дома-то вы на пол, вероятно, не плюете?».
С начальством на берегу Петр Петрович усвоил слащаво-любезный тон. Входя в кабинет, сгибался в крючок, выходил спиной, пятясь к дверям и многократно кланяясь, прижимая к груди шляпу. Изъяснялся витиеватым старинным языком. Старик явно паясничал, но все смотрели на это сквозь пальцы, уважая его за опыт.
За спиной над Голубчиком посмеивались и всегда вспоминали анекдотический случай, когда Мальцев и какой-то чересчур вежливый капитан, прощаясь и кланяясь друг другу, столкнулись лбами.
Он был уже очень стар, когда его назначили начальником морской инспекции. Это назначение отчасти вызывалось желанием самого Петра Петровича, отчасти опасением за его здоровье. Последнее время он часто хворал, жаловался на печень и общее недомогание. Командовать судном ему было уже тяжело.
На новом месте Голубчик ссорился с подчиненными, завел судовые порядки и стал грозой капитанов и штурманов, работу которых по долгу службы должен был проверять. Он с увлечением отдался этому делу, появляясь на судах в любое время дня и ночи, разносил нерадивых вахтенных, проверял порядок, чистоту, ведение судовых журналов и знания командного состава. Каждое посещение Голубчика сопровождалось «разносом». Его побаивались не только молодые, но и опытные капитаны. Считалось более простым принять на борту своего судна начальника пароходства, чем выдержать один визит Голубчика.
Но он недолго проработал на этой должности. Годы, болезнь, беспокойная служба — взяли свое. Петр Петрович отказался от командования морской инспекцией, ушел на пенсию и только изредка появлялся в пароходстве, как эксперт или консультант.
Об его уходе никто особенно не жалел. Сослуживцы были довольны, что отделались от слишком беспокойного начальника, а молодежь открыто радовалась тому, что освободилась от придирок Голубчика.
Начальник пароходства уже сутки не покидал своего кабинета. Он задумчиво смотрел в широкое окно, выходившее на территорию порта. Две недели тому назад фашисты напали на Советский Союз.
У причала стоял большой пароход «Свирица». Множество людей на палубе выглядело, как большое шевелящееся серое пятно. Иногда от этого пятна отделялись крошечные точки, сбегали и поднимались по четырем трапам, спущенным с кормовой и носовой палуб. На «Свирицу» грузились войска. Именно этот пароход заставлял хмуриться начальника пароходства и вызывал его беспокойство. Пароход стоял без капитана. Только что молодой и энергичный капитан «Свирицы» Саломахин доложил ему о том, что обязан немедленно отбыть в Кронштадт и принять там военный тральщик. Задерживать Саломахина было нельзя. А вот кого назначить на «Свирицу» вместо него, — начальник не знал. На этот пароход нужен опытный капитан, которому можно было бы доверить жизнь многих людей и ценную материальную часть. Выбирать было не из кого. Людей нехватало. Но время не ждало — вечером «Свирица» должна закончить погрузку и уйти в море.