— Я? На одном большом пароходе. Вторым. Только что из Индии пришли… В Бомбее…
— Вторым помощником капитана? — с завистью переспросил Олег.
— Не-е. Вторым механиком. Универсалом. Механиком лучше. Я и на берегу могу и на море. А захочу и в воздухе.
— Что я тебе говорил, Олег? — обрадовался Костя. Он был «морской Аякс с механическим уклоном». Олег огорченно промолчал.
— Да-а. А вот этот парусник, — Буряк лег на живот, давая возможность полюбоваться «художественным произведением», — его мне накололи в Александрии при чрезвычайных обстоятельствах…
Буряк вошел в азарт и рассказывал самые невероятные истории. Он стучал себя кулаком в грудь, жестикулировал, менял интонации голоса. Мальчики были счастливы. Вот, наконец, тот человек, который им нужен. Настоящий, стопроцентный моряк, видевший весь мир. Второй механик с большого парохода. И как прост! Разговаривает с ними совсем по-дружески.
Когда Буряк рассказал о том, как благодаря только его бдительности и личному героизму был спасен пароход, Олег мечтательно воскликнул:
— Вот она настоящая романтика моря, Костя. Помнишь, Елена Александровна говорила: «Романтика моря привлекает юношей к профессии моряка…» Послушала бы она Павла Николаевича!
Буряк рассказывал так ярко и красочно, а друзья так увлеклись его рассказами, что никто не заметил, как к ним подошел загорелый молодой человек в шелковой безрукавке и с непокрытой головой. Лицо худощавое, у губ твердая складочка, серьезные черные глаза.
Увидя Буряка, он улыбнулся и спросил:
— Кажется, Буряк?
Буряк осекся на полуслове, вскочил и с криком: «Коля, дорогой, какая встреча! Сколько лет, сколько зим!» — бросился к подошедшему на шею:
— Одну минутку! Я сейчас оденусь и пойдем.
— Не одевайся. Я собрался искупаться, а здесь, кажется, неплохо, — проговорил, оглядываясь, Коля.
— Ну давай, давай. Давно мы с тобой не видались. На чем плаваешь? Где бывал? Наверное, уже старшим? — забрасывал вопросами Буряк.
— Плаваю на «Бельбеке» вторым механиком. Были во многих местах. Пожалуй, около полутора лет не заходили в родной порт. Сейчас пришли из Калькутты. Хлеб возили индийцам. Голод там страшный.
Механик, не торопясь, раздевался. Мальчики были разочарованы. Они ожидали увидеть что-нибудь подобное «картинной галерее» Буряка: индийские пагоды, удавов, тигров. Но тело Николая, гладкое и загорелое, не имело ни одной татуировки.
Раздевшись, он с наслаждением вытянулся на песке и спросил:
— Ну, а ты как живешь? Где плаваешь?
Буряк покосился на мальчиков и неопределенно ответил:
— Хорошо живу. Плаваю на одной «коробке». Пойдем купаться.
— Погоди, прожарюсь немного. На какой «коробке»?
Буряк еще раз оглянулся на «Аяксов» и помахал в воздухе рукой.
— Вернее плавал, а теперь другим делом занимаюсь… Бобочку свою не продашь? — неожиданно переменил он тему.
— Да ты что, в уме? — неприязненно взглянул Николай на Буряка. — Так ты не ответил, чем же всё-таки занимаешься?
— Ну, поторговываю, — неохотно ответил Буряк.
— Чем же?
— Одно продам, другое куплю. На барахолке. Да что ты пристал, как следователь! — вдруг рассердился Буряк.
— Нечего сказать, выбрал себе занятие. Купец какой нашелся. Ты ведь, кажется, хотел штурманом стать?
— Мало ли чего хотел, да вот передумал. Когда меня из мореходки исключили, я и передумал. Живу неплохо. Так продашь бобочку?
— А это кто же тебя так изуродовал? — не отвечая на вопрос Буряка, спросил Николай, с любопытством оглядывая татуированное тело приятеля. — Ты теперь можешь в вожди индейцев баллотироваться. Вот дикость-то!
Буряк обиделся:
— Почему же дикость? В этом романтика моря… что-то от наших предков, славных морских…
— Именно от наших предков-дикарей, а моряки к тебе, я вижу, никакого отношения не имеют. Какой художник работал?
Буряк насупился и сконфуженно молчал.
Мальчики были смущены, пожалуй, не менее, чем сам Буряк, и старались не смотреть на него.
— Не скрывай, не скрывай. Может быть, и я себе что-нибудь надумаю сделать, — смеялся Николай.
— Старик один в Херсоне. Двести граммов водки — рисунок. А большие по четыреста граммов, — хмуро сказал Буряк… — Пошли купаться.
— Ну пошли, Ястребиный ты Коготь.
Они встали и направились к воде.
— Пошли и мы, — мрачно пробурчал Олег, натягивая майку.
Мальчики молча поплелись в сторону города.
— Тоже мне «настоящий», «настоящий», а оказывается, просто спекулянт какой-то. Нигде и не был, — наконец язвительно проговорил Олег, обращаясь к понуро идущему Косте.
Костя вспыхнул и, подражая Олегу, пропел:
— «Павел Николаевич, в этом есть романтика моря…» Молчал бы уж.
Он послюнил палец, сунул его в песок и яростно принялся стирать лиловый якорь с левой руки.
ПЕРВЫЙ РЕЙС
Ярко блестели морские пуговицы на кителе, в кармане приятно похрустывала новенькая мореходная книжка; и ничего, что слегка подташнивало от трубки, зато приятный аромат капитанского табака наполнял комнату, и Володя чувствовал себя настоящим моряком. Да и не могло быть иначе. Первый курс морского техникума окончен, и завтра…
О, чудесное завтра! Володя уходил в первое заграничное плавание на теплоходе «Шмидт». Да не практикантом, а штатным матросом второго класса. В прошлом году Володя Павлов окончил семилетку и готовился поступить в механический техникум, но неожиданное знакомство с Яшей Лебедевым коренным образом изменило его судьбу.
Как-то вечером Володя сидел в Александровском саду и просматривал «Геометрию» Киселева, готовясь к экзаменам. На скамейку рядом с ним кто-то сел. Володя поднял глаза и увидел «шикарного» парнишку. Он был в остроносых ботинках красного лака, в широченных штанах песочного цвета и в синем, в талию, пиджаке. Костюм дополняли шелковая голубая рубашка и галстук всех цветов радуги. Парнишка вздохнул, безразлично скользнул глазами по гуляющим, достал трубку и вслед за ней… пистолет «браунинг». Володя замер. Что он замышляет? Стрелять? Раздался легкий треск, верхняя крышка пистолета отскочила, и парнишка прикурил трубку от маленького, появившегося в пистолете огонька. Это была чудесная зажигалка.
— Что, здо́рово? — обратился к Володе владелец волшебного браунинга.
— Да-а. Где вы такой купили?
— Где? Далеко. В Роттердаме.
— В Роттердаме? А вы давно оттуда?
— Только вчера пришли.
Володя первый раз в жизни видел человека, который «только вчера из-за границы». Разговорились. Парнишка оказался камбузником с парохода «Роза». Он рассказал Володе, что объездил уже всю Европу, был много раз в Лондоне, Гамбурге и Антверпене, что жизнь в торговом флоте очень веселая и что штормы ему нипочем, а самое главное, что он всегда одевается по «последней английской моде». Володя был очарован. Он еще долго расспрашивал Яшку о морской жизни, и когда они прощались, Володя решил: «Буду моряком. Сошью сиреневый костюм и… обязательно куплю такую же зажигалку». Володя представил себе школьных товарищей, которые останутся кончать десятилетку, в тот момент, когда он явится в школу после заграничного плавания и все будут восхищаться им, даже хорошенькая Люся Миронова, которая часто смеялась над его неловкостью на занятиях по физкультуре. Моряк дальнего плавания! Это не фунт изюма.
Дома Володе пришлось выдержать маленькую бурю. Мама, узнав о том, что Володя не поступает в механический техникум, очень расстроилась. Отец тоже был недоволен и удивлен.
— Слушай, Владимир. Ну почему же так внезапно? Откуда эта страсть к морю? Ты ведь никогда дальше Петергофа не ездил. Мечтал стать механиком, а тут вдруг штурман! Не понимаю, — говорил он.
Но Володя был непреклонен:
— Я всегда хотел быть моряком. Я люблю море инстинктивно. Я много читал о море… Только теперь я понял, что море — это мое призвание. Все предыдущие желания — ошибка.
Отец пытался отговорить Володю, но всё было напрасно.
— Ну, ладно, как хочешь. Дело твое. Иди, попробуй, пока молодой.
Осенью Володя держал экзамен в морской техникум. Выдержал хорошо и начал с удовольствием заниматься. Специальные предметы — навигация, астрономия, морская практика — были новы и интересны. Володя часами проводил в такелажной мастерской, изучая морские узлы…
Он быстро «оморячился». Стал говорить на каком-то странном жаргоне, часто употребляя морские термины, узнал названия многих судов, плавающих в Балтике, Белом и Черном морях, знал фамилии капитанов, и ему казалось, что он уже плавает много лет. В конце года Володя настолько возомнил себя «просвещенным моряком», что его успеваемость значительно снизилась. На зачетных сессиях, при переходе на второй курс, Володя получил тройку по морской практике и напутствие преподавателя Касьяна Михалыча, гласившее:
— Павлов, если не будете учиться, хорошего моряка из вас не выйдет.
Володя был обижен. На этом закончился учебный год. Впереди были морские дали, Лондон, Роттердам, Гамбург…
Володя пришел на «Шмидт» перед самым отходом. Пароход кончал погрузку скипидара в бочках и шел в Дунди. Третий штурман, взяв Володины документы, бросил их в ящик стола и спросил:
— Где раньше плавали?
Володя покраснел и быстро соврал:
— На «Франце Меринге» в Черном море. — Не хотелось сразу же признать себя новичком.
— А, знаю! Ну ладно, идите к боцману, получайте робу. Он вам и каюту покажет, в которой будете жить.
Володя пошел по сверкающему белизной спардеку и спустился в помещение команды. Было время ужина. В чистой, светлой столовой, за отдельными столиками, покрытыми накрахмаленными скатертями, ужинали моряки. Играл патефон. Володя нерешительно остановился в дверях, держа в руках свой чемоданчик.
— Вам кого, товарищ? — спросил моторист, сидевший за крайним столиком.
— Боцмана.
— А вон там в углу сидит. Толстый.
— Михаил Семеныч, к тебе новый подчиненный пришел! — крикнул моторист боцману.