Такое отношение трудно назвать «драгоценным» или «лелеющим», вам не кажется?
Тут необходимо обратить внимание на более глубокий смысл слова «лелеять», которое на тонком уровне означает удерживание чего-либо, давно утратившего свою пригодность или надобность.
В том случае, когда мы «лелеем» свое «я» или держимся за него, как за драгоценность, мы цепляемся за образ, который, судя по всему, стал непригодным, бесполезным или – что актуально для некоторых случаев – просто вредным.
А почему мы это делаем?
Как только возникают обусловленные отношения, основанные на устоявшихся образах себя и других, мы начинаем ощущать одиночество и внутреннюю незавершённость. На каком-то уровне сознания мы понимаем, что потеряли жизненно важную связь не только с собственным сердцем, но и с сердцами всех существ, с которыми делим одну планету. Мы сочиняем истории о том, как и почему произошло это разобщение. И они становятся частью нашей «реальной» личности. Опираясь на эти истории, мы оправдываем восприятие самих себя и отношение к другим людям.
Какими бы неприятными эти представления и истории о себе ни были, они нам близки и хорошо знакомы. Я слышал от своих учеников на Западе выражение: «Чрезмерная близость порождает презрение». Не уверен, что это высказывание так же складно звучит на других языках, но его основный смысл сводится к тому, что если вы слишком часто переживаете одно и то же явление, то перестаёте его воспринимать, у вас появляется пренебрежительное отношение к этому событию или явлению. Но судя по тому, что я заметил и усвоил за последние несколько лет, чрезмерная близость скорее порождает довольство: чем чаще человек что-либо испытывает, тем сильнее он склонен принимать происходящее за норму, естественный ход жизни.
Это отношение «удовлетворённой близости» особенно характерно для людей, пристрастившихся к алкоголю или наркотикам. Развив зависимость, они осознавали, что наркотики и алкоголь убивают их, разрушают жизнь и лишают средств к существованию, но облегчение, которое они испытывали, занимаясь тем, что губило их самих и окружающих людей, перевешивало наносимый вред и укрепляло их уверенность в правильности этого губительного поведения, которое зачастую могло стоить им жизни.
«Я ощущал любовь, – недавно рассказывал мне один человек. – Я чувствовал себя могущественным, на всё способным человеком. Я мог общаться с людьми. Только потом я узнал, что большинство людей, с которыми общался, едва выносили меня. Они чувствовали исходившее от меня зловоние. Из вежливости они кивали мне и старались как можно скорее распрощаться. Я этого не замечал. Всё, что я тогда чувствовал, так это облегчение, уверенность, силу…»
Здесь мы сталкиваемся с ещё одним аспектом «драгоценного „я“»: стремлением к чувству удовлетворённости, которое возникает в том случае, когда наша личность подтверждается посредством внешних факторов – людей или событий, всего чего угодно, лишь бы мы смогли сохранить ощущение стабильности перед лицом вечно меняющихся обстоятельств.
Поэтому, возможно, правильнее «драгоценное» или «себялюбивое» „я“ назвать «пристрастившимся»: это тот аспект «я», который, несмотря на присущую ему искру теплоты, открытости и любознательности, испытывает потребность и привязывается к чему-либо вовне, для того чтобы ощутить причастность, поддержку и комфорт.
Это особенно хорошо прослеживается в личных отношениях. Мы встречаем человека и думаем: «О! Какой замечательный человек! Само совершенство! Я о таком и мечтала!». Мы ходим на свидания, и всякий раз, когда мы вместе с любимым человеком, кажется, что всё пространство вокруг наполняют радуги. Мы счастливы до невозможности. Но спустя некоторое время начинаются разногласия, обнаруживается несходство характеров. Случаются стычки. Потом мы миримся, после чего снова ссоримся. Мы обвиняем вторую половину в сварливости или непонимании. Или, может быть, упрекаем себя в невнимательности и недопонимании. В итоге отношения прекращаются, и мы снова чувствуем себя неполноценными и опять начинаем искать где-то, кого-то или что-то для того, чтобы только залечить рану, заполнить пустоту и сохранить ощущение цельности.
Иногда необходимость в подтверждении чувства цельности просматривается в нашем стремлении накапливать «вещи», и тут я тоже не без греха.
Несколько лет назад я переживал так называемый «кризис среднего возраста». Я сидел в комнате отеля в Дели в ожидании рейса в Париж и вдруг увидел рекламу, которая меня заворожила. На плакате был изображён молодой спортивный мужчина с прессом «кубиками» (у меня только один «кубик» – большой «рулет», нависающий над ремнём). Этот парень с «кубиками» стоял рядом с потрясающе привлекательной девушкой со струящимися волосами и огромной улыбкой, обнажающей почти что пугающее количество идеальных белых зубов. Они вместе держали ноутбук определённой марки. Было ясно, что реклама старалась донести послание: если вы купите этот компьютер, то в придачу вы получите «кубики» и девушку со струящимися волосами и ослепительно белыми зубами.
Я не сразу попал под впечатление от увиденного.
Прилетев в Париж, я увидел рекламный щит, изображавший того же парня с «кубиками» и девушку с ниспадающими волосами и блестящими зубами, держащими компьютер того же бренда.
Из Парижа я полетел давать учения в Сингапур, где увидел тот же рекламный щит. Потом отправился в США и по пути из аэропорта заметил тот же самый билборд.
Должен признаться, что, насмотревшись на одних и тех же счастливых людей, держащих всё тот же компьютер, я его купил. Я подумал, что он поможет мне держать связь с миром отовсюду, куда бы я в течение года ни поехал. Я был – мне стыдно в этом признаться – сражён тем, какими счастливыми выглядели на рекламе эти люди. Конечно, я не ждал, что ноутбук превратит мой односегментный живот в пресс «кубиками», но где-то глубоко в голове копошилась мысль: «Эй, кто знает!».
К сожалению, ни в инструкции, ни в гарантии производителя не содержалось предупреждения о том, что пыль и песок Тибета могут вывести компьютер из строя. И он сломался. Через две недели после того, как я приехал в Тибет, он перестал работать. Вернувшись из Тибета домой в Непал, я купил новый ноутбук.
Я не виню производителей за невозможность создавать компьютеры, которые способны противостоять суровым климатическим условиям. Как и многие в этом мире, я стал «пристрастившимся „я“». Я поверил в то, что продукт, некая «вещь», может заполнить во мне то нервозное пространство неуверенности и сделать меня счастливым и полноценным человеком.
Но всё же я получил ценный урок: тулку тоже люди. Да, мы выучили тома текстов и множество философских концепций, усвоили уроки, которые мужчины и женщины передавали веками из поколения в поколение, но мы так же, как и все остальные люди, поддаёмся разного рода искушениям.
Единственное преимущество тулку перед остальными людьми заключается в том, что нас с детских лет учат делать всё возможное, чтобы помогать другим преодолевать навязанные им представления и указывать им путь к воссоединению с искрой, с которой они были рождены. Нас учат любить каждое существо, пока он или она не сможет полюбить себя. До тех пор, пора все люди на этой земле не перестанут видеть в другом человеке врага; пока каждый из них на любой работе, в рамках любых отношений, при каждой встрече не сможет разглядеть чудо, красоту и потенциал в любом встретившемся на его пути человеке. До тех пор пока мы не покажем людям, как отпускать с миром свои истории и справляться с чувством разобщённости, наша работа не будет окончена.
Не о такой работе я мечтал, но она была мне поручена, и в конечном счёте я сам решил продолжить ей заниматься, хотя и по-своему – так, как подсказывал мне собственный опыт мужа и отца и ещё один слой «я», на понимание которого ушло немало времени.
«Социальное „я“»
Мы нередко ищем признания и чувства удовлетворённости в глазах других людей. Мы смотрим на других, чтобы понять, кем являемся, кем хотим стать и чтобы подтвердить собственные представления о себе.
Этот слой, который я называю «социальным», – ещё один аспект «я», формирующийся в ходе взаимодействия с другими людьми. В отличие от остальных слоёв, «социальное „я“» не является частью традиционной буддийской модели «я», или эго. Моё понимание основано на собственном опыте, а также на беседах с западными психологами. У меня ушло много лет на то, чтобы его распознать и описать.
Моё столкновение с «социальным „я“» началось, когда я прибыл на обучение в монастырь Таши Джонг.
Для того чтобы понять, какого рода обучение проходит тулку, я предлагаю вам представить всё самое хорошее и самое ужасное, что имеется в образовательной системе частных или государственных школ – в зависимости от того, в какой стране вы живёте. Вам предоставляется возможность учиться у великих учителей. В дополнение к правописанию, грамматике, лексике, истории, астрономии и каллиграфии вам придётся пройти обстоятельный курс по основам философии буддизма, досконально изучив не только слова Будды, но и работы всех выдающихся индийских и тибетских мастеров, ставших его последователями. Вы не просто постигаете ценность сочувствия, терпения и щедрости, но и овладеваете практическими методами развития этих качеств. Вы знакомитесь с обширной палитрой методов медитации и ритуалов, характерных для тибетского буддизма.
Первые годы обучения уходят на механическое заучивание текстов и ритуалов, чтобы тулку смог завершить учения или церемонию, если вдруг отключат электричество и все погрузятся во тьму (не самое редкое явление в таких странах, как Индия и Непал). Вы запоминаете определённое количество страниц – может, около двухсот в год, – а затем вас проверяют, насколько хорошо вы их заучили. Вам дают три попытки на то, чтобы пройти этот тест. Если вы провалитесь в третий раз, то снова садитесь за книги.
В то же самое время вам внушают идею, что ваша обязанность – не только в совершенстве освоить философию и практики, но и сохранить культуру, которой грозит исчезновение. Мудрость, накопленная мужчинами и женщинами за две тысячи лет, будет безвозвратно утеряна, если вы не будете уделять учёбе тех усилий, которых она заслуживает. Если не можете как следует сидеть, стоять, говорить и носить свою форму – красно-жёлтые рясы тибетских монахов, – вы не достойны благородной традиции. Вы – позор для своих учителей, своей семьи и бесчисленного количества существ, населяющих бесконечное число миров, которые зависят от вас и от того, как вы исполняете предписанную традицией роль. Слишком серьёзная ответственность для двенадцатилетнего мальчика.