Открытые дворы. Стихотворения, эссе — страница 23 из 32

между всеми на дно погруженными,

где отпечатки пальцев,

как денежки случайные на дне у подножья фонтана.

12

Все, что запомнил я – лишь вас,

Чудесные люди иные.

Ваш мир – мир счастливый,

Как капельки денег на весеннем

снежном крыльце…

А этот трамвай к больнице твоей не спешит,

и лебедь скольжения тишины

над черкизовским черным прудом…

и домов отпил или сруб…

дом, что сгорит, переправившись

в вечный запах.

Где же мост между теми

зубными железными длинами

и летней цветочной сухой слюной

Между мной и тобой

Между мной и тяжелым хлястиком

ноющим…

Жаль… только жаль мне тебя…

…и пуговицами хлястика, что тяжелым

грузиком реет всю ночь над твоим окном.

В комнате прошлой твоей в шесть часов

открывалась тьма в сонной щепоти

и разжимке под шелест и шепот

и уход твой из комнаты в снежных висках трамвая,

в их боярских красных обводах

и в пышных тулупчиках снежных одежд.

Я ушел из комнаты этой… как и ты тогда уходила

в новый холодный день,

я шел сквозь мерзлые чертежи,

которые я не знал,

если запах-борец возник

этим зимним разорванным днем,

значит летопись жизни не зря томилась в печах,

значит не был исчерпан ни щебень,

ни песок мелочной под лопатой во рвах.

Значит, я облако жизни чужой отъятой

этим утром над собою провел

и туманом тихим во мгле осадил

этот медленный

вечно свежающий запах-борец.

13

Пусть изюминка или кислинка долгой дороги

Куда? – в никуда…

К этой летней заставе приводит.

Пусть же возникнет опять… ситец, сатин

и другие простые названья

глубоководных наших ночей,

над которыми мы проводили

время между рожденьями.

Все танц-облавы, статуи в побеленных нишах

и над стадионом дневным облака…

И ты человек, весь сотканный из черешни,

ты посмешище с пятипалой лапкой,

повергнутый в вихрь движенья.

Суровой музы́ке молчанья

не дать ничего от себя отстранить

и всем хороводом имен и длиннот всех дней

обрушить свирепую поросль

на все подобия крылышек платьев людей,

суровую песнь ночную петь,

и щеки стальные свои колоколом рук остужая.

14. Возвращение

Вот я вернусь в город.

Гладкий закат ляжет на поздних карминных щитах.

Медные краны закрыты.

Пусть же ворвется сквозь трубы, очерченные,

голубыми ночными губами,

сквозь летние створы

медных величественных отверстий

подземного ледяного града струя.

Кто провозвестник ночи города прежнего?

Темным периодом хлынет подземный

косой дождь.

Будет бульвар шуметь.

Память, память снова вернись.

Помнишь ветер, идущий от парусной низкой реки?

И рассветающих ягод на парусе горсть,

Амальгамы дрожащий туманный листок

подъязычный.

Игол и ягод нутро.

Утро и серебра звериного пепел холодный…

В старой квартире настороженное утро.

Снова земля… И от века мы с нею.

Наше спокойное утро, ушедшее печальным

вослед парусам.

Тихо… томящийся пепел во тьме табака

крепости стиснутой твоей руки.

Я не уйду, я не уйду никуда, любимая,

поздней тени твоей уходя вослед,

парусу серому языку серой сливовой лавы,

погасшей в базальтовом пепле асфальта.

Уйдем же, любимая, от реки, разлетимся, как пепел,

в волосы нежные уходящие

и встряхивая пепел в угли воды

разлетимся… и больше… вернемся…

нет… снова вернемся в другого,

но уже не в себя мы вернемся,

и я доскажу, разлетаясь.

Часть третья
Вступление

Времена… Пробужденье…

И твой профиль орлиный

над небесным огнем

и черной смолой пустынь

Волосы морские, лепечущие иглами соли,

уходящие к горизонту…

волос полузакрытая тьма…

Только плещется в комнате вешней

Томительный хлад пробужденья

За яблоками глаз.

И веки, что ты, когда-то сомкнул,

Печатью закрытой

Дымным утром становятся.

Эти конверты из времени извлеченные…

Их ждут вестовые суда,

Гербы почтовые сохнут

(Почтовый чиновник нейдет)

Так дымный твой профиль горит

в предрассветных лучах,

И в пы́ли холодной приходит чиновник

во мгле.

Он летнюю рвет парусину,

И медные долгие волосы проволок встретит

И ветхий, в сломавшейся извести,

пропитанный слюною конверт

С глубокой волной, дохлестнувшей сквозь сон

Что меж пальцев пронзят брючною теневой

бахромой и солью осядут во сне.

1. Морское путешествие

Море безгрешно…

Но между узоров, узлов,

Смуглых плеч, в памяти погребенных,

Летних гравийных бухт

Путь мой во тьме морей.

Парус синий по детскому рельсу в асфальте

прошел,

Когда сиреневых красок шепот рассыпан

был на полу,

Люки, педалью открытые двери,

Стеклянные мухи,

Заключенные в огнегорлые стены.

Золоченые сетки на маяках в светлицах

Над Пропонтидой.

Но все города, недра гор,

Обернувшихся сиреневым краем без трещин,

Потопленные косы, полегшие в сухой земле

долины,

Солдайя,

Откуда твой дальний и утренний треугольник лица

Бледным воспоминаньем морочит черную бухту.

Виноградники, где корабли заблудились,

В покое

Немощное море

И путь земельный мой во тьме моей.

2

Голоса мне слышны ваши из под купола моря,

Вещи вещей

И друзья мои все…

Будто эхо меж скал раскаленных:

Ты… и ты… и ты

Голоса, замершие в августовской тишине,

Словно дымный медузы листик вянущий

Как же назвать мне вас,

Чтобы вы погрузились во врéмя,

Чтобы ты не ушла из него однажды

с гремящею галькой подножья?

Разве очки твои хрусталевидные

С огненной панорамой

Не были раньше в мире

И не старше медуз,

Созданных из парашютного шелка?

Разве не дети твоих волос золотистых

Деревья остроконечные эти?

И генуэзской крепости холм над летним плечом твоим

Слово молчит,

И время между иллюминаторов спит.

Серою цифровою медузой

Безвидный корабль слепит свой защитный торс.

Влагой иной и пыльцою пронизаны

бабочки крылья фанерного

у выхода сада морского…

И никуда не отписаться

От воды с прозрачной щекой

Под плоскою мискою денег…

И чебреца расписка в безврéменьи слова.

3

Ягод черных ты видел кусты

И сквозь них поляну

под солнцем…

Что для вас смерти страшней? —

Бессмертье?

Почему же от ушка ягоды

вьюга застывшая?

По шагам уйдет она

На поляну горчащую…

Если зеленый застенчивый свет…

Не уходи…

Ты пред светом предельным,

Сверкнувшим из глаз твоих

И из мякоти

Раскрытой ягоды мира…

Ты пред светом

На спи́ну падешь,

Зажав в руке ежевику земную.

Контур лица твоего —

Гребень города низкого —

Словно ты прощальным городом стал.

Да, городом стал,

Да, родимый,

И пред лицом ее под солнцем

Что ягоду тебе протянула

Скрылся в дали́ городской.

4

Если бы нового я не встречал ничего

В осенних бульварах московских,

Чтобы я делал…

Ветер минует меня

И край ослепительной кожи формует

Каждую новую жизнь поминутно.

Новую жизнь… но где он, прошедший,

Серебривший следы и слова в сером песке

городском,

Что выбрал я, как рыбную снасть

С пола осенних улиц.

Вода сверкает…

Ты мне прошептала в глаза,

Но что, я не знаю…

Чтобы время вернуть – его надо построить опять…

Нависшие резные балюстрады,

Фонарики бульваров незнакомых

Горят подсвеченной бумагой

И справа – масло,

Слева – воздух.

Но почему же нельзя не рыдать,