– Как думаешь, сколько времени нужно, чтобы запеклось? – спросил мужчина.
– А ты не знаешь?
– Откуда?!
– Ты так уверенно готовил, что я решила…
– В книге все доступно написано. Только последний этап какой-то размытый. Запеките и все.
– В какой книге?
Ренрих кивнул головой. Я оглянулась и только теперь увидела раскрытую книгу большого формата. Странно, что она раньше не попалась мне на глаза.
– Рецепт номер шестьсот девяносто девять, – подсказал Ренрих. – Картофель, запеченный с яйцом.
Я закрыла книгу, рассматривая светло-зеленую обложку с выгравированной золотистой надписью «Кулинария» в вычурной рамке. Ниже была выдавлена цифра «1960». Да эта книга старше меня!
– Я чай на еловых ветках заварил, – добавил Ренрих, видимо, чтобы окончательно меня добить.
А ведь для выпускника продвинутой технологической эпохи он неплохо справляется с… хм, примитивным существованием. Печку вот освоил, догадался еловые ветки в чай запихать. Картошку запек по рецепту… интересно, он наугад книгу открыл или всю прочел? Для ознакомления, так сказать, с малознакомой областью знания…
– Откуда ветки взял? – деловито спросила я.
Ренрих указал большим пальцем через плечо в сторону окна. Ага, выходил из хижины, значит. Заливал-то, что не может!
– Наблюдатель все еще там, – заметила я.
– А я за ограду не выходил, – пояснил мужчина.
– Понятненько, – протянула я, хотя ничего мне было не понятненько. – Так что это?
– Благодарность, – поразмыслив, решил Ренрих.
– Вот как?
– По крайней мере, предполагалась именно она. Просто… ты права, я вел себя неподобающе.
Настроение было все еще пакостное, хотя постепенно мрак рассеивался. Невозможно злиться, когда так пахнет едой и так тепло… Поэтому первый порыв съязвить быстро угас. Я просто промолчала.
А Ренрих продолжил:
– Я понял, что был неправ. Подумал, что надо хоть как-то отблагодарить. Решил начать с малого… Есть будешь?
– Спрашиваешь!
Между нами не было натянутости. И тишина вовсе не казалась тягостной. Ну, то есть, как тишина? Ренрих уплетал собственноручно приготовленную еду так, что за ушами трещало. Я невольно усмехнулась. А потом спросила:
– Откуда знаешь, как обращаться с плитой?
– Видел как-то похожий агрегат в ретрофильме. Там интерфейс был попродуманней… Наверное, какая-то более поздняя версия.
Интерфейс ему! Ох уж эти жители фантастического будущего!
– То есть, ты решил, что остаешься здесь? – осторожно спросила я.
– Деваться все равно некуда, – заметил он. Вот так, Вика. А тебя просто в известность поставили. Если ты все еще сомневалась.
Я вздохнула. Если Ренрих и намеревался извиниться, то определенно решил ограничиться программой-минимум.
Впрочем, гнать его за порог я не собиралась. И дело не в сытой ленивости. Все же персонаж, какой-никакой. А мы в ответе за тех, кого… хм, придумали. Наверное.
Следует признать, Ренрих действительно стал вести себя… разумней. Не торопил, не раздражался. Мы перешли в гостиную и сели у камина.
– У тебя здесь нет никаких средств связи, – заметил Ренрих.
– А зачем тебе? – спросила я. – Хочешь с кем-то связаться?
– Просто удивлен. В наше время люди просто не могут без техники, обеспечивающей нормальный уровень жизни. Особенно женщины. А у тебя тут – дрова, воду нужно со двора таскать, душевой кабинки нет.
– Баня есть на заднем дворе.
– Это та, у которой дверь почти оторвана? Как я понимаю, ты ею не пользовалась. Подглядывать тут, конечно, некому, но сквозняки…
– Я же сюда не в бане париться прихожу.
– А зачем? – заинтересовался Ренрих.
Я пожала плечами.
– За вдохновением. Когда совсем туго с ним становится.
– Эти унылые стены тебя вдохновляют?
– Что ты понимаешь! Здесь тихо и ничего не отвлекает от работы. Есть все, что мне нужно, чтобы сосредоточиться на книге. А еще – здесь уютно.
– Я думал, женщине одной в лесу должно быть как минимум страшновато.
– Во-первых, я в лес особо и не ходила. А во-вторых – в этом доме много такого, что напоминает мне о маме. Посуда, обои на стенах. Это детали, которые попали в мои книги благодаря маме.
Ренрих не усмехнулся, он скорее был заинтересован и смотрел выжидающе.
– Мама много всего собирала. Эту привычку она переняла от бабушки. У нас хранились самые разные вещи, порой совершенно бесполезные. У нас была даже маленькая коллекция чайных ложечек. И мама знала, в каком году купила каждую из них. Папа ворчал на нее – мол, зачем тебе вся эта ерунда. А мама говорила, что я должна хоть немного представлять, в каких условиях жили ее родители. В детстве я любила рассматривать предметы. Некоторые из них имели свою историю. О том, как попали к маме или бабушке. Или это была какая-то традиция, которая с ними связана. Вот я и придумывала истории для остальных вещей, чтобы им не было обидно. А потом мама отдала все старье, даже коллекцию билетов на автобус, в школьный музей. Я так хорошо их запомнила, что они как-то сами собой начали проникать в мои книги. А оттуда, видимо, в хижину.
Ренрих задумчиво посмотрел на ложечку, которой помешивал мед в чае.
– Выходит, – произнес он, – ты сидишь в этой чаще не потому, что боишься людей?
– С чего ты такое взял?!
– Человек, который вместо того, чтобы жить своей жизнью, придумывает чужие, должен быть… немного ненормален, – выдал отрицательный герой свою точку зрения. Весьма своеобразную, следует заметить. – Воспоминания создают для тебя комфортные условия. И они же вдохновляют.
– Ну… в какой-то мере, – признала я.
– А что за закрытой дверью? – спросил мужчина, указывая пальцем на подпол. Там, на самом деле, был полноценный подвал. Который действительно был заперт.
– Зачем ты туда полез? – поинтересовалась я.
– Душ искал, – признался Ренрих. – И решил, что ничего хорошего там быть не может.
– Конечно, – со всей серьезностью подтвердила я. – Просто я автор – Синяя Борода. А в подвале я запираю персонажей, которые слишком много знают!
Ренрих усмехнулся.
– Вообще-то, ни о чем таком я даже не думал. Врешь ты все! Так что там?
– Мой писательский архив. Рабочие материалы. Ну, знаешь, разные заметки, зарисовки, цитаты, вырезки из статей. Что-то вроде набросков, которые делают художники, чтобы потренироваться. Скетчи.
– Целая комната?
Я кивнула.
– В реальности они, конечно, выглядят несколько иначе. Я просто храню в папке с черновиками дополнительные сведения или сохраняю ссылки на нужные ресурсы. В книгах делаю закладки… В общем, пока работаю над книгой – храню поближе нужную литературу.
– Погоди-погоди, – усомнился Ренрих. – Я так понял, что ты развлекательную литературу пишешь. Романы о том, чего на самом деле не бывает.
– Это же не значит, что я совершенно не готовлюсь! – возмутилась я.
Ренрих подпер щеку кулаком и взглянул на меня с откровенным сомнением. Вроде как вызов бросил.
– Честно сказать, когда я прочел твою книгу о нашем мире, очень удивился, – Ренрих едва заметно поморщился, произнеся это «нашем мире»; видимо, согласие на депортацию далось ему не без труда. – Ты уж извини, но описания у тебя так себе. Особенно те, что не касаются тонкой внутренней организации отважного Рона и красоты тех девиц, которые им восхищаются.
– Эй! – возмутилась я. – Там много деталей! И приключения есть!
– Вот я и говорю: как из такой невнятной книги получился такой упорядоченный мир. Долго же ему пришлось… ладно-ладно, не пыхти, признаю, есть в книге приключения!
Я погрозила ему пальцем.
– Вот то-то же! Разумеется, у меня получается гораздо больше материала, в книгу входит далеко не все. Тут важно, чтобы читателю было интересно!
– Тогда зачем? Ты ведь могла ограничиться…
– Но я должна знать, как функционирует мой мир! Не досконально, конечно.
– Да уж, я понял. В риммейль-двигателях ты совершенно ничего не смыслишь!
– Но ведь работают? – уточнила я, не сомневаясь в ответе.
– Работают-работают!
– А почему мы обсуждаем меня? – спросила я, слегка раздраженная его претензиями. Хотя в глубине души я понимала, что для Ренриха, может, мое существование, также странно, как и для меня – его собственное. Поэтому вопросы сами собой возникают…
– Потому что я не могу рассказывать тебе о себе. Особенно то, чего нет в книге. А в книге обо мне, как ты помнишь, три абзаца. В прологе, разумеется, было больше, но я тебе почти все выложил. Есть опасность, что скажу лишнее. А для меня это… нежелательно. К тому же, история может не получиться. Ты говорила, что у тебя нет вдохновения. Значит, я просто помогу его вернуть.
Действительно, просто. Подумаешь, вдохновение – ерунда полная! У меня аж глаз начал дергаться. Хотя, казалось бы, ну, что такого Ренрих сказал?
– А ты только под вдохновение пишешь? – не замечая моего состояния, поинтересовался этот отр-рицательный герой.
– Почему, не только. Основная часть работы над книгой – это именно работа. Сидишь, переставляешь фразы, следишь, чтобы все детали были на месте. Но для этого нужно хотя бы начать. Тем более что тебе подавай «настоящую историю».
– Ты все-таки иногда слушаешь, – хмыкнул Ренрих и вдруг спросил: – Я тебя так сильно напугал в прошлый раз?
– С чего ты взял? – нет, правда, вот это вопросики! После того, как я его не выгнала и разделила с ним, так сказать, картошку мира.
– Ты какая-то зажатая. Даже когда забываешься, хмуришься. Обычно люди расслабляются. По-другому реагируют. А ты вроде как ждешь подвоха.
– Будто подвоха не может быть, – хмыкнула я.
– Ладно, я заслужил. И все же, у тебя что-то случилось.
Наблюдательный какой! Я едва не ответила как есть: мол, дело вообще не в тебе, а в Ване, о разговоре с которым я никак не могу перестать думать. Он держал меня, будто петля. Кажется, я сама это лишь теперь осознала.
Но вот Ренриху об этом знать незачем! Не собиралась я делиться с ним своими бедами.