Открытый финал не подходит — страница 18 из 19

Что же, спасибо за подсказку.

Не будем привязывать Ренриха силой.

Ведь можно сделать по-другому.

И весь текст, который я уже написала, с этой загадочной шпионкой, которая ищет, где купить экзотическую морскую свинку… все это очень кстати. Просто не относится к началу. И ведь я уже придумала.

Итак, экзотическая свинка – незаметный персонаж из чужой книги. Причем там, в «родном» произведении она была самым заурядным персонажем, настолько второстепенным, что ее исчезновение со страниц могут просто не заметить. А вот в какой-нибудь далекой-далекой галактике она окажется весьма дорогим экзотическим зверьком. И если книга никак не пострадает – то почему бы не воспользоваться случаем? Вот шпионка и пользуется. А Ренрих?.. А для Ренриха это – всего лишь одно из дел, вот. Потому что он тем и занимается, что помогает «неудобным персонажам». Как помогает? Ну, как… А у него индивидуальный подход, вот! Например, свинку нужно просто вернуть в книгу, пока ее не вычеркнули. Потому что, если исчезнет свинка, героине милой, в сущности, истории, нее понадобится заходить в зоомагазин на остановке, где она по ошибке вышла. И пойдет она в пекарню. Или в парикмахерскую… А в зоомагазине работает чудесная девушка, которая может исчезнуть из книги. И наш благородный рыцарь… В другом случае Ренриху придется помочь вычеркнутому из сюжета персонажа подобрать новый – сравнительно безопасный – мир. А почему сам Ренрих все это делает? Ну… потому что он нарушил правила, вот. А нарушать правила очень и очень нехорошо. И вот когда Ренрих отработает свой проступок, ему дадут возможность выбрать новый мир. Любой. Потому что он не принадлежит ни одному миру лишь из-за того, что сам не признал его своим. Вот и весь секрет.

Выбрать должен Ренрих.

Три ночи я почти не спала. Первая история была завершена к тридцатому декабря.

И во сне я, неожиданно для себя, вновь оказалась в лесу. Филин в человеческом облике сидел на огромном пне, подобрав ноги и обхватив их руками. По старой привычке пытался превратиться в шар.

– Ну, это уже ни в какие ворота, Виктория Романовна! – вместо приветствия начал он.

Сердце в груди бухнуло, как огромный барабан.

– И вас с Новым годом! – ответила я.

– Да? Ну, у вас-то, конечно… С праздником! Но послушайте, это уже перебор! – в руке у Филина вдруг образовалась пачка бумажных листов. Это была распечатка черновика, которую я редактировала. Всегда распечатываю экземпляр – так легче заметить ошибки при вычитке… На полях виднелись мои пометки, сделанные зеленой ручкой.

– У вас же тут написано… раньше никогда и никому не давалась возможность самому… без притирки, просто по желанию.

– Так придумалось. Ведь работает? – спросила я.

– Да, сюжетная линия держится уверенно, хотя новая реальность и не сформировалась.

– Ну и ладушки, значит, вам не нужно тратить энергию на новый мир, да? – я мило улыбнулась нахохлившемуся Филину.

Тот неожиданно погрозил мне пальцем.

– Вам придется разделить ответственность. Раз уж этот ваш персонаж без определенной реальности, установилась его временная связь с хижиной. И я останусь в качестве наблюдателя.

Я радостно кивнула.

– Но, скорее всего, вы не сможете увидеться с Ренрихом.

– Почему?!

– Потому что он уже находится на сюжетном пути. И вы – при всем моем уважении – все же не можете попасть в книгу.

– А как же…

– Если вы о том пласте литературы, который посвящен попаданцам, то заметьте: хоть авторы и пишут от первого лица, это самое лицо принадлежит их персонажам, а не им самим.

– Не всегда. Может же…

– Чего только авторы ни пишут, – смирившись, признал Филин.

– Творческое допущение, – подсказала я.

– Уху, – уныло согласился Филин.

***

Филин оказался прав. С тех пор я не видела Ренриха, хотя в хижине периодически появлялись следы постороннего присутствия. Ренрих был небрежен и часто оставлял на столе немытую кружку. Сначала я обрадовалась: какое-никакое, а доказательство, что все у него в порядке. Потом начала раздражаться. А потом… в какой-то момент просто поставила рядом свою кружку. И в следующий раз обнаружила, что чашка полна воды, а в ней плавает странный пушистый зеленоватый цветок.

Потом Ренрих стал писать мне записки. Каждый раз они начинались со слов: «Ты, конечно, знаешь, что со мной произошло, но…» Он никогда не спрашивал, что будет дальше. А я не отвечала: Филин строго предупредил, что это нежелательно. Мало ли какие пойдут «возмущения». Уж не знаю, что там могли бы быть за возмущения, но я все же послушалась. Поэтому просто читала послания Ренриха и по большей части улыбалась. Ко всему, что с ним происходило, он относился с иронией.

Жизнь у меня налаживалась. С Иваном мы иногда сталкивались на улице, здоровались, и на этом, в общем, все заканчивалось. Я даже не интересовалась, появился ли у него кто-нибудь. Валю я ему бессовестно сдала. С сестрой мы, кстати, с тех пор не разговаривали.

Зато меня перевели в другой отдел и даже повысили.

Книгу о Ренрихе я писала целый год. Читатели утверждали, что в ней сильны мотивы поиска себя и своего жизненного пути.

Наверное, я специально затягивала с завершением. Слишком привыкла к нашим с Ренрихом воображаемым встречам, к его голосу, который я слышала каждый раз, когда читала очередную запись.

Но рано или поздно книга должна была закончиться. Я понимала, что Ренрих не в курсе того, что его ждет в финале. Он никогда не спрашивал. Наверное, ему Филин тоже сделал внушение.

После того как последняя глава была дописана, свидетельств возвращения Ренриха в хижину больше не было.

Ренрих выбрал свой мир и остался в нем. Вот и все, что я знала. По крайней мере, так сказал Филин. Правда, его «Вам совершенно не о чем беспокоиться, Виктория Романовна», не звучало убедительно. Хотя наблюдатель стал более открытым и… человечным, что ли. Начал понимать «информационную нагрузку» некоторых эмоций. Он время от времени заглядывал в гости. В хижину, разумеется. Появлялся со строгим видом, но никогда не отказывался от стакана молока. Или чашечки кофе с молоком. Чая с молоком. Какао… В общем, Филин любил молоко. Я не могла представить, что ему теперь придется вернуться к своему хаосу и слиться с ним, потеряв себя. И однажды задала прямой вопрос. Наблюдатель как-то неловко улыбнулся и сообщил, что его степень индивидуализации была признана критической. Так что теперь он что-то вроде посла доброй воли с правом неприкосновенности. В смысле – его признали самостоятельной личностью и освободили от необходимости возвращаться. Филин по-прежнему выполнял обязанности наблюдателя и вроде даже стал более эффективен, хотя это его озадачивало. Бедняга.

Был уже декабрь, стоял жуткий гололед. Я упала на пороге офисного здания, в котором работала. Получила сотрясение и сломала ногу. Пришлось обратиться к Вале за помощью. И сестра неожиданно откликнулась с таким энтузиазмом, что напугала меня своей кроткой заботой. Хотелось поинтересоваться: уж не подменили ли Валю двойником? Не то, чтобы мы помирились. Но что-то вроде нейтралитета между нами установилось.

И вот я сидела дома на больничном и пила кофе.

Новых книг пока не хотелось. Я после завершения каждой истории чувствую себя немного опустошенной. А тут…

Тут было другое. Я никак не могла попрощаться с Ренрихом. Книга была дописана, но я все еще… не знаю, даже подумала как-то: не взяться ли за вторую часть? Чтобы впредь не приставал к автору с жалобами на несправедливость!

А сам ведь поди даже не скучает. Для него-то куда больше, чем год прошел по сюжету. Да и потом, после завершения книги ему, наверное, пришлось согласиться на стирание памяти. Странно, что он меня помнил, когда уже оказался в сюжете книги. Честно говоря, об этом я Филина так ни разу спросить и не решилась. А вдруг он не в курсе, что Ренрих появляется в хижине?

Внезапный звонок в дверь отвлек меня от бездумного созерцания ночного неба за окном. Наверное, Валя пришла. Вечно она без предупреждения. Такое настроение испортила!

Я поплелась открывать.

И обнаружила на пороге вместо сестры бородатого мужика. Появление незнакомца заставило насторожиться. И вот чего я в глазок-то не заглянула? Сомнительно, что это – распространитель «Эйвон»…

– В общем, я к тебе… – бородатый тип встревоженно уставился на мою ногу. – Что случилось?

Здрасьте! Новый год еще толком не начался, а Павлики уже приезжают не в тот город и пытаются попасть в чужие квартиры?!

– И я вас ни с кем не путаю, Виктория Романовна, – сообщил вдруг бородатый, глядя на меня с прищуром.

До меня начало доходить, что голос знакомый.

Невероятно, настолько, что я даже попыталась оглядеться. На случай, если уснула и вдруг оказалась в хижине.

Но хижины не было.

А Ренрих – был!

– Тебе же неудобно, наверное, – сказал этот… теперь уже положительный герой. – Давай войдем?

Я попыталась отступить и чуть не упала.

– Так, – сказал Ренрих. – Лучше не двигайся. Я сам.

Пока я соображала, что же такое он «сам», Ренрих взял меня на руки. Очень аккуратно, чтобы не задеть мною что-нибудь в узком пространстве прихожей. При этом сам он оказался в квартире и еще эдак ножкой дверь прикрыл, не оборачиваясь.

– Куда нести? – деловито поинтересовался он.

– Обувь сними сначала, – ошалело повелела я и, протянув руку Ренриху через плечо, заперла дверной замок.

Правда, я все еще воспринимала происходящее как странный сон. Ну, потому что не может к автору персонаж в реальности заглянуть вот так запросто. Я, наверное, куда сильней головой ударилась, чем думала. Внезапные галлюцинации – это не шутки. Особенно если эти галлюцинации куда-то пытаются тащить вас на руках!

Не дождавшись от меня ни четких указаний, ни какого-либо сопротивления, Ренрих потащил меня в гостиную. Ботинки он, кстати, скинул. И теперь они небрежно стояли рядом с ковриком для обуви, и с них уже начало натекать.