Мне показалось, он не дышит, и я никак не могла заставить себя сделать шаг вперед. Но тут Ренрих, не открывая глаз, вздрогнул и застонал.
– Ренрих? – позвала я. Он что-то пробормотал в ответ, слабо дернувшись. И только после этого открыл глаза. Мутный у него был взгляд, болезненный.
Но главное: Ренрих был жив!
Я так обрадовалась, что тут же на него и наорала.
– Что с тобой?! Тебе плохо? Что-то болит? Чего молчишь-то?!
– Не тараторь, – поморщившись, прохрипел он и оглянулся, словно пытался вспомнить, где вообще находится.
– Давно ты тут? – я указала на одеяло. – Спишь… или в отключке?
– Всего помаленьку. Вроде недавно, – Ренрих, наконец, остановил взгляд на часах-ходиках, висевших на стене. Вздрогнул. Часы были в виде совы с циферблатом на круглом животе. – Минут тридцать… какой сегодня день?
– Здесь нет календаря, – ответила я.
Ренрих помолчал, потом спросил неожиданно:
– Воды можно? И чего-нибудь…
– Поесть? – предположила я. Он кивнул. Я вздохнула и отправилась на кухню. Сначала набрала воды из-под крана в граненый стакан и только потом услышала тихое непривычное гудение. Оглянулась и растерянно уставилась на маленький холодильник «Снегурочка» с длинной вертикальной ручкой на дверце.
Рядом на табуретке приютилась походная газовая плита на одну конфорку. Новенькая, блестящая черными металлическими боками.
Вот это ничего себе, загадала желание. А так можно было?
И какая скорость исполнения! Ведь только подумала…
А почему раньше не выходило? Неужели я до сих пор ничего не просила у хижины… или у этого места вообще? Поразмыслив, решила, что нет.
Меня все устраивало.
Я с любопытством заглянула в холодильник. Оказалось, он забит соленьями, пакетами, бутылками… Здесь было даже молоко в треугольной картонной упаковке! И ряженка в стеклянной бутылке с крышкой из фольги в розовую полоску. Похожие пробки хранились у нас дома. Мама в детстве коллекционировала самые неожиданные вещи, о ценности которых я бы даже не задумалась. Билеты на автобус, старые монеты, этикетки от спичечных коробков, наперстки… Потом она все передала музею в нашей школе. Маме выписали благодарность.
– Я думал, ты решила снег растопить, – послышалось за спиной. Ренрих стоял, привалившись плечом к дверному косяку. Губы его кривились в знакомой неприязненной ухмылке. Прямо от сердца отлегло. А то я уж думала, его подменили. Слишком мужчина был пришибленным, сам на себя непохож. Будто подменили. А теперь хоть какое-то сходство!
На содержимое холодильника он бросил такой жадный взгляд, что я подозрительно спросила:
– Ты что, не ел ничего?
– Была нужда…
– А это что? – уточнила я, подумав, что Ренрих меня попросту дурит. Вот откуда появился холодильник – следом за ним. Воображаемая реальность начала меняться, потому что наглый персонаж запустил какой-то неведомый мне механизм.
– А это – твое, – буркнул Ренрих.
Я аккуратно закрыла дверцу холодильника.
Шагнула к мужчине и протянула ему стакан. Достаточно резко, но все же не расплескала воду. Ренрих жадно принялся пить.
– Даже кофе не мог себе приготовить?
Мужчина неопределенно дернул плечом.
Оставалось сделать единственное логичное заключение:
– Ты совсем дурак?
Мужчина уставился на меня, сжимая стакан в руке так, словно хотел его смять. Но тут на кухню проскользнул дымокот, оставляя за собой в коридоре золотистую взвесь искристого дыма. Мявкнул, то ли просительно, то ли предупреждающе. Ренрих вздохнул. И с этим вздохом из него будто ушли остатки сил. Мужчина поплелся к столу. Я же взялась кормить кота. Достала молоко, налила в миску. Кот благодарно заурчал. В воцарившейся тишине будто заработал мотор. Я оглянулась. Ренрих устало смотрел на меня.
Даже как-то ругать его дальше расхотелось.
– Что же ты не ушел, раз такой гордый и у автора столоваться – выше твоего достоинства? – поинтересовалась.
– Не получилось, – просто ответил он.
Я приблизилась к нему и вылила остатки молока в стакан, который стоял на столе. Ренрих рассеянно потянулся. Я заметила, как он поколебался. Да что это такое? Подозревает, что я его отравила? Так вот же, дымокот лакает с удовольствием. Только брызги разлетаются. Неаккуратный котяра, что тут поделать.
Должно быть, Ренрих подумал о том же самом, потому что все же взял стакан и принялся пить.
– Ты филина видела? – спросил он после.
– Ну, – удивилась я.
– Ну! – передразнил он, будто я должна была усмотреть в этом какой-то скрытый смысл. – Не могу я уйти.
До меня начало доходить, что он подразумевает некое реально существующее препятствие.
– Филин тебя не пускает? – недоуменно уточнила я.
– Он – всего лишь наблюдатель.
– – Особо опасным не выглядит…
– Тебе было бы легче, если за дверью стоял великан с дубиной? Скажи ему, может, внемлет твоей просьбе. Вам, авторам, с ними легко общаться…
– Так что за наблюдатель? – перебила я.
– Просто наблюдатель, – пожал плечами Ренрих. – Ты не знаешь.
Я покачала головой. Судя по взгляду, которым меня одарил мужчина, не слишком-то мне поверили.
– Ладно, – легко приняла я его ответ и, выдержав паузу, небрежно поинтересовалась: – Яичницу с колбасой будешь?
Взгляд Ренриха стал растерянным.
– Буду.
– Приготовлю, – пообещала я. – Только надо как-то плитку зажечь. Из камина щепку достань, что ли…
Я тут же пожалела о том, что решила припахать Ренриха. Нет, конечно, пусть отрабатывает свое право на еду. Вот только: как бы он там не свалился опять.
– А спички тебе чем не подходят? – подозрительно прищурился мужчина, указав в сторону собрания банок с кофе. Между ними лежала вытянутый коробок. На этикетке был схематически изображены пятиэтажки, обрамленные пышными кустами. «Спички для газовых плит. г. Сиреневск», – значилось по контуру рисунка.
Вот интересно, а если я сани, запряженные оленями, закажу, чтобы под Новый год по воображаемой реальности покататься?..
Я поступила как Ренрих: не стала ничего объяснять. Сделала вид, будто все идет как надо.
– Сядь, – сказала я мужчине. Он выглядел так, словно вот-вот рухнет там, где стоит. Ренрих упрямо поджал губу. Я снова сделала вид, что не обращаю на него внимания и принялась за готовку. Ориентироваться в продуктах, предложенных чудо-холодильником, было сложновато. Масло, например, нашлось в картонной коробке с откидывающейся крышкой. Коробка внутри была выложена фольгой. «Масло сиреневское. Сорт экстра2». Но я решила для сытности блюда использовать сало, найденное в морозилке. Еще в холодильнике обнаружился приличный кусок сыра с вдавленными в него пластмассовыми циферками. А вот свежих овощей не было. Пришлось обойтись одной колбасой «Вареной особой, со специями». Мне кажется, если бы я все же хоть раз пошла через лес, рано или поздно выбралась бы к Сиреневску. Впервые захотелось посмотреть, так сказать, на «интеллектуальную собственность».
– Ты к майорану как относишься? – поинтересовалась я, перебирая приправы в бумажных пакетиках.
– А?
Я оглянулась. Ренрих смотрел на меня непонимающе. Понятно. Будет тебе яичница с майораном. И с перцем, и с укропом… и я решила, что с Ренриха будет достаточно.
Когда сало заскворчало на чугунной сковороде, я выложила туда колбасу, обжарила с обеих сторон, а потом одно за другим разбила семь яиц – все, что нашлось в холодильнике.
– Ты любишь с прожаренными желтками или жидковатыми? – снова обратилась я к Ренриху.
– Э…
Информативно. Вчера он был куда красноречивей. Или на такие случаи дурацких фразочек не заготовлено? Мог бы хоть: «На твой вкус, конфетка» сказать. А то немного волнительно. Вдруг у него мозг так завис, что впредь вовсе откажется внятные мысли производить? На самом деле, конечно, меня беспокоил истощенный вид мужчины. Как будто он просидел в хижине не один день, а гораздо больше. И если все это время он питался только печеньем (я заметила ополовиненную вазочку, значит, все же не погнушался взять… поди и кофе варил, просто решил некстати показать характер)…
Я приправила яичницу солью и перцем, добавила измельченных сушеных трав и прикрыла все пластиками сыра, которые через некоторое время начали плавиться.
Когда готовая яичница прямо со сковородой переместилась на стол (для таких случаев имелась чугунная подставка на ножках), Ренрих заметно оживился.
– Руки мыл? – строго спросила я, взявшись нарезать батон.
Ренрих нахмурился, словно заподозрил меня в очередном издевательстве. С тяжким вздохом поднялся и побрел к раковине.
Зато яичницу потом смел в мгновение ока. Я даже не успела чай по чашкам разлить! Справедливости ради, мне тоже был оставлен кусок. Кусочек… маленький такой… мне кажется, у Ренриха просто не хватило сил до него дотянуться.
– И тебе приятного аппетита, – с иронией произнесла я, усаживаясь за стол.
– Спасибо, – запоздало сказал мужчина. И на удивление, никакого недовольства в его голосе уже не слышалось. Но было что-то другое, настораживающее. Хотя я себе не могла объяснить, что же привлекло мое внимание.
– Стало лучше? – спросила я на всякий случай, хотя и так было видно, что его лицо приобрело здоровый оттенок. Ренрих осторожно кивнул, прислушиваясь к себе. Пробормотал:
– Если бы ты не вернулась, наверное…
Он не договорил, только усмехнулся.
Я кашлянула, напоминая о себе. Но Ренрих не собирался завершать фразу.
– В общем, – сообщила я, – я не нашла черновиков с твоей историей.
Он не удивился. Лишь покачал головой: мол, вы, авторы, такие небрежные ребята.
– И что теперь? – спросил он.
– Ну… ты можешь рассказать мне о себе подробнее, – предложила я.
– А! Персонажи не имеют права узнавать сюжет до тех пор, пока не будет написана книга, – со скучающим видом отозвался Ренрих, не глядя на меня. Ну, вот же, вот! Узнаю прежнего мелкого мерзавца! Я невольно улыбнулась. Ренрих принял это за сомнения и нахмурился. Повторил: – Нельзя. Это закон.