253, по подзаголовку "сказка о всех пяти земных счастьях": в ней описан 1762 год, воцарение Екатерины II. Споры на вечные нравственные темы ведут Ломоносов, Алексей Орлов, Миних, последний декларирует: "Власть, желающая держаться прочно, должна внушать людям либо любовное уважение, либо сильнейший страх". Повесть Алданов назвал «сказкой», но вкладывал в это слово особый смысл. Характерные признаки сказки, по его определению, «отрывочность, сухость психологического рисунка и подчинение всего основной идее».
Другая философская повесть "Могила воина"254, "сказка о мудрости", рисует Байрона и Александра I. Не вошла в серию, но примыкает к ней повесть "Бельведерский торс"255 – одно из немногих произведений Алданова, где тема России отсутствует. Эту повесть о неудавшемся покушении безумца на жизнь римского папы Пия IV очень высоко ставил писатель Гайто Газданов: ему нравилось, что "фигура официального героя повести обманчиво-центральна" и по мере действия отходит на второй план. "Но зато мы читаем о конце жизни Микеланджело, об искусстве и – как всегда у Алданова – об ужасной тленности существующего"256.
Малый эпический жанр привлекал Алданова на протяжении всего его творческого пути. В 1921 г. писатель начал с повести «Святая Елена, маленький остров», в 1957 г., уже после смерти автора, увидела свет его последняя повесть «Павлинье перо»257. В начале 1930-х годов Алданов делился с И.А. Буниным такими размышлениями: «Романа из эпохи 17-го века я писать не буду, – только потратил время на чтение множества книг: убедился, что почти невозможно проникнуть в психологию людей того времени. Дальше конца 18 в. идти, по-моему, нельзя»258. Однако, как видим, всего через несколько лет Алданов в «Бельведерском торсе» описывает еще более раннюю эпоху – XVI век.
Микеланджело в «Бельведерском торсе», Ломоносов в «Пуншевой водке» страдают одной и той же «высокой болезнью»: ищут и не могут найти совершенства, тяготятся контрастом «неизмеримой обширности всемирного строения» и слабости, тленности человека. Подзаголовок «Пуншевой водки», «сказка о всех пяти земных счастьях», подчеркивает авторскую мысль: каждый ищет и находит для себя счастье по-разному, чем выше и мудрее человек, тем реже он бывает счастлив, но мудрец знает мгновенья счастья, недоступного простым смертным.
Г. Газданов в рецензии на «Бельведерский торс» высказывает общее мнение о прозе писателя: «Небольшая книга Алданова отличается, как все, что пишет Алданов, необыкновенной насыщенностью и тем совершенством изложения, которое сейчас недоступно громадному большинству русских писателейми »259.
В канун второй мировой войны Алданов пишет современный роман "Начало конца"260. Название означало: начало конца передышки между двумя мировыми войнами, а кроме того: начало конца стареющих героев. Все они добились многого в жизни, но теперь уже со стороны смотрят на пройденный путь, обнаруживая, что все, во что верили, к чему стремились, – или не сбылось, отвергнуто историей, или сбылось, но приняло такие уродливые, извращенные формы, что лучше бы не сбылось вообще. Горечь замысла контрастирует с острой уголовной интригой.
Первый том романа вышел в 1938 году. Между тем это произведение стало самым крупным событием в жизни Алданова и американских лет: в январе 1943 г. оно удостоено высокой литературной награды, а сам писатель избран лауреатом Клуба «Книга месяца» (такой же высокой чести был удостоен роман другого писателя-антифашиста, Томаса Манна, «Иосиф и его братья»). Алданов дает многочисленные интервью, его фотографии появляются в газетах, книга в течение года выходит несколькими изданиями, в том числе – массовым в бумажной обложке (paperback), общий ее тираж достиг 320 тысяч экземпляров. За своего друга порадовался В.В. Набоков: «Ваша книга предвещена четверкой аврорных статей в «Бук оф дзи монтс». Не только он, вся русская колония в США восприняла награду как собственный успех. «НАША ВЗЯЛА!» – написал заглавными буквами в поздравительном письме профессор Н. Вакар из Бостона, Массачусетс.
Самый авторитетный в те годы американский специалист по русской литературе Эдмунд Уилсон тоже поздравил Алданова: «Это, вне сомнения, один из лучших социально-политических романов, написанных в последние годы в Европе». В ноябрьском номере «Atlantic Monthly» появилась статья Уилсона, обзор русской литературы от Пушкина и Грибоедова до наших дней. Алданов представлен как наследник классической традиции, ему отведено немалое место.
Публикация романа, начавшись в парижских «Современных записках» с № 62, 1936, продолжалась вплоть до последнего номера (№ 70, 1940), где под очередным отрывком значилось уже ставшее привычным читателям: «продолжение следует». Но продолжения не последовало, Париж пал, журнал был остановлен. Работу над рукописью Алданов заканчивал в США, текст последних глав появился в «Новом Журнале», № 1-3. Одновременно готовился английский перевод, озаглавленный «Пятая печать». Он-то и принес Алданову и деньги, и славу в Америке.
Вызвал жаркие дебаты: зачем в разгар войны автор неодобрительно отзывается о нашем союзнике, о дяде Джо? Коммунистическая газета «Daily Worker» упрекала его в скрытом пособничестве нацистам, а один из членов правления Клуба «Книга месяца» профессор Колумбийского университета Дороти Брюстер в знак протеста против выбора Клуба вышла из жюри. Весьма хладнокровно реагировал на шумиху Набоков: «Шум, поднятый копытцами коммунистов, скорее приятен».
Время действия романа – канун второй мировой войны, эпоха 1937 г. в СССР и Гражданская война в Испании. В воздухе, кажется, разлито предчувствие катастрофы. «Афоризм «после нас хоть потоп» устарел, – говорит один из персонажей. – Мы с вами еще покатаемся по волнам потопа». «Начало конца» мирной передышки между двумя мировыми войнами, первые признаки кризиса коммунистической идеологии.
Предваряя журнальную публикацию романа, Алданов выступил со статьей. Упрекал русскую эмигрантскую литературу в том, что она не касается перемен в советской жизни последнего десятилетия, а между тем со стороны виднее: советским писателям, изображающим сталинскую современность, доверять нельзя. Сам он пришел к выводу: никакого «нового советского человека» в природе не существует, и советская жизнь не так хороша, как ее изображает газета «Правда».
…Среди персонажей, вместе едущих поездом на дипломатическую работу из Москвы в одну из западноевропейских столиц, по-видимому, в Брюссель, крупным планом выделены трое – видные государственные деятели, немолодые люди. Советский посол в молодости был меньшевиком, он очень боится, что давний грех ему припомнят. Командарм, в прошлом генерал царской армии, убеждает себя, что России можно служить при любом режиме, но в Мадриде в момент истины ему откроется: «Торжество зла, и я во всем участвую, дурак на службе у злодеев…» Третий – международный революционер-коминтерновец, соратник Ленина, убежденный, что после Ленина наступила эпоха, лживая насквозь: отправили на тот свет миллионы людей, остальных запугали, партия – «когорта политического преступления». Рисуя с симпатией своих героев из СССР, незаурядных, талантливых, писатель подчеркивает, что их характеры деформированы и иначе не может быть при тоталитарном строе: одно думают, другое говорят. Возникает традиционный для русской литературы вопрос: кто виноват? На заднем плане повествования маячит образ великого «вождя народов».
Очаровательный крохотный эпизод: одна из героинь романа, служащая советского посольства, пишет в свободное от работы время рассказ на модную тему о вредительстве. Она хотела бы закончить свой рассказ не как у всех – разоблачением злодея, а иначе. Перебирает варианты. Ведь не сценой же казни? – так не бывает в произведениях социалистического реализма. Тогда, может быть, сценой раскаяния: «В камере районного прокурора, наверное, был портрет Сталина. Что если, взглянув на это лицо, Карталинский в порыве душевного раскаяния перейдет на сторону советской власти?» Имя «великого вождя» в контексте общепринятой лжи. Второй раз «имя-знамя» возникнет на последней странице романа. Маститому французскому писателю, члену Академии бессмертных, тот же посол предлагает сделку: в Москве издадут его собрание сочинений, заплатят долларами, но с непременным условием, что он должен отправить в адрес Сталина телеграмму в поддержку показательных процессов. И происходит нечто небывалое. Стены королевского дворца, где происходит разговор, в первый раз за столетия своего существования слышат слово не из литературной лексики, а бранное, невозможное «merde!» Имя Сталина в романе Алданова – это имя вдохновителя и организатора массовых убийств.
Очень интересна в романе сюжетная линия, восходящая к «Преступлению и наказанию». Алданову представлялась фальшивой одна из главных идей Достоевского – идея очищения страданием. Почему так бегло и неубедительно в романе дано наказание – каторга, эпилог? Но описать каторгу по-настоящему означало бы наказание тоже изобразить как преступление. Не пришлось бы тогда очищать страданием и каторжное начальство? Алданов переписывает-переиначивает историю Раскольникова, перенеся ее во Францию 1930-х годов, и обнаруживает, что современного юношу-грабителя, замыслившего убийство, совершенно не терзают ни нравственные, ни духовные проблемы, для него лишить другого человека жизни, не оставив улик, – всего лишь интересная техническая задачка, способ самоутвердиться. Арестованный, отданный под суд злодей ни малейшего раскаяния не испытывает и на плаху идет как бы отрешенно – духовный предшественник террористов начала XXI столетия!