На следующий день в квартире у Фиделя была назначена первая рабочая встреча. Мы приехали туда к девяти утра. С нами был только переводчик. Фидель был один.
Только мы сели за стол, как раздался звонок из посольства. Я подошел к телефону, и наш шифровальщик сказал, что поступила телеграмма от Н. С. Хрущева, который сообщает о кончине супруги Анастаса Ивановича. В полном расстройстве чувств я доложил ему о телеграмме Хрущева, не сказав, конечно, о ее содержании. Микоян попросил меня съездить в посольство, до которого было буквально минут пять на машине.
Зная, что Фидель выскажет Анастасу Ивановичу резкие суждения по поводу нашего решения вывести ракеты без консультации с Кубой, я тихо попросил секретаршу Фиделя Селию Санчес запиской предупредить его о случившемся, что она и сделала немедленно. Так что, пока я отсутствовал, Фидель не начинал разговора по существу вопроса и проявил к гостю максимум корректности.
Вернувшись, я вручил Анастасу Ивановичу телеграмму, в которой после соболезнований говорилось, что он может сам принять решение, возвращаться ли ему в Москву.
Воцарилась всеобщая растерянность. Переговоры так и не начались, мы вернулись в особняк, и Микоян уединился в своей комнате. Примерно через час он вышел и сообщил о своем решении отправить в Москву спецсамолетом, на котором он прилетел, прибывшего вместе с ним сына Серго. Поскольку вопрос сохранения пошатнувшейся дружбы с Кубой слишком серьезен, продолжал, обращаясь к нам, Анастас Иванович, он видит свой долг в продолжении переговоров, тем более что его возращение в Москву горю уже не поможет…
Этот поступок А. И. Микояна снискал ему всеобщую симпатию кубинцев и, повлияв эмоционально на ход переговоров, привел к потеплению наших отношений. В тот же день Анастас Иванович получил соболезнование, подписанное всем кубинским руководством. Его навестили жены руководителей республики. А вечером Фидель Кастро и все его соратники посетили особняк, где жил Микоян, и лично выразили ему глубокое сочувствие по поводу тяжкой утраты. Анастас Иванович получил сотни писем и телеграмм от коллективов трудящихся и общественных деятелей Кубы
И когда через день возобновились переговоры с Фиделем Кастро и другими кубинскими руководителями, они, особенно в первые дни, шли уже, можно сказать, в щадящем режиме. Но все-таки беседы эти продолжались с перерывами целых три недели и временами были очень трудными.
Переговоры А. И. Микояна с Фиделем Кастро в Гаване и В. В. Кузнецова с представителями президента США и У Таном в Нью-Йорке постоянно координировались через Москву. Несмотря на то что в нашем проекте резолюции, представленном еще 23 октября Совету Безопасности ООН, предлагалось, чтобы США, СССР и Куба вступили в переговоры с целью нормализации обстановки и предотвращения военной угрозы, американская администрация демонстративно игнорировала Кубу и не желала вступать с ней ни в какие контакты. Делая явный расчет на унижение Кубы, Вашингтон хотел решать все вопросы только с Советским Союзом, без ее участия, даже те, которые прямо затрагивали ее интересы. И хотя Фидель как бы негласно участвовал и в переговорах Н. С. Хрущева с Дж. Кеннеди, и позднее — через А. И. Микояна — в переговорах В. В. Кузнецова с представителями президента США, так как без его согласия невозможно было достичь каких-либо результатов, все же формально, как того и добивались американцы, Республика Куба была отстранена от прямого участия в этих делах. И это обстоятельство, конечно, более всего удручало кубинских руководителей, затрудняя и наши беседы с ними.
Главная попытка американцев унизить Кубу заключалась в том, чтобы добиться нашего согласия на инспектирование их военными непосредственно на кубинской территории демонтажа и вывоза ракет. Разумеется, мы предложили американцам решать этот вопрос с правительством Кубы, и конечно же они от этого отказались. А Фидель сразу сказал Микояну, что Куба никогда не допустит на свою территорию никаких инспекторских групп — ни из США, ни от ООН. Почему бы, добавил Фидель, американцам не поверить в ваше джентльменское заверение вывести ракеты, если вы сами поверили в джентльменские заверения Кеннеди не нападать на Кубу? Да, Фидель не верил в обещания американцев и говорил, что любые наши уступки лишь приведут к выдвижению Вашингтоном новых требований. США, говорил он, будут использовать политику шантажа и запугиваний, ибо не понимают другого языка, кроме языка силы.
И даже когда в поисках выхода из создавшегося тупика мы высказали идею допуска инспекторов на советские суда, Фидель сказал, что это дело СССР, но что в своих территориальных водах Куба такого не позволит. Это не каприз, а защита наших суверенных прав, твердо сказал кубинский руководитель.
США еще долго продолжали настаивать на своих требованиях, но, убедившись в непреклонности Кубы, вынуждены были согласиться с планом погрузки незачехленных ракет на палубы советских гудов и фотографирования их со своих кораблей и самолетов в международных водах.
Фидель неоднократно говорил тогда, что если мы уступим американцам в вопросах инспекции, то они пойдут дальше и потребуют новых уступок. И надо отдать ему должное: уже в первых беседах он почти точно предсказал, с какими новыми требованиями выступят американцы, если мы в чем-то им уступим: 1. Вывод бомбардировщиков Ил-28, хотя эти устаревшие самолеты и не угрожают безопасности США; 2. Вывод быстроходных торпедных катеров типа «Комар»; 3. Вывод нашего воинского контингента; 4. Включение в состав кубинского правительства изгнанных революцией и окопавшихся в Майами буржуазных политиканов.
Нам же казалось, что Фидель слишком преувеличивает опасность, ибо мы полагали, что США, напуганные кризисом, удовлетворятся разумным компромиссом и не будут обострять обстановку. Но кубинский руководитель оказался прав. В течение первых двух недель переговоров американцы действительно выставили одно за другим почти все предвиденные Фиделем требования. Лишь на домогательство включить в правительство республики эмигрантское отребье они не осмелились, поняв, что это может привести к срыву переговоров.
В итоге, несмотря на длительное сопротивление кубинских товарищей, нам все же пришлось согласиться с американцами на вывод самолетов Ил-28 и торпедных катеров. Была достигнута договоренность об оставлении на Кубе военного соединения, которое могло бы оказывать кубинцам помощь в овладении советской военной техникой.
Переговоры в Гаване и Нью-Йорке завершились 20 ноября 1962 года — после того как президент США Дж. Кеннеди объявил о снятии блокады. Советские ракеты к тому времени уже были вывезены с Кубы. Советское правительство дало указание нашим вооруженным силам об отмене повышенной боевой готовности. Такое же указание последовало и от главнокомандующего Объединенными вооруженными силами государств — участников Варшавского Договора. Так закончился карибский кризис.
Что бы я хотел сказать в заключение как очевидец и участник тех тревожных и памятных событий?
Во-первых, объективный анализ ситуации, сложившейся осенью 1962 года, показывает, что размещение советских ракет на Кубе не породило, а, напротив, в конечном итоге предотвратило дальнейшие агрессивные и потому весьма опасные действия американского империализма в районе Карибского моря; это, в свою очередь, спасло революционную Кубу и заставило США, хотелось им того или нет, уважать суверенитет острова Свободы. За минувшие с той поры 26 лет Куба успешно продолжала строительство социалистического общества. Социализм заставил признать свое право на существование и в Западном полушарии.
Мне пришлось после кризиса проработать послом на Кубе еще более пяти лет, а затем много раз — в том числе и в нынешнем году — бывать в Гаване. Могу твердо сказать: наша дружба стала еще крепче.
Во-вторых, карибский кризис был детищем «холодной войны». Конфронтация между великими державами, сопровождавшаяся в ту пору политикой взаимных угроз, и стала фоном для событий осени 1962 года. Поэтому установка наших ракет на Кубе в тех условиях (подчеркиваю: в тех условиях!) была закономерной; ибо такой шаг, с одной стороны, защищал кубинскую революцию от внешней агрессии, а с другой — привел к равенству противостоявших друг другу сил, заставил США вступить в диалог с Советским Союзом на паритетных началах. А ведь паритет, примерное равенство сил и дали возможность для проводимого сегодня обеими сторонами равномерного снижения уровня вооружений.
В-третьих, именно после ликвидации карибского кризиса начались практические поиски путей к общему ослаблению международной напряженности, к разрядке, ибо всем стало ясно, что иной альтернативы сохранению мира на земле нет. При ликвидации карибского кризиса восторжествовали разум, здравый смысл. Поэтому мне хочется закончить тем, с чего были начаты заметки: именно тогда, 26 лет назад, в чрезвычайной ситуации был испробован новый подход к решению острейших международных проблем. Сегодня мы являемся свидетелями того, как целая система, именуемая новым политическим мышлением, прокладывает себе путь в качестве нормы международных отношений.
ЛЮДИ
С. А. Дангулов[35]Вершины горных хребтов (О Чичерине, чичеринской гвардии, их судьбах)
Кажется, Томас Хиггинсон, литератор и рыцарь чести, много сделавший для освобождения негров, сказал: «Великие люди редко бывают изолированными горными пиками, обычно это вершины горных хребтов». Есть некая тайна в том, как наша революция, стихией которой был народ, не успевший еще постичь высот образованности, выдвинула из своей среды «могучую кучку» интеллектуалов, которых эпоха назвала самыми образованными своими современниками. На Генуэзской конференции, на этом ристалище умов и эрудиции, знаменитый Ллойд Джордж, не без пристального внимания наблюдавший делегатов Советской России, не скрыл изумления, заметив: «Так, как знают европейские дела они, мы европейских дел не знаем». И поистине то были не отдельные пики, а цепь вершин.