Империалистическое понимание взаимозависимости включает в себя традиционные, хотя и подновленные в соответствии с условиями конца XX века представления о неравноправии участников мирового сообщества. Так возникает идея «асимметричной взаимозависимости», когда одни (их немного) менее зависимы, чем другие (большинство). Именно идея «асимметричной взаимозависимости» положена в основу политики коллективного неоколониализма. Социальный смысл империалистических форм взаимозависимости и взаимодействия — укрепление капиталистических отношений в «третьем мире», изоляция стран социалистической ориентации и их постоянное растворение в неокапиталистической системе будущего столетия.
Иной социальный смысл получают взаимозависимость и взаимодействие в советской концепции нового политического мышления. Мы видим их смысл в координации усилий всего человечества, направленных на предотвращение ядерной войны и — в принципе — вообще всех войн, на ликвидацию голода, болезней и невежества, на поддержание динамического равновесия между биосферой и техносферой. Стихийная взаимозависимость, порожденная объективной интернационализацией производительных сил, углублением — тоже стихийным — международного разделения труда, этих проблем решить не может. Чтобы стать предпосылкой целенаправленного взаимного действия, необходимость взаимозависимости должна быть осмыслена людьми. Новое политическое мышление ставит взаимозависимость и взаимодействие под контроль общественного сознания и тем самым превращает их в рычаг сознательного переустройства международных отношений.
Советское понимание взваимозависимости и взаимодействия исходит из признания полнейшего равноправия всех участников международной жизни. Взаимозависимость на базе независимости, взаимозависимость, отрицающая одностороннюю зависимость, взаимодействие как общее и взаимовыгодное действие равноправных партнеров — так ставится вопрос. Только полное равноправие, то есть равенство прав и равенство обязанностей, может придать такой характер взаимозависимости и взаимодействию, при котором все страны и народы будут постепенно выходить на один уровень пользования благами материальной и духовной культуры. Поэтому, в частности, Советский Союз активно поддерживает выдвинутую развивающимися странами концепцию нового международного экономического порядка.
Следует заметить, что и на Западе делаются попытки по-новому подойти к переменам на мировой арене, переосмыслить привычные позиции и роли. И прежде всего переосмыслить роль Вашингтона как непререкаемого и богом данного лидера «свободных» народов. Американцам (некоторым, по крайней мере) нельзя отказать в мужестве самокритики. «…США больше не хозяева своей судьбы, уверенно диктующие правила игры как друзьям, так и врагам, — пишет М. Руби в журнале «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт». — …Но наш ум не признает того, что знает наше сердце… Кажется, что наши союзники тоже парализованы. И мы, и они на словах признаем новую «взаимозависимость» мира и необходимость сближения, но никто не может до конца понять, как это делать, и еще меньше — какими должны быть компромиссы».
Разрыв между эмоциями и разумом — довольно распространенная болезнь переходных эпох. Время порождает эту болезнь, и время лечит ее, заставляет увидеть новую взаимозависимость без кавычек. Выступая в поддержку концепции «ответственного интернационализма», А. Шлезингер, профессор Нью-Йоркского университета, пишет в другом американском журнале, «Форин афферс»: «Это означает признание взаимозависимости как первейшего факта международной жизни. Это означает чуткость к интересам других стран, готовность консультироваться с союзниками и вести переговоры с противниками. Это означает поддержку Соединенными Штатами латиноамериканских мирных инициатив в Центральной Америке. Это означает новое, более активное использование Америкой Организации Объединенных Наций и других многосторонних организаций. Это положит конец неприятному зрелищу Соединенных Штатов, ведущих себя в мире так, словно они суть олицетворение закона, и восстановит историческую уверенность Америки, что мир, основанный на силе закона, соответствует национальным интересам». Что же, с таким пониманием взаимозависимости трудно не согласиться.
Демилитаризация международных отношений, на которую ориентирует новое политическое мышление, увеличение удельного веса общечеловеческих ценностей в мировой политике, постепенная выработка планетарного сознания, без которого невозможно эффективное взаимодействие, — все это позволит начать преодоление извечного противостояния политики и морали в международной жизни.
Фактический разрыв между политикой и моралью традиционен, он имеет силу предрассудка. Равно как силу предрассудка имеют и постоянные ссылки политиков на моральные соображения. Одно обусловливало другое. Чем дальше от морали отстояли реальные политические поступки, тем гуще был слой покрывающих их нравственных румян. Глубины лицемерия измерил в свою эпоху итальянец Макиавелли. Он не был циником. Он не воспевал аморализм в политике как нечто должное. Он лишь показал, что в царстве сущего политика, претендующая на успех, может быть только аморальной. Исключения встречались. Но, как и положено, они лишь оттеняли общее правило.
Только к концу XX века стали постепенно складываться предпосылки для подключения нравственных начал к разработке и оценке политических решений. Внешне это выразилось в том, что наряду с привычным, традиционным фактором силы все более заметную роль начинает играть мировое общественное мнение. Сила сопротивляется, удерживает пока решающие позиции, но все чаще встречаются ситуации, когда сила оказывается бессильной. Американцы уж много раз убеждались в этом. Теперь, если иметь в виду Афганистан, и мы приобрели опыт. «Воздействие реалий современного мира и возможные модификации ряда объективных факторов, порождавших войны, — говорится в Тезисах ЦК КПСС, — позволяют думать, что обеспечение безопасности государств все больше будет перемещаться из сферы соотношения военных потенциалов в сферу политики, примата права, общечеловеческой морали в выполнении международных обязательств»[90].
Новая политическая философия эпохи, настаивая на сугубо реалистическом видении общества, тенденций его развития, исходит из того, что смена общественно-экономических формаций, смена цивилизаций займет гораздо более длительное время, чем ранее представлялось коммунистам, и будет протекать в формах, выходящих за рамки нынешних теоретических представлений. Судя по всему, этот переходный период будет заполнен изменениями, переменами как капитализма, так и социализма. Оба типа общественного устройства будут вынуждены приспосабливаться к революционным сдвигам в техническом и технологическом базисе производства, осваивать, впитывать в себя результаты ускоряющегося научного прогресса. Оба типа общественных устройств, чтобы сохранить себя и человечество, будут вынуждены соревноваться, взаимодействовать, обмениваться материальными и духовными ценностями.
Все это придает особый вес и особое значение мирному сосуществованию. Принцип мирного сосуществования возник как внешнеполитическая доктрина социалистического государства. Затем он стал общепризнанной нормой отношений между государствами с различным общественным строем. На наших глазах он постепенно становится нормой взаимоотношений государств, независимо от их общественного строя. Это неуклонное расширение политического ареала, где применяется принцип мирного сосуществования, свидетельствует о том, что в ядерный век он адекватно отражает насущные интересы, потребности разных народов, разных классов и социальных групп.
Универсализация мирного сосуществования, то есть его распространение на все более широкую область международных отношений, сопровождается и упрочением его социальной, массовой базы. «…Мы должны помочь народам вмешаться в вопросы войны и мира»[91],— говорил В. И. Ленин 8 ноября 1917 года на II Всероссийском съезде Советов. Эта ленинская установка на демократизацию внешней политики, на активное и сознательное участие масс в борьбе против войны, за мир всегда была неотделима от нашего понимания мирного сосуществования. Но только во второй половине XX века она стала реализовываться в практике массовых демократических движений. Их сила — и движений традиционных, и так называемых «новых социальных движений» — это сила прогрессивного мирового общественного мнения, которое отражает и выражает главный интерес человечества — уцелеть, выжить в ядерный век.
Именно этот интерес питает политику мирного сосуществования, делает ее устойчивой и перспективной. Политика мирного сосуществования — это необходимое условие формирования планетарного сознания, предпосылка и средство демократизации, гуманизации всей системы международных отношений, конкретное выражение огромного потенциала самосохранения, объединяющего инстинкт человека и разум человечества. Только мирное сосуществование во взаимозависимом мире может создать политические условия для того, чтобы сохранить биосферу Земли, гуманизировать научно-технический прогресс, преодолеть отсталость «третьего мира» и сохранить будущее для следующих поколений людей.
Решения всех перечисленных задач — это внешний, международный фронт материализации нового политического мышления. Но есть и фронт внутренний — и, пожалуй, решающий — это революционная перестройка нашего образа жизни. Только если мы победим здесь, у себя дома, мы можем рассчитывать на успехи вовне… Поэтому нет меры, которой можно было бы измерить степень нашей ответственности перед самим собой и перед всем человечеством.
Иллюстрации
Руководители Наркоминдела СССР. Слева направо: заместитель наркома М. М. Литвинов, нарком Г. В. Чичерин, полпред СССР в Польше Л. М. Карахан и член коллегии Я. С. Ганецкий. Москва, 1923 г.
М. М. Литвинов 1929 г.
Н. Н. Крестинский.