– Не знаю, я ему ничего не говорила! – Улыбка Джорджины стала менее сияющей, однако она не желала сдаваться. – Я вообще его вижу второй раз в жизни! Но знаете, шеф, я подумала… Ведь этот парень псих, настоящий псих, правда? Эти шрамы… Я не верю, что кто-то из наших проболтался. А помните те кошмары, что разглядел Грегори на его картине?
– Ну?
– Ну, я и подумала, что он умеет… ну, прозреть. Узнавать кое-что без слов, понимаете?
– Нет, не понимаю! И если ты собираешься оставаться в моей команде, то не надо мне здесь вспоминать страшные сказки твоего детства! – только огромным усилием воли Макс сдерживал ярость.
– Ладно, – примирительно сказала Джо. – Тогда зайдем с другой стороны. Народная мудрость гласит, что рыбак рыбака видит издалека, и один псих всегда имеет шансы встретиться с другим, так?
Макс продолжал взирать на подчиненную хмуро и, вздохнув, Джо пояснила:
– Я ему жучок повесила, пока обнимала. Может, пригодится.
– Глория, его агент на должности мамки-няньки следит за ним, – буркну Макс, но уже почти мирно. Джо права – жучок не помешает.
– Вот тут и могут быть сюрпризы, – упрямо выпятив подбородок, возразила молодая женщина. – Он эту Глорию в грош не ставит. Мне кажется, он еще и радоваться будет, если сбежит от нее, как от няньки.
– Ладно, иди работать. Только сперва забери это… – Деррен ткнул пальцем в сторону рисунка. – Чтобы я его не видел.
– Шеф, художник подарил рисунок вам!
– Не нужен он мне!
– Тогда… пусть пока побудет у меня, – объявила Джорджина, и голос ее чуть дрогнул. – А если захотите забрать, с вас пиво за хранение!
Картон все еще стоял, прислоненный к столу. Перед ним на корточках сидел агент Бафер.
– Отваливай, – велела Джо. – Теперь это моя картина.
– В спальне повесишь? – хмыкнул коллега.
– А если и так? Все равно будет поприличней тех картинок, что можно найти в твоей спальне!
– Так его, Джо! – крикнул кто-то из ребят. Бафер пожал плечами.
– Да я ничего, – буркнул он. – Только странно вот… смотри.
Джорджина присела рядом с ним, и он указал пальцем на одного из корчащихся внизу рисунка гадов. Покрытое наростами и чешуей тело ящерицы венчала человеческая голова, губы кривились злобными словами, глаза навыкате с ненавистью смотрели на людей.
– Слушай… А ведь он похож на Айзека, – прошептала Джо.
– Точно, да? А то я думаю, может, мне показалось. Но ведь Айзек в тот день погиб. Когда рванул чертов склад, где была база производства крэка. Почему же…
– Почему же он не с нами, а среди тварей? – закончила вопрос Джо.
– Вы долго еще будете прохлаждаться?
Голос над головами прозвучал громом. Бафер от неожиданности сел на пол и под хихиканье коллег чуть не на четвереньках улепетнул к своему столу. Джорджина паниковать не стала, выпрямилась и сказала:
– Шеф, взгляните.
– Я видел.
– Но как же…
– Иди и занимайся делами. Или я сейчас возьму ножницы и лично уничтожу этот чертов рисунок!
Джо взглянула в серо-зеленые глаза спецагента Деррена, поняла, что шутки кончились, и отправилась к своему столу.
Макс пристроил картон за своим креслом, повернув его лицом к стене, и опять занялся отчетом. Однако в голову все время лез назойливый вопрос: что, черт возьми, происходит? Айзек погиб в ходе операции по ликвидации базы изготовителей синтетических наркотиков. Доказать они ничего не смогли, но существовало подозрение, что он продался кому-то и сливал информацию. И о предстоящей операции по захвату базы Айзек заранее не знал – Макс постарался. Деррен потер лицо ладонями и подумал: а не присмотреться ли к этому психованному цыгану попристальнее?
Вечером он позвонил женщине, на которую возложил наблюдение за художником.
– Как там дела, Глория?
Голос специального агента Деррена звучал хорошо. Были в этом голосе нотки теплые, доказывающие, что он тревожится о ней; и нотки строгие, чтобы женщина не сомневалась: ФБР на боевом посту и все под контролем.
Глория прерывисто вздохнула и ответила нарочито бодрым голосом:
– Все в порядке, Макс. Он лег спать. Думаю, до утра можем отдыхать.
– Спасибо, Глория. Вы тоже ложитесь, хорошо? У вас усталый голос.
– Спасибо, я постараюсь отдохнуть.
Макс повесил трубку и уставился на монитор. Там сигнал жучка бодро перемещался в сторону Чайнатауна.
– Спать он лег, – сварливо пробормотал Деррен. – Как же! Небось по девочкам собрался.
Джорджина, сидевшая перед монитором, протяжно вздохнула.
– Не ной, Джо, – тут же переключился на нее шеф. – Это не первая бессонная ночь в твоей жизни.
– Да я не о том… Не думаю я, что он пошел к девочкам.
– К мальчикам?
– Э? Нет, дело не в этом. Знаете, я почти уверена, что он идет к Скульптору. Сейчас найду адрес того дома, где они тогда встретились, на крыше.
Деррен некоторое время смотрел на сосредоточенное личико молодой женщины, потом протянул руку и погладил ее по мелко вьющимся волосам.
– Ты молодец, Джо. Давай, переключай аппаратуру на машину. Едем.
Когда Художник поднялся на крышу, ему показалось, что он попал в собственную картину. Лицо сидящего на кирпичном ограждении человека было клоунски раскрашено отблесками разноцветных огней китайского квартала. Ромиль сел на корточки, привалился спиной к стене. Некоторое время мужчины молчали. Потом Скульптор негромко сказал:
– Я рад, что ты пришел, демон.
Ромиль был готов услышать, что угодно, только не такое обращение и потому растерялся:
– Как ты меня назвал?
– Твоим именем, ибо в этом твоя суть.
– А твоя суть в том, что ты псих! Демон чуть не убил меня…
– Это неважно… И между своими бывают разборки. Но я точно знаю, кто ты, потому что я тоже…
– Что? – севшим голосом спросил Ромиль.
– Я тоже ношу в себе ад.
– Я не понимаю…
– Но ведь это так просто! Загляни в себя, Художник. Там, внутри, в твоей душе гнездится зло, ненависть, тьма. Ты выплескиваешь их на свои полотна. А ненависть гнездится в тебе, потому что ты отверженный демон. И ты должен быть повергнут… не за гордыню или зло, нет! Просто потому, что тебе незачем больше жить.
– Но…
– Загляни в себя! – голос Скульптора зазвучал громче. Он встал, и разноцветные пятна заскользили по его лицу. – Ты гордец, такой гордец, что жизни других для тебя ничего не значат… как и для меня. В глубине твоей души есть темный провал, и эта пропасть прямиком ведет в ад. Я знаю, что говорю, потому что и твой, и мой таланты родом оттуда, из преисподней. Скажи мне, Художник, смотришь ли ты хоть иногда на свои картины? Они ужасны, пугающи и наполнены зловещими испарениями, миазмами тьмы, что живет в тебе. Разве ты веришь в бога? Нет! Ты открываешь двери злу, чтобы оно наполняло наш мир…
Скульптор все говорил и говорил, но Ромиль слушал невнимательно. Он следил, как человек напротив него перемещается по крыше, медленно, но неуклонно приближаясь. В руке цыган сжимал нож, но его главным страхом был не убийца и его безумные речи. Он хотел и страшился заглянуть в глаза Скульптора, потому что только тогда он сможет определить, кто перед ним – демон или человек. И в какой-то момент белая полоса света упала на лицо того, кто обвинял его и призывал покинуть этот мир. Расширенные глаза Скульптора блестели безумным блеском, он уже видел перед собой смуглый лик демона, молчаливый и сосредоточенный… Еще немного, еще несколько убедительных фраз, и его шедевр будет завершен!
И вдруг Художник засмеялся. Он хохотал как безумный, ибо на какой-то обморочно-страшный момент он действительно поверил, что видит перед собой нечто… Да, его желание найти демона было велико, но велик был и ужас предчувствия встречи. В душе жил страх перед той бездонной тьмой, куда он заглянул однажды, в тот далекий жаркий день на одной из московских площадей.
Теперь все встало для него на свои места. Ромиль поудобнее перехватил нож и принял оборонительную стойку.
– Ты глупец, – презрительно сказал Художник. – Что ты знаешь о демонах? Ты боишься, ты хочешь славы, тебе больно. И мне больно! А ему все равно, понимаешь? Он не стал бы убивать ради искусства, потому что ни во что не верит… и никогда не плачет…
– Ты должен стать моим шедевром, веришь ты мне или нет!
– Шедевром? – Скульптор замер, как от пощечины, столько презрения было в голосе Ромиля. – Да ты жалкий подражатель, который за все время ни смог родить ни одной оригинальной мысли! Ты копировал идеи, крал их и переделывал, к тому же бездарно!
Оба они уже орали в голос, а потому не услышали шагов на пожарной лестнице и ужасно удивились, когда в их разговор вмешался кто-то третий, появившийся на лестнице.
– Стоять! Руки за голову! Никому не двигаться! – Макс с пистолетом наизготовку, надвигался на Скульптора. Появившаяся из-за его спины Джорджина держала на мушке Ромиля.
Скульптор отступил к краю крыши. Он уже понял, что до Художника ему не добраться. Его мозг лихорадочно метался, обдумывая услышанные слова, метался в ловушке, куда загнала его уверенность Художника и невозможность воплотить так тщательно продуманный замысел.
– Я Скульптор! – крикнул он, отступая от Макса. – Я гений и сила моя – от преисподней! Я демон, но я должен быть повержен, потому что нет во мне равнодушия, но есть гордыня… Я завершу свой шедевр!
Он уже стоял на парапете, не обращая внимания на команды и призывы сотрудников ФБР. Внизу, на улице, адскими гончими завывали сирены машин, кто-то кричал и показывал пальцем на фигуру, замершую на краю крыши.
Скульптор раскинул руки, взглянул вниз и шагнул вперед.
Джорджина быстро посмотрела на Ромиля; ее поразило полнейшее спокойствие Художника. Он пожал плечами, сказал: «Глупец!» и пошел к лестнице.
Глория внимательным взглядом окинула пустой пока зал выставочного центра. Не пройдет и часа, как здесь соберется куча народа: художники, критики, богатые покупатели, владельцы галерей, журналисты, светские тусовщики, арт-дилеры; люди, понимающие в искусстве, и люди, понимающие в том, как делать деньги на искусстве. Многие звонили и просили прислать приглашение на выставку. Это значит, что проект успешен, что ее цыганский гений будет и дальше расти в цене. Глория вздохнула и позволила себе на мгновение прикрыть глаза, мысленно погружаясь, как советовал психолог, в теплые волны океана. Однако мысль об океане принесла тревогу, и женщина мигом растеряла всю столь тщательно выстроенную умиротворенность. Привычно-нервозное состояние наполнило голову отрывочными мыслями. И как всегда мысли эти крутились вокруг цыгана.