Вообще полезно помнить, что мозгом люди не только и не столько думают, сколько координируют разнообразные физиологические процессы, происходящие в теле. Когда мы обсуждаем влияние беременности на мозг, биологически корректно было бы посвятить 95 % текста тому, как стероидные гормоны, просачиваясь через гематоэнцефалический барьер и мембраны клеток, действуют на свои рецепторы, работающие как транскрипционные факторы, модулируют экспрессию различных генов и перенастраивают всю эндокринную систему, чтобы адаптировать под нужды наследника водно-солевой обмен, состав крови, отложение жира. А влияют на поведение преимущественно в том смысле, что заодно провоцируют голод и жажду.
Но нам-то интереснее другое: существует ли какая-то биологическая отмазка, чтобы во время беременности предъявлять к себе меньше требований, или это святое право каждого взрослого человека, которое в дополнительном биологизаторстве не нуждается? Готовят ли гормоны человека к будущему материнству? Меняется ли сама структура личности и в какой степени это обратимо? На самом деле это плохие вопросы, настоящие нейробиологи их недолюбливают, и вот почему. Положительный ответ на вопрос “Влияет ли беременность на мозг?” столь же верен, сколь и бессмыслен. Потому что все что угодно влияет на мозг. Природа мозга в принципе такова, чтобы постоянно укреплять одни нейронные связи и ослаблять другие по мере столкновения с внешней реальностью. Обучение в университете влияет на мозг. Занятия плаванием влияют на мозг. Моя книжка влияет на мозг. Девять месяцев гормональных перестроек с последующим опытом сильной боли, большой любви, гиподинамии и недосыпа – кто бы мог подумать? – тоже влияют на мозг. Параллельно на него продолжает влиять и вся остальная социальная и профессиональная жизнь беременной женщины, накладывающаяся на уникальные особенности ее генов и воспитания. Измерить все это сложно, потому что ей некогда приходить в лабораторию на психологическое тестирование и структурную томографию каждые две недели от зачатия и до окончания грудного вскармливания. Вдобавок существуют самосбывающиеся прогнозы: если у женщины есть какие-то ожидания насчет того, как положено вести себя и чувствовать себя во время беременности, то она начинает обращать больше внимания именно на такие проявления своей личности, отчего они в самом деле становятся более выраженными.
В экспериментах на грызунах получается, что беременность идет скорее на пользу когнитивным способностям. Крысы в лабиринтах, забеременев, демонстрируют более совершенное пространственное мышление и рабочую память. Благотворные эффекты больше выражены в первой половине беременности, во второй половине пространственное мышление может ухудшаться (поскольку все мозговые мощности брошены на подготовку к будущему материнству), но после родов становится лучше прежнего, причем эффект может сохраняться пожизненно. В задачках, где нужно найти еду, крысы с опытом материнства (и даже опеки над чужими детенышами) справляются быстрее, чем чайлдфри, более эффективно выбирают кратчайший путь, что логично, ведь им важно было экономить энергию для лактации и поскорее возвращаться к детишкам. С человеческими женщинами интереснее: некоторое снижение когнитивных функций в тестах наблюдается преимущественно в третьем триместре, касается оно больше скорости выполнения заданий, чем собственно качества, и не во всех тестах в принципе выявляется. Но при этом если взять беременных и расспросить, страдает ли их интеллект, то большинство уверенно скажет, что да, с самого начала и очень сильно, сплошной туман в голове, невозможно ни на чем сосредоточиться и ничего вспомнить [30]. Это не обязательно эффект самосбывающегося пророчества, возможно и такое, что временно сфокусироваться для выполнения теста в лаборатории человеку проще, чем ясно мыслить дни напролет. Но в любом случае, если вы хотите не глупеть во время беременности, наука вам это не запрещает!
Что насчет эмоциональной жизни? Было бы вполне правомерно ожидать, что гормональные перестройки, которыми сопровождается беременность и роды, будут влиять на поведение матери, повышая шансы на благополучное выращивание детенышей. Данные исследований на животных эту точку зрения в основном поддерживают. Известно, например, что уровень эстрадиола[28] в крови обезьян (и свинохвостых макак, и бабуинов) коррелирует с их интересом к чужим детенышам. Макаки-резус, которым удалили яичники, начинают стремиться брать посторонних детенышей на ручки, если ввести им под кожу капсулу с эстрадиолом. Если у мармозеток есть рычаг, нажатие на который позволяет отключить аудиозапись плача детенышей, то давить на него они будут тем активнее, чем больше у них в крови эстрадиола – добавленного ли искусственно или обусловленного беременностью. Существенно, впрочем, что эстрадиол повышает неравнодушие к детенышам, но не предсказывает знак этого неравнодушия: агрессивные выпады в адрес чужих детенышей на поздних сроках беременности также становятся более распространенными у разных видов обезьян [31]. Исследователи, впрочем, отмечают, что высокая концентрация эстрадиола в моче незадолго до родов более свойственна тем обезьянам (на этот раз речь идет о краснобрюхих тамаринах и японских макаках), которые впоследствии оказываются хорошими матерями. Приводят они и критерии хорошей матери: это та, чей детеныш остался жив в течение недели после родов. Есть, впрочем, и обезьяны, у которых связь между эстрогеном и материнским поведением оказывалась направлена в противоположную сторону: черноухие игрунки, которые становились матерями несколько раз, демонстрировали больше нежности к своим новорожденным (а те, в свою очередь, лучше выживали) как раз после тех беременностей, в которых уровень эстрадиола в моче оказывался меньше. И, чтобы окончательно вас разочаровать: существуют и приматы, у которых отчетливой связи между уровнем эстрадиола и материнским поведением обнаружить вовсе не удалось. К ним относятся гориллы и, например, люди. Наверное, слишком много индивидуальных факторов влияют на их отношение к детенышу. Вот у моего младенца, допустим, ресницы очень красивые. Кажется, что это способствует проявлению нежности ничуть не меньше, чем мой уровень эстрадиола!
Что касается психоактивных эффектов прогестерона – тут в основном всех интересует не сам прогестерон, а продукт его метаболизма, аллопрегнанолон. Его концентрация в крови, вслед за концентрацией прогестерона, нарастает в течение всей беременности и довольно резко падает после родов. При этом аллопрегнанолон, проникая в мозг, действует там на рецепторы к гамма-аминомасляной кислоте (ГАМК), главному тормозному нейромедиатору. Это имеет много разных физиологических последствий, например, подавление во время беременности синтеза окситоцина тоже не обходится без ГАМК, но нам интереснее всего ее способность снижать возбудимость амигдалы (“центра страха”) и активность гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой оси (отвечающей за развитие стрессорной реакции). За счет этого получается, что аллопрегнанолон оказывает ярко выраженное противотревожное, успокаивающее действие. Если взять небеременных женщин и сделать им внутривенную инъекцию аллопрегнанолона (примерно в той же концентрации, что и в первом триместре беременности), то наблюдается выраженный седативный эффект. Предполагается, впрочем, что по ходу развития беременности женщины адаптируются к растущей концентрации аллопрегнанолона за счет снижения чувствительности к нему ГАМК-рецепторов; и что она должна вернуться к прежнему уровню после родов, а в тех случаях, когда этого не происходит, развивается постродовая депрессия [32, 33]. Не то чтобы эта история была хорошо изучена и внутренне непротиворечива (как мне казалось, когда я упоминала аллопрегнанолон в своей первой книжке 10 лет назад!), но доказательств психоактивного действия аллопрегнанолона все же накопилось достаточно, чтобы в 2019 году FDA одобрила его применение для лечения постродовой депрессии, причем происходит оно по принципу “кормящая мать 60 часов непрерывно лежит под капельницей и получает гормональный препарат в неуклонно возрастающей дозировке” [34]. После этого, видимо, уходит довольная и обещает себе постродовой депрессии по возможности избегать.
С анатомическими изменениями мозга в результате размножения дело обстоит так: они существуют. Некоторые из них выражены явно, наблюдаются всегда, смысл их очевиден – это касается, как вы уже помните, контроля за физиологическими процессами. Например, во время беременности непременно увеличивается гипофиз, потому что ему предстоит вырабатывать пролактин. Другие же изменения мозга связаны скорее с поведением, больше подвержены индивидуальным вариациям, функциональный смысл их не всегда понятен. Скажем, во время беременности описано снижение (!) плотности серого вещества в ряде отделов мозга, связанных с социальным интеллектом и теорией разума (таких как предклинье, передняя поясная кора и медиальная префронтальная кора), а также в подкорковых структурах системы вознаграждения, в частности, в прилежащем ядре. Даже через шесть лет после беременности эти структурные изменения сохраняются в достаточной мере, чтобы по ним удавалось отличать рожавших женщин от нерожавших с девяностопроцентной точностью [35, 36]. Означает ли это, что беременной/родившей женщине становится сложно понимать окружающих и она ничему на свете не рада? Скорее всего, как раз наоборот: снижение плотности серого вещества отражает функциональную реорганизацию, при которой эффективность работы может даже возрасти. Биологический смысл таких изменений связан, возможно, с тем, чтобы понимать потребности бессловесного ребенка и испытывать радость от общения с ним (и то и другое, безусловно, повышает вероятность успешной передачи генов в ряду поколений). В самом деле, показано, что степень выраженности этих анатомических изменений коррелирует с привязанностью к новорожденному и обратно пропорциональна агрессии к нему.