— Папа, вышли те, что откладываешь для меня...
Утром отправил телеграфом двадцать семь рублей — все, что у меня лежало во втором томе Жуковского.
В чем дело? Зачем ей срочно понадобились деньги? Валентина расстроилась, ждет письма с подробностями, но Аленка не торопится...
9 января 1968 г.
Разговорились о Вал. Катаеве, о его последней повести в «Новом мире» (Бунин, Маяковский и др.).
Макаенок:
— Не понимаю я этой повести. Читал, читал, бросил. Снова взялся читать — и опять не мог, — бросил.
11 января 1968 г.
Аленка, наконец-то, прислала письмо. Мерзнет, как собачонка. А впереди могут быть сорока- и пятидесятиградусные холода. Боится страшно.
Сегодня послали ей чулки, но разве это спасет? Сумасшедшая девка! Бросить тепло, беззаботность, институт — и ради чего?
23 января 1968 г.
Макаенок в мотеле — пишет новую пьесу... Звонил. Работа идет, — значит, вернется не скоро.
Заходил Гаврук. Честил почем зря Бориса Пастернака — за то, что тот будто бы извратил Шекспира, когда переводил его на русский язык.
1 февраля 1968 г.
Пьесу Макаенка «С ярмарки» все-таки зарезали. На коллегии министерства культуры зарезали. А несколько дней спустя Павел Ковалев отказался печатать ее и в «Полымi». Под тем предлогом, что будто бы Макаенок просрочил, не сдал вовремя... Но это явная отговорка. Причины глубже, и главная из них — решение все той же коллегии министерства.
5 февраля 1968 г.
Во всех инстанциях нам утвердили еще три единицы. Редакция становится по-настоящему солидной.
Но — кого взять, — вот вопрос! Работники есть (Скобелев, Ерохин), но онизанимают такие тепленькие должности, что вряд ли согласятся расстаться с ними.
Будем посмотреть, как говорится. Во всяком случае, спешить негоже. Однажды поспешили (с Тарасом и Ефимовым), — себе дороже стало.
9 февраля 1968 г.
Звонок из Москвы:
— Макаенок?
— Нет.
— Ах, Г. Л., здравствуйте, говорит Михаил Горбачев... Передайте Макаенку...
— И пошел, и пошел.
Суть дела в том, что Макаенку предлагают поехать на месяц (с 18 февраля)в Крым, на какой-то семинар драматургов, в качестве руководителя семинара, разумеется.
Через полтора часа является Макаенок. Передаю разговор от слова до слова. Задумался. Ехать или не ехать? С одной стороны, заманчиво очень — месяц пожить на всем готовом и где?— в Крыму, где уже весна. А с другой...
16 февраля 1968 г.
Макаенок так-таки едет в Ялту. Сегодня подписал приказ о передаче полномочий заму, а послезавтра, то есть в воскресенье, на самолет до Симферополя.
Сейчас звонил:
— Я только что из комитета, от Борушко. Завели речь об обложке. Говорит, давайте, бумагу мы найдем!
Имеется в виду хорошая, плотная бумага, на которой можно было бы печатать в три цвета — ярко, броско, рекламно, как выражается сам автор идеи. Что ж, попробуем.
3 марта 1968 г.
Март наступил. Весна... Утром морозно, потом заметно теплеет, даже начинает подтаивать.
* * *
От Аленки ни слуху ни духу. Прислала матери телеграмму на день рождения, и опять молчок.
Страшно за девку.
* * *
Макаенок полмесяца как в Ялте.
9 марта 1968 г.
От Аленки по-прежнему ни слуху ни духу. Как воды в рот набрала.
Об институте, наверное, не может быть и речи. Значит, еще год... А там — замужество (от этого никто не избавлен), пеленки, ложки-поварешки... Разочарование в жизни... Последнее особенно страшно.
10 марта 1968 г.
Ленка прислала телеграмму. Поздравительную. Три слова и подпись. Попробуй угадай, как она там.
* * *
В обед нагрянул Петр Леонович Лебедев, секретарь Березовского райкома партии, с женой и сыном. Талантливый дядька. Мастер на все руки.
12 марта 1968 г.
Зашел Александр Миронов. Разговорились об эпилепсии, о том секрете, которым он обладает. По его словам, он уже вылечил 8672 человека. Цифра колоссальная. Если даже учесть, что Миронов порядочный болтун и хвастун, значит, возможно, преувеличил вдвое, — все равно много!
«Секрет» прост. Берет несколько поросят в возрасте от двух до трех-пяти недель, варит их целиком, предварительно вынув внутренности, выбирает какие косточки из черепа, берет пять позвонков, сушит, толчет и, смешав с сахаром, делает порошки.
Похоже на шарлатанство, но...
— Даже одну семидесятилетнюю старуху вылечил. Дай, думаю, попробую... И — помогло! Сам не ожидал, а — помогло!
15 марта 1968 г.
Вчера звонила Ленка. Слышимость была неважная, и я многого не разобрал.
Что-то насчет театрального и ВГИКа... Боже мой, неужели с ума спятит?
В доме после этого скандал.
Дело в том, что звонок вызван Наташкиным письмом, в котором она писала, что мама больна (микроинфаркт), и давай, мол, приезжай в Минск. Я сказал Ленке, что мама ничего, уже вышла на работу, ну, отсюда и сыр-бор... Напрасно сказал, надо бы, мол, вытащить девку из Сургута...
Так-то оно так, да я не уверен, что здесь, в Минске, ей будет лучше.
5 апреля 1968 г.
Пришел ответ из Мичуринска.
Деревня, где родилась мама, переименована. Раньше называлась Новая Тростёна, теперь — Ново-Сеславино. По нынешнему административному делению это в Первомайском районе Тамбовской области.
14 апреля 1968 г.
То теплынь, а то опять забуранило. Холодно. Сыро.
Со дня на день жду Ленкиных рассказов — время-то уходит! А она не шлет и не шлет... Что она себе думает, не понимаю.
Жалко, если потеряет еще год.
18 апреля 1968 г.
Заходила в редакцию Нина Александровна Поссе, жена Владимира Александровича, редактора «Жизни», третья жена, кстати сказать.
Ей шестьдесят семь, но она вовсе не старуха. Беловолосая, энергичная женщина. Говорунья, каких поискать.
Разговор шел, главным образом, об архиве Владимира Александровича. Кое-что мы, наверное, опубликуем в «Немане». Но я мимоходом (не помню, по какому поводу) коснулся Валентины Иововны Дмитриевой, и вдруг:
— Как же, мы были с нею очень дружны! Она когда-то печаталась у Владимира Александровича. А с восемнадцатого по сороковой мы виделись часто, чуть не каждое лето. Помню, бывали у нее в Сочи. В гостях... У нее там был аккуратный домик (не знаю, собственный ли), она в этом домике и принимала нас. Очень, очень милая, умная, душевная женщина. Она однажды, помню, водила нас с Владимиром Александровичем в музей Николая Островского...
Я был поражен. Глубокая старина (Валентина Иововна родилась в 1859 г.) переплелась с современностью... И как переплелась!
* * *
Валентина сказала:
— Все зависит не от идей, а от людей.
19 апреля 1968 г.
Минский областной партийный актив. Доклад П. М. Машерова. Очень резко ставил вопросы, связанные с идеологической работой. Вспомнил последний съезд писателей Белоруссии, некоторых выступавших на съезде ораторов назвал «зарвавшимися крикунами».
— Жаль, что коммунисты не дали им отповедь!
Подробно говорил о Виноградове и Вакуловской, об их антисоветизме. Собиравшихся у Виноградова и Вакуловской назвал «обществом лицемеров», они, по словам докладчика, глумились над всем советским, допускали кощунство по отношению к Ленину. «Дельцы от литературы», «сборища с попойками», Вакуловская — «зарвавшаяся баба», — таковы были выражения.
20 апреля 1968 г.
Сегодня послал авиапочтой Аленкины рассказы. Перепечатал и послал. Здесь пять рассказов читает Андрей Макаенок: «Как снимали войну», «Возвращение в январе», «А на севере шли дожди», «У холодного заходящего солнца» и «Пойдет за тобой жена»...
У меня такое чувство, что почти все (или даже все) эти рассказы можно было бы и напечатать. Некоторые просто хороши!
23 апреля 1968 г.
Я с актива ушел сразу после доклада Машерова. Макаенок говорит, что в прениях выступал Петров, председатель комитета госбезопасности, и назвал Вал. Тараса, как одного из главарей «общества лицемеров».
20 мая 1968 г.
Получил Почетную грамоту. Вручал Климов, заместитель Притыцкого.
Вместе со мною грамоту (и удостоверение о присвоении звания заслуженного деятеля культуры) получит Янка Мавр. Он пришел в Дом правительства в сопровождении Александра Миронова.
Какой крепкий старик. Восемьдесят пять лет, а держится молодцом.
— В детстве ноги у меня были — во! — колесом. Рахитик... И мусколов не было... И физкультурой не занимался... А вон сколько прожил, и еще поживу! До девяноста двух лет поживу!
— Почему до девяноста двух? До девяноста девяти!
— Сначала надо до девяноста двух дожить, а там видно будет. А все отчего? От юмора... Кого не оставляет чувство юмора, тот долго живет!
25 мая 1968 г.
Сколько прошло, как я вернулся из поездки по России (Сибирь ведь тожеРоссия), а не написал ни строчки. Мыслей, картин как будто хватает, хочется сказать много, но это-то, наверное, и мешает сосредоточиться на главном. Нужен кувшин, который бы вместил в себя самое важное, необходимое, придав этому важному и необходимому определенную форму.
31 мая 1968 г.
Удивительное дело! «Неману» нужно два работника — редактор отдела критики и библиографии и редактор отдела прозы, — и не можем найти. Нет и нет! Один языка не знает, другой порядочностью не отличается, тоже не годится, третий сам не идет, хотя условия у нас такие, что лучших, кажется, и не пожелаешь. Или правда, так оскудел мир?
9 июня 1968 г.
Ленка — блудная дочь — возвращается. Вчера дважды звонила из Москвы. Первый раз спрашивала, оставаться ей до понедельника (чтобы побывать в литинституте) или ехать сразу в Минск. Остановились на последнем варианте. И вдруг еще звонок, ночью, — оказалось, денег на билет не хватает, просит прислать. Ну и, естественно, и ехать раздумала, решила остаться, сходить в институт, узнать, как там и что, и оставить свой минский адрес. Как-то у нее все решится?.. Мы с Валентиной боимся и переживаем.
11 июня 1968 г.
Аленка приехала. Жива, здорова... Кажется, изменилась, а к лучшему или к худшему, — кто ее знает! — пока трудно сказать.