Разговор потёк дальше, теперь он касался куда более узких тем: сложности поиска правды в современном потоке информации, давления со стороны влиятельных структур, с которым сталкиваются журналисты. Незнакомец, видимо, не был связан с медиа, но его талант слушателя по-настоящему подкупал. Джихван старался говорить сдержанно, но его собеседник, казалось, улавливал скрытое напряжение за профессиональными рассуждениями. Пара наводящих, но не навязчивых вопросов — «Это касается какого-то конкретного дела?» и «А это точно?» — постепенно подвели Джихвана к сути.
Журналист не собирался выкладывать всё первому встречному. Но говорил он не столько с незнакомцем, сколько с самим собой, облекая в слова то, что давило изнутри. Начал с общих фраз о несправедливости, о том, как система защищает виновных. Затем, почти незаметно для себя, перешёл к конкретике.
— Мой младший брат… он инженер, — голос Джихвана стал тише. — Работал на небольшом заводе. Недавно произошёл несчастный случай. Серьёзный. Скорее всего, он останется инвалидом.
Он кратко описал ситуацию. Незнакомец слушал молча, не выражая явного сочувствия, но его внимание, очевидно, было целиком сфокусировано на рассказе. Это отсутствие показных реакций парадоксальным образом помогало Джихвану говорить.
— Расследование показало… точнее, должно было показать очевидное, — Джихван усмехнулся безрадостно. — Но инспектор по безопасности, который отвечал за проверки, просто в нужный момент закрыл глаза. Коррупция, разумеется, но за руку никто не поймал. Теперь все документы в порядке, руководство завода ни при чём, а мой брат…
Он замолчал, глядя в окно.
— И добиться правды не получается? — спросил незнакомец. Это был не вопрос из вежливости, а скорее, констатация факта.
— Молчание, — Джихван покачал головой. — Везде. В инспекции, в полиции. Никто не хочет поднимать это дело. Говорят, недостаточно доказательств. А те, что есть, игнорируют. Круговая порука.
Он рассказал о своих безуспешных попытках: о разговорах со свидетелями, которые боялись говорить; о запросах, оставшихся без ответа; о чувстве, будто бьёшься головой о невидимый, но очень прочный барьер. Он говорил об этом без надрыва, почти буднично, как о давней изматывающей проблеме. Усталость в его голосе была красноречивее любых жалоб.
Незнакомец слушал не перебивая, кивал в нужных местах. Его спокойствие действовало на Джихвана лучше любого сочувствия. Когда журналист закончил, воцарилась тишина.
— Да, люди, использующие своё положение, действительно серьёзно мешают честному бизнесу оставаться честным, — наконец произнёс незнакомец. — Ваша история напомнила мне о другом случае, о котором я узнал не так давно. Тоже связано с производством, точнее, с оборудованием.
Джихван посмотрел на него с проснувшимся интересом.
— Какого рода случай?
Незнакомец некоторое время подумал, видимо припоминая детали.
— Несколько компаний столкнулись с проблемой после закупки импортного оборудования. Техника современная, соответствует европейским стандартам, имеет сертификат CE. Но вот необходимой корейской сертификации у неё нет. И это становится проблемой во время проверок. Есть инспектор, что известен своей… дотошностью в таких вопросах. Пак Джинхо. Отсутствие местного сертификата даёт ему формальный повод для предписаний, штрафов, вплоть до остановки производства. Мне известно о шести пострадавших компаниях, но, вероятнее всего, это только верхушка айсберга. — Незнакомец помолчал, а потом продолжил: — Эти компании оказались в достаточно уязвимом положении, и большая часть всё-таки решилась откупиться. Остановка грозит убытками или даже разорением, а процесс сертификации здесь, в Корее, требует времени и немалых средств.
Джихван слушал внимательно. Эта ситуация была иной, но журналист уловил немало сходств.
Незнакомец продолжил. Он говорил о событиях как о наборе разрозненных, но потенциально связанных фактов, которые он где-то подметил. Больше не было никаких выводов, не строились теории заговора, вместо этого мужчина просто предоставил информацию и позволил Джихвану сделать собственные выводы. Это было словно элементы картины, когда каждый отдельный мазок не так заметен, но если смотреть в перспективе… Сейчас на руках у незнакомца не было никаких документов, так что вместо демонстрации он лишь коротко поделился списком доказательств, которые он успел собрать за время расследования: документы о купле-продаже оборудования (каждой пострадавшей компании), подтверждающие его европейское происхождение и стандарты; фото, где инспектор Пак встречается с представителем компании-поставщика оборудования, причём не в рабочем кабинете; налоговые декларации компании-поставщика, по которым абсолютно невозможно понять, как она вообще существует столь долгое время с такими-то убытками; есть и сами предприниматели, которые с радостью расскажут о давлении. Джихван поймал себя на мысли, что, хотя рассказ был очень подробным, в нём ощущалась прямо-таки неестественная беспристрастность. Незнакомец словно просто поделился информацией, которая показалась ему примечательной в контексте их разговора, ни больше ни меньше. Это следователь? Или частный детектив?
Апатия и усталость Джихвана исчезли без следа. Перед ним разворачивалась интереснейшая история с фактами, документами, потенциальными свидетелями, и Джихван был бы счастлив этим заняться.
Журналист перевёл дыхание.
— Это… это очень серьёзно, — произнёс он, стараясь придать своему голосу профессиональную сдержанность, хотя внутри всё гудело от предвкушения. — То, что вы описали, — это готовое журналистское расследование. Если у вас действительно есть упомянутые доказательства и свидетели готовы говорить, я могу помочь.
Он замолчал, пытаясь подобрать нужные слова.
— Послушайте, я понимаю, что мы только что познакомились, но это напрямую связано с тем, чем я занимаюсь. Я журналист. Моё издание, возможно, не самое крупное, но у нас есть репутация и своя аудитория. Я мог бы… я хотел бы взяться за это расследование. Придать ему форму, собрать недостающие детали, если потребуется, и опубликовать. Такие истории не должны оставаться в тени.
Джихван говорил убеждённо, но без излишнего напора. В контексте этого диалога деликатность казалась правильным подходом. Его позиция основывалась не на эмоциях, а на профессиональном долге и общественных интересах.
Незнакомец оставался спокойным, почти непроницаемым. Он не выглядел удивлённым предложением Джихвана, словно ожидал чего-то подобного.
— Ваш интерес понятен, — произнёс мужчина. — Да, возможно, это изменит ситуацию для тех, кто пострадал. Все собранные материалы сейчас в моём рабочем ноутбуке, и они уже хорошо упорядочены, поэтому дополнительные объяснения не понадобятся. Если оставите адрес электронной почты, я поделюсь всем, что у меня есть. Дальше решите сами, стоит ли это вашего времени. Я пока не знаю, как буду продвигать дело юридически, но в любом случае ваша помощь совершенно точно не помешает.
Ответ был настолько будничным, что Джихван на мгновение растерялся. Он ожидал сопротивления или хотя бы условий. Он потянулся за своим блокнотом и ручкой, чтобы записать адрес, и только тут его осенило.
— Простите, — он слегка смутился, поднимая взгляд. — Мы так увлеклись разговором… Я Ли Джихван. Журналист газеты «Сеульский вестник».
Он протянул свою визитку — стандартную, с логотипом издания, должностью и контактами. Единственное, чего там не было, — адреса его личной электронной почты.
Незнакомец принял её и в ответ достал из внутреннего кармана пиджака свою. Простая белая карточка, без излишеств.
— Кан Мёнджин, — представился он.
На визитке было только имя — на корейском и английском — и номер телефона. Ни должности, ни компании, ни почты. Джихван мельком отметил эту лаконичность, убирая карточку в карман.
— Я запишу почту, — сказал журналист, открыв блокнот и выдернув листочек.
Обменявшись адресами, они ещё мгновение постояли в тишине.
— Что ж, Ли Джихван-ши. Надеюсь, присланные мной материалы вас не разочаруют. Было очень приятно с вами познакомиться.
— Взаимно, Кан Мёнджин-ши. Я буду ждать вашего письма.
Мёнджин развернулся и спокойно направился к выходу, не оглядываясь. Джихван остался стоять у окна. В руке он сжимал простую белую визитку, а в голове уже рождался набросок будущей статьи. Рассвет, пусть и не безоблачный, как и на картине, казался теперь хотя бы возможным.
Глава 18
Первым вернулся слух. До меня донёсся приглушённый, далёкий гул города за окном. Потом тиканье настенных часов, методичное, монотонное. Следом возникли ощущения тела: жёсткая, неприятно прилипшая к коже ткань рубашки, сухость во рту, словно я глотал пыль, и ломота в мышцах, будто меня долго били. Веки казались свинцовыми, и, когда я с усилием их приподнял, узкая полоска света, пробивающаяся между шторами, резанула по глазам.
Я лежал на кровати. В своей комнате. Но что-то самочувствие совсем не здравое. Я всё ещё был одет — та же рубашка, те же брюки, в которых я… А откуда вообще у меня эта рубашка? Это ведь не та, которую я носил со старым офисным костюмом.
Последнее чёткое воспоминание — решение помочь Чхве Минхо. Разговор по телефону. Потом… пустота. Вернее, не пустота, а, скорее, хаотичный шум, мешанина образов, которые сейчас ускользали, оставляя лишь ощущение чего-то грандиозного и совершенно неподконтрольного. Сколько прошло времени? Час? День?
Попытка приподнять голову отозвалась резким головокружением. Мир качнулся, и я снова упал на подушку. Тело было чужим, слабым, совершенно не слушалось. Но инстинкт оказался сильнее апатии. Вода. Организм требовал воды с отчаянной настойчивостью.
С усилием перекатившись на бок, я сел, свесив ноги с кровати. Комната медленно вращалась. Пришлось опереться рукой о стену, чтобы встать. Шаги давались с трудом, ноги подкашивались, каждый метр до уборной казался марафонской дистанцией. Наконец добравшись до раковины, я дрожащей рукой открыл кран и налил полный стакан воды. Вкус был металлическим, но я пил жадно, чувствуя, как влага оживляет пересохшее горло. Один стакан. Второй. Легче не становилось, но острое чувство жажды немного притупилось.