Он снова покачал головой, отложив карты в сторону.
— Вы меня сегодня впечатлили, Кан-ши. Гораздо сильнее, чем в нашу первую встречу, а ведь вы и в тот раз привлекли моё внимание, — сказал он. — Вы сказали, ваши клиенты всегда довольны. А почему так? Или это было сказано для красного словца? Не в картах же дело, когда вы консультируете.
Я пожал плечами.
— Не сочтите за хвастовство, но моя компетентность в работе ничуть не ниже моего уровня игры в карты. В немалой степени одно с другим связано.
Следующая раздача стала последней. У Тэмина снова была сильная рука, и он решил рискнуть на префлопе, пойдя олл-ин. Я мгновенно ответил коллом. Карты легли на стол.
Дилер сгребла фишки Тэмина и подвинула их мне.
— Что ж, Кан-ши, надеюсь, в следующий раз мы найдём более приятный повод пообщаться, — проворчал Тэмин, поднимаясь из-за стола, и протянул мне руку. — Поздравляю.
Я пожал его руку.
— Спасибо за игру, Тэмин-ши.
Он кивнул, бросил короткий взгляд на Ханби, затем развернулся и направился к выходу.
Всё завершилось даже как-то слишком быстро. День ещё толком не успел смениться вечером, а победитель в нашей группе уже определился. Даже большой блайнд, который на финальном столе начал вырастать каждую пятую раздачу, в конце игры оставался до неприличия мал относительно наших с Тэмином стеков.
Я остался один за столом перед горой фишек. Жаль, что их никак не обналичить.
Повернулся к Ханби.
— Ханби-я, ну я же говорил, что ты приносишь удачу. А ты не верила, — я улыбнулся ей. — Не слишком устала?
Ханби ответила не сразу. Она подняла глаза и несколько долгих секунд просто смотрела на меня. Этот прямой изучающий взгляд заставил меня на мгновение забыть о фишках, об игре, о Тэмине.
Затем её щёки порозовели. Она мило смутилась, отведя взгляд в сторону.
— Ну, не то чтобы устала, но… — начала она. — Как насчёт того, чтобы попробовать тот самый кофе из Каннына?
Глава 39
Комната встретила тишиной и сумраком, который не могли разогнать ни воображаемые свечи, ни отблески далёких звёзд Сомнии, что иногда просачивались сквозь неплотно сомкнутые границы этого кармана реальности. Большие, во весь рост, зеркала по стенам оставались непроницаемо-тёмными, сливаясь с мраком так, что казались не более чем декоративными вставками — участками стены, покрытыми чёрным лаком. Они пока не хотели отражать ничего, кроме тьмы — и моей воли, удерживающей их на месте.
Я уселся перед рабочим столом. Простая функциональная мебель, такая же, какая была в первом по-настоящему моём доме — я купил его, когда только сдал экзамен на специалиста.
В родном мире создание собственного домена в Сомнии казалось естественным шагом, почти игрой. Сейчас же, в этой чужой, «непричёсанной» Сомнии, всё давалось с усилием, словно попытки настроить оркестр, где каждый инструмент фальшивил на свой лад. Да, в прошлый раз я начал создавать домен только на этапе специалиста, а сейчас я всего лишь адепт, но опыт ведь никуда не делся — всё должно быть намного проще.
На столе передо мной лежало маленькое зеркальце, не больше ладони. Его поверхность не отражала ни моего лица, ни комнаты. Вместо этого по ней непрерывно текли, сплетались и расходились тонкие разноцветные линии — мой личный способ воспринимать и анализировать потоки идей, что бурлили за пределами этого хрупкого убежища. А в прошлой жизни… Эх… Нет, хватит уже цепляться за старое, только зря расстраиваюсь. Это маленькое зеркало — артефакт, собранный из крупиц моего понимания и воли. По уровню сложности он где-то рядом с тем ноутбуком, с которым я развлекался не так давно во сне Элеоноры — он, кстати, сейчас лежит на полке. И скорее всего, так и останется там лежать — эксперимент в целом удался, но мне всё-таки привычнее работать с зеркалами.
Я прикрыл глаза. Нужно было «попробовать на вкус» то, что сегодня принесла Сомния. Осторожно, ментальным усилием, я позволил одному из потоков, что настойчиво бился о границу домена, просочиться внутрь и направил его к маленькому зеркалу. Разноцветные линии на его поверхности задрожали, разом утратили свои цвета и слились в единый мутно-зелёный пучок, с неприятными жёлтыми вкраплениями. Запахло чем-то кислым, как будто забродившими фруктами. Я поморщился. Это была идея страха, смешанная с мелкой бытовой завистью, — чьи-то чужие неинтересные переживания. Не годится. Я аккуратно «вытолкнул» этот поток обратно, запечатав брешь.
Следующий «образец» был интереснее. Линии окрасились в глубокий синий, с редкими серебристыми искрами. Повеяло холодом, как от зимнего неба. В голове возник довольно сложный образ, в котором угадывался запах старых книг и озона перед грозой. Это была концепция чистого отвлечённого познания, любопытства исследователя. Хороший ингредиент. Я мысленно «зафиксировал» его структуру, сохраняя слепок в шкафчике, что стоял рядом со столом, — моём маленьком хранилище «специй» и «нот».
В теории можно было бы запечатлеть подобное и в эфирном теле, но для мага это всё равно что сделать татуировку для сиюминутной заметки. Сама по себе концепция — сокровище, но, будучи вплавленной в твою суть… Это ведь чужеродный элемент, который потом, уже после завершения работы, придётся мучительно вычищать. С воспоминаниями в целом то же самое — вот зачем мне вплетённые в собственное эфирное тело многие месяцы жизни фактически незнакомых людей?
Эх, поскорее бы уже наладить нормальный доступ к домену.
Работа по настройке больших зеркал-стен напоминала игру на сложном многострунном инструменте. Каждое из них должно было резонировать на определённой частоте — идеи стабильности, порядка, знания. Маленькое зеркало на столе служило камертоном и одновременно смычком. Я выбирал из шкафчика подходящий слепок — например, ту самую идею чистого познания — и, используя настольное зеркальце, пытался «проиграть» эту мелодию на одном из больших тёмных инструментов на стене.
Линии на маленьком зеркале становились тоньше, выстраивались в сложный узор. Я направлял их на одно из больших зеркал, и по его тёмной поверхности пробегала едва заметная рябь, словно от капель дождя. На мгновение казалось, что смутные очертания внутри зеркала стали чуть чётче, темнота — чуть глубже, словно зеркало пыталось «впитать» новую настройку. Но эффект был слабым, недолгим. Струны этого «оркестра» были слишком грубыми, а «инструменты» — расстроенными дикой природой местной Сомнии.
Приходилось повторять это снова и снова, меняя оттенки идей, варьируя силу воздействия в поисках единственно верного резонанса, который заставит эти глухие зеркала наконец-то «зазвучать» — отразить не просто темноту, а упорядоченную мысль, стать настоящими хранителями идей, как им и полагалось.
Это была кропотливая работа. На уровне адепта, которым я сейчас формально являлся, создание полноценного домена считалось почти невозможным. И это я говорю о своём прошлом мире, где Сомния была поприветливей. Но я не был обычным адептом. И упрямства мне всегда хватало.
Время в Сомнии текло не совсем стабильно. Иногда казалось, что прошли часы, а на самом деле по ту сторону промелькнули лишь мгновения. Иногда наоборот — короткая сконцентрированная работа здесь отнимала столько сил, сколько за целый день не скопить. Я продолжал свою методичную настройку зеркал, одного за другим, слой за слоем вплетая в их тёмную структуру нити выбранных идей. Зелёные, синие, серебристые линии в маленьком зеркале сменяли друг друга, отражая мои попытки гармонизировать пространство. Шкафчик пополнялся новыми слепками концепций, и редкие, едва заметные проблески упорядоченности начинали появляться на поверхности больших зеркал. Не отражение, нет, до этого было ещё далеко. Скорее, намёк на глубину, словно матовое стекло, за которым угадывался какой-то скрытый узор.
Я не знал, сколько реального времени прошло, но усталость начала накапливаться, размывая концентрацию. Сомния, даже в таком относительно защищённом уголке, требовала постоянного ментального усилия. Пора было возвращаться. Последним усилием воли я стабилизировал текущее состояние домена, закрывая его от внешних влияний, и позволил своему сознанию скользнуть обратно сквозь тонкую грань между мирами.
Резкий вдох, и я снова ощутил своё тело. Тёплое, живое, но немного… тяжёлое. Непривычное после эфирной лёгкости Сомнии. И ещё — незнакомое ощущение чьей-то близости. Я открыл глаза.
Первое, что я увидел, — это прядь тёмных волос, рассыпавшаяся по белой подушке. Потом — плавный изгиб плеча и спины. Ханби. Она спала, отвернувшись от меня.
Я лежал неподвижно, давая себе привыкнуть к реальности. За окном занимался рассвет, окрашивая комнату в мягкие жемчужные тона. Понедельник. Как незаметно пролетели выходные… Вчерашний день на покерном турнире промелькнул почти мгновенно. Я не стал затягивать отборочные игры, решив не тратить время. Просто и без лишних затей выиграл все этапы в своей группе, ушло на это суммарно часа три. Никаких новых интересных встреч на этот раз не случилось, да и настроение было другим. Хотелось просто закончить с этим и провести остаток дня с Ханби.
Она тихонько засопела во сне, что-то неразборчиво пробормотав, и чуть подвинулась, обнажая гладкое плечо. Я осторожно, боясь разбудить, провёл кончиками пальцев по её коже. Она снова что-то промурлыкала, не просыпаясь.
Вот сейчас и было то самое время для маленькой шалости. Я чуть приподнялся на локте, приблизился к её уху, ощущая аромат её волос — что-то цветочное, с лёгкой ноткой ванили, — и очень тихо, почти на грани слышимости, прошептал:
— Пора на работу…
Ханби вздрогнула всем телом, словно от разряда тока. Сон мгновенно слетел с неё. Она резко повернулась, её глаза широко распахнулись, пытаясь сфокусироваться в утреннем полумраке. Секунду она просто смотрела на меня, непонимающе хлопая ресницами.
— М-м? Что?.. — её голос был сонным, немного хриплым. — Работа?
Она зевнула, прикрыв рот ладошкой, и попыталась сесть, но тут же снова упала на подушку, моргая. Наконец её взгляд сфокусировался на мне, и в нём появилось осознание. А затем — лёгкое недовольство.