Но для меня это был маяк.
Я позволил своему сознанию взять под контроль окружающий хаос и ментально сдвинулся, чтобы вернуться на личный островок спокойствия в Сомнии — в свой домен. Привычная комната с зеркалами, уже более стабильная, чем всего пару дней назад. Маленькое зеркальце-камертон на столе.
Я встал перед одним из больших тёмных зеркал. Мысленным усилием я спроецировал на его поверхность всё, что увидел и почувствовал в «МоноТекстиле». Вот образы прошлого — страсть Чхве Джинсу, его идеи. Вот настоящее — современные станки, качественные, но немые полотна, усталость и растерянность его внука. Вот отпечатки идей в Сомнии — слабые, затухающие эманации первоначального замысла, погребённые под слоем прагматизма.
Зеркало отразило всё это, но не пассивно. Оно, подвластное моей воле, преобразило информацию, структурировало её, выявило скрытые связи. На его поверхности проступила сложная, многомерная схема. В центре — яркая пульсирующая точка: «„МоноТекстиль“ — ткань как носитель эмоции и истории». От неё расходились нити — к прошлому (забытая философия основателя), к настоящему (потенциал, качество сырья) и к будущему (возможные рыночные ниши, уникальное торговое предложение).
Я смотрел на сложную схему, развернувшуюся на поверхности зеркала, и окончательно уверился в своих подозрениях.
Те слабые, почти истлевшие отпечатки идей, которые я уловил от старых образцов ткани, та страсть, с которой Чхве Джинсу говорил о «душе» своих творений… Это было нечто большее, чем просто талант или вдохновение. Это был действительно след. Слабый, неясный, но безошибочно узнаваемый след магии.
Магии Сомнии.
Я прокрутил в Зазеркалье образы прошлого Чхве Джинсу ещё раз, теперь уже с новым фокусом. Его напевы во время работы — не просто мелодии, а скорее, интуитивные мантры, помогающие сосредоточить волю. Его эксперименты с узорами и красителями — не слепой поиск, а попытка нащупать резонанс, заставить физический материал откликнуться на ментальный образ, на идею. Его слова о «ткани, несущей покой» или «узоре, дарующем вдохновение» — это же почти точное описание того, как идеопластика Сомнии может влиять на восприятие!
Чхве Джинсу, основатель «МоноТекстиля», был магом.
Необученным, очевидно, — иначе я бы мгновенно опознал в материале артефакт, в каком состоянии он бы ни был. Это был неофит-интуит, примерно как и Кан Мёнджин, который так и не осознал природу своего дара. Способности Джинсу были слабы, ограничены узкой сферой его страсти — ткачеством. Он не создавал артефакты в полном смысле этого слова, а просто вплетал частички своей Сомнии, свои эмоции, свои идеи в нити, создавая ткани, которые несли в себе слабый, но ощутимый для чувствительного человека отпечаток его замысла. Скорее всего, станки тоже были изменены под его влиянием.
Это объясняло многое. В первую очередь то, почему «МоноТекстиль» сейчас в таком упадке. Дело было не только в рынке и конкуренции, просто компания утратила одарённого, на котором всё и держалось. Его наследники, не обладая его даром, не смогли понять и сохранить суть его творений. Они видели лишь внешнюю форму — качественную ткань, красивые узоры. Но они не видели главного. И постепенно, стремясь к эффективности и снижению затрат, они свели всё к простому ремеслу.
В то же время эта компания никогда не была приспособлена справляться собственными силами. За свою жизнь Чхве Джинсу так и не получил этого навыка, ему это было не нужно, так что и передать полезный опыт потомкам он не мог. Он вообще ничего не сумел передать, ну, кроме, скорее всего, старых артефактных станков — которых после реконструкции не осталось. Всё то, чему он учил наследников, для них было абсолютно бесполезным. Можно попробовать потом спросить у Минхо, может, где-то завалялся хотя бы фрагмент старого станка, это могло бы… А хотя нет. Нет никакого смысла спрашивать о станках.
Зачем мне нужны поделки неофита-интуита? Своими силами я справлюсь намного лучше.
Спустя полтора часа дверь кабинета тихо скрипнула. В проёме появился Чхве Минхо.
— Кан Мёнджин-ши? Всё в порядке? Обед готов, если вы…
Я открыл глаза, возвращаясь из глубин Сомнии. Головокружение, привычное после таких погружений, быстро прошло.
— Да, Минхо-ши, всё в порядке, — сказал я, поднимаясь. — И, кажется, у меня есть для вас кое-какие идеи.
Мы перешли в столовую для руководства — небольшую комнату рядом с кабинетом Минхо, где уже был накрыт скромный, но аппетитный обед: рис, суп, несколько видов кимчи и тушёное мясо.
— Ваша ситуация, Чхве-ши, навела меня на одну мысль, — начал я, когда мы приступили к еде. — «МоноТекстиль» обладает уникальным, но, к сожалению, почти забытым наследием. Ваш дед, Чхве Джинсу, был не просто талантливым ткачом. Он создавал ткани с характером, с историей. Его изделия несли в себе определённую концепцию, если хотите.
Минхо удивлённо поднял на меня глаза от тарелки с рисом.
— Концепцию? Вы о тех старых образцах? Я не очень понимаю.
— О них самых, Минхо-ши. Речь не только об узорах, — я покачал головой. — Фактура, цвет, само ощущение от ткани. Он интуитивно нащупал то, что сейчас является одним из главных трендов в потребительском поведении, — стремление к уникальности.
Я видел, что Минхо ещё совсем не понимает, к чему я всё это говорю. Для него, человека сугубо практичного, прозвучавшее было слишком абстрактным. Да я и сам не очень-то понимал, что вообще говорю, но надо же как-то обосновать свои идеи?
— Я предлагаю не пытаться конкурировать с гигантами на их поле, производя тонны стандартной ткани, — продолжил я, выбирая более приземлённые формулировки. — А сосредоточиться на создании эксклюзивных, лимитированных коллекций тканей. Каждая коллекция — со своей уникальной концепцией, своей историей, своим характером. Это может быть отсылкой к каким-то историческим стилям, к природным явлениям, к культурным традициям Кореи. Главное — чтобы это была не просто ткань, а законченный продукт с чётким позиционированием.
Минхо задумчиво жевал рис.
— Эксклюзивные коллекции… — протянул он. — Но кто их купит? Я обращаю ваше внимание, Мёнджин-ши, что мы уже сейчас сотрудничаем с известными люксовыми брендами. Чем мы будем их удивлять? И в целом это потребует совсем другого подхода к маркетингу и продажам. У меня нет ни опыта, ни ресурсов для этого. Да и, честно говоря, Кан Мёнджин-ши, я пока не совсем улавливаю, в чём тут выгода для «МоноТекстиля». Звучит красиво, но… туманно.
— Всё прояснится, — заверил я его. — Но мне потребуется некоторое время, чтобы подготовить для вас детальный план. Проанализировать рынок, подобрать потенциальные концепции для первых коллекций, продумать стратегию продвижения. Это довольно большой объём работы, — я сделал паузу, мысленно прикидывая, сколько сил и времени уйдёт на оборудование и обучение мастеров. Мда, это что же я на себя взваливаю…
Я продолжил:
— Но уже сейчас могу сказать, каким я вижу наше будущее сотрудничество.
Минхо отложил палочки и взглянул на меня с интересом.
— Видите ли, Чхве-ши, — сказал я, — скоро у меня освободится некоторый капитал. Не слишком большой, около полутора миллионов фунтов, но достаточный для одного проекта: я планирую открыть небольшое ателье. Даже, скорее, дизайн-студию. Мы будем специализироваться на создании эксклюзивной одежды и, возможно, текстиля для интерьера, используя ткани самого высокого качества. И я хотел бы, чтобы «МоноТекстиль» стал нашим основным, если не единственным, поставщиком этих уникальных концептуальных тканей.
Глаза Минхо расширились.
— Вы хотите перепродавать наши ткани?
— Не совсем так. Я хочу покупать их у вас. По выгодной нам обоим цене — мы с вами разработаем справедливую формулу. А моя студия будет создавать из них конечный продукт и продвигать его на рынке. По сути, я стану вашим первым и, надеюсь, якорным клиентом в этом новом направлении.
Я видел, как в голове Минхо начинают работать шестерёнки.
— То есть вы хотите стать клиентом «МоноТекстиля», но на более выгодных основаниях, чем остальные? — уточнил он.
— Я планирую стать вашим партнёром, Минхо-ши, — поправил я. — Я готов взять на себя разработку бренда для этих коллекций, организацию рекламных кампаний, поиск выходов на нужных клиентов — дизайнеров, бутики, возможно даже корпоративных заказчиков для эксклюзивных подарков. Более того, я готов лично участвовать в переговорах по контрактам на поставку этих тканей другим вашим клиентам. Но на определённых условиях.
— Каких условиях? — настороженно уточнил Минхо.
— Каждый контракт на поставку этих концептуальных тканей, заключённый при моём участии, остаётся на моём личном контроле. И я буду получать оговорённый процент от прибыли по каждому контракту. Не от оборота, заметьте, а именно от чистой прибыли, которую «МоноТекстиль» получит благодаря этому заказу.
Минхо молчал, обдумывая предложение. Это была не та схема сотрудничества, которую он мог ожидать. Мы ведь уже говорим не просто о консультации, а о гораздо более тесном сотрудничестве.
— Это необычно, — произнёс он наконец. — Но, должен признать, в этом что-то есть. Вы, по сути, предлагаете разделить риски. Если ваши идеи не сработают, вы тоже ничего не заработаете на этих контрактах.
Он не озвучил этого, но мне было совершенно ясно, что будь на моём месте кто-либо другой, то подобное условие он бы ни за что не принял. Обычно маркетинговые агентства, которые ищут клиентов, берут вполне понятную и заранее оговорённую сумму. Да, продажников мотивируют бонусами за каждого доведённого до сделки клиента, но обычно это просто единоразовая выплата. А я прошу процент, да ещё и бессрочно. Даже предварительно согласившись, Минхо всё ещё не понимал, за что я планирую брать деньги. Что для него значит вот этот «личный контроль», к примеру?
— Именно, — подтвердил я. — Я уверен в потенциале этой идеи и готов вложить в неё не только свои силы, но и деньги. К тому же я не претендую на долю от контрак